25815.fb2
- Это так точно...- проговорил Петька.
- Что - так точно?
- Видел - горная стража выскочила?
- Ну?
- Ну и ну... Только и всего.
На плотине с дребезжаньем прозвучало пять ударов колокола.
- Пошли, ребята! Вон уж сколько часов!
- Верно тетка-то говорила. Опоздаем мы.
- Часика два порыбачим - и домой.
Пруд был тих и пустынен. Только на мостике между ледорезами стоял человек с удочкой да в дальнем заливе виднелся одинокий рыбак на лодке.
Место для рыбалки мы выбрали удачно. Колюшка первый вытащил довольно порядочного окуня. Потом пошло и у нас. Петька уже хвастался:
- Полторы четверти от хвоста до головы! Винтом шел. Еле выволок его!
Два часа промелькнули, как миг. Когда плотинный караульный отдал семь ударов, Колюшка стал сматывать удочки.
- Ну-к, ребята, хватит! Тоже не близко, хоть и по перевозу. То да се дождемся потемок.
- Испугался?
- Испугался не испугался, а пора. Есть мне охота.
- У тебя только и разговору, что об еде.
- Ну-к, к слову я...
- Опять закословил!
Спускаясь с плотины, мы увидели, что старик сидит на том же пне, а около сосны стоит привязанная лошадь.
- Видно, стражник ему велел дорогу караулить. Оттуда не выпускают, а туда? Пустят - нет?
- Дедко, что там случилось? - крикнул Петька.
- Свинушка отелилась,- откликнулся старик.
- Нет, ты скажи толком.
- Толком - с волком, со мной - шутком.
- Свадебщик, видно,- догадался Петька и звонко закричал: -Ездок- зелена муха! Пимы потерял!
- Я потерял, ты подобрал - кто вором стал? - откликнулся старик.
- Тьфу ты, стара шишига, не переговоришь такого! - плюнул Петька.
Не много успели пройти по пестрой полянке зимника, как где-то близко нам показалось, в лесу, слева,- раздался выстрел. Было время охоты на боровую птицу, и выстрелы в лесу были не редкостью. Только тут происходило что-то непонятное. Не прошли и десяти шагов - опять выстрелы. На этот раз часто, один за другим. Снова одинокий выстрел, и опять - раз, два, три...
- Ходу, ребята! - крикнул Петька и бросился с полянки в лес направо, туда, где мы пробирались, когда шли вперед.
На полянке зимника было еще совсем светло, а в лесу уже стало повечернему неприветно, глухо, угрюмо.
Бежать лесом с удочками и ведерками не так удобно, и наш Кольша растянулся. Он сломал удилище, поцарапал себе руку и рассыпал своих окуней. Невольная остановка, пока собирали рыбу, нас немного образумила.
Куда бежим? Зачем?
Выстрелов больше не было, и мы отправились обратно к зимнику. На опушке оказался какой-то молодой мужик в розовой, измазанной глиной рубахе. Заметив нас, он негромко спросил:
- Вы куда?
- На перевоз. В Горянку нам.
- Не велено тут! Вон, гляди, стражники... Вдали мы увидели человек пять стражников. Разъезжал и тот, который заворотил женщин на прииск. Притаившись за деревьями, мы стали спрашивать мужика:
- Дяденька, а как нам в Горянку-то?
- Трактом попытайтесь.
- Тут-то хоть что?
- Ловят одного...
- Кого?
- Ну, начальство знает. Отойдите-ко, а то еще налетит. Вишь, сюда глядит...
- Кто стрелял-то?
- А мне видно? Стражники, поди... Может, и тот стрелял.
- Кто?
- Да которого ловят... Уходите, ребята. Не велено сказывать. Политика он... Поняли? Уходите сейчас же.
Слово "политика" мы слыхали. Взрослые в наших семьях говорили это слово с опаской, потихоньку, но с уважением. Зато наш уличанский подрядчик Жиган орал на всю улицу, когда рассчитывался со своими рабочими:
- Вы что? Политика али что? Научились, главное дело, в чужом кармане считать! Покажу вот дорожку! Покажу! Становому сказать - живо отправит. Сибирь-то, она, брат... На всех, главное дело, хватит!