- Вот тебе и голова! Помните, сказал - до конца идите?
Опять запели про сороконожку и пошли к пруду. Вблизи берега, где лес совсем редкий, наш раненый отозвался. Где он? Близко вовсе, а не видно. За деревом, что ли? Но вот зашевелилась куча хвороста. Вон он где!
- Не мог, ребятки, выше-то уползти. Что-то плохо мне,- сказал незнакомец, когда мы подбежали к нему.- Воды принесите кто-нибудь.
Петька вытряхнул перед раненым смесь горохового киселя с бараниной и творожником, выложил ломти хлеба и побежал с бураком к пруду.
- И поесть принесли. Вот спасибо, ребятки! Да как много!
И он сейчас же схватил ломоть и жадно стал есть. Мы не менее жадно разглядывали своего вчерашнего знакомца. Он был еще не старый, с короткими черными волосами и широкими бровями. Кожа лица и рук покрыта мелкими черными точками, как у слесарей. Подбородок сильно выдался, а глаза, казалось, спрятались под широким квадратным лбом. Ласковые слова мало подходили к строгому лицу.
- Что глядите-то! - усмехнулся раненый. - Не видали, как голодные едят? Что говорят в заводе про вчерашнее?
Тут я принялся выкладывать, что слышал от отца. Раненый заметно заинтересовался:
- Где, говоришь, отец-то у тебя работает? Я сказал, что у нас с Петьшей отцы работают в пудлинговом цехе, а у Колюшки - тот всю жизнь на домне.
- Лошадей ни у кого нет?
- Лошадей нет.
- Вот что, ребята... Вы бы мне слесаря Тулункина нашли. В вашем краю живет. На Первой Глинке.
- Приезжий какой?
- Нет, ваш, горянский. Мы с ним вместе в городе работали.
На Первой Глинке, как и на своей Каменушке, мы знали подряд все дома, но Тулункиных там не было. Перебрали но памяти всех - нет Тулункиных!
Раненый, однако, стоял на своем: есть.
- Писал ему раз. Дошло письмо, и ответ получил.
- На Первой Глинке?
- На Первой Глинке. Тулункин Иван Матвеевич.
- Нет, такого не бывало. Раненый все-таки не верил нам.
- Вы вот что, ребята! Ступайте домой и там узнайте про Тулункина. Сходите потом - только не все, а один кто-нибудь - к этому Тулункину и скажите ему: Софроныч, мол, тебя ждет с лошадью, а где ждет - я укажу.
- Дяденька, да нам на Первую Глинку и ходить нельзя.
- Деремся мы с тамошними ребятам.
- Ну, помиритесь на этот случай.
- Легко сказать - помиритесь! Это с Сенькои-то Пакулем да с Гришкой Чирухой! Попробуй!
Мы быстро собрались домой, ягоды не стали брать. Решили сказать дома, что их вовсе нет в этом месте: брусника еще белая, а других не осталось. На обратном пути не один раз перебрали всех жителей Первой Глинки. Может, пишется кто так? У нас ведь в Горянке чуть не у всех двойные фамилии. Петька вон зовется Маков, а пишется Насонов. Колюшка по-уличному Туесков, а пишется Турыгин. У меня тоже две фамилии.
- Надо, ребята, все-таки узнать про Тулункина.
- Ты сперва про другое думай! - сурово сказал Петька.- Как пройти мимо Глинки? Сенька-то, поди, караулит. Думаешь, Чируха ему не сказал?
- Может, Сеньки и дома нет.
- Все-таки, ребята, пойдем берегом.
- Там скорее нарвешься.
- Мы со Второй Глинки поглядим. Если не купаются - ходу прямо по воде. Ладно? А Сенька пусть сидит, как сыч, в переулке караулит.
Сенька оказался хитрее.
Только мы поравнялись с Первой Глинкой, как на нас налетело четверо, а сзади, с огородов, еще перелезло трое. Нас окружили. Враги заранее радовались:
- Попалась, Шестипятка!
Но Петька не забыл про разодранные штаны и зверем кинулся на Гришку Чируху. Гришка был слабый мальчик, и Петька с одного удара сбил его с ног.
Колюшка пошел на Сеньку Пакуля, но тот увернулся, ловко подставил ножку, и наш Медведко сунулся носом в землю на самый берег. Меня тузили двое школьных товарищей и уже кричали:
- Корись, Егорко!
Я, конечно, не мог допустить такого позора и отбивался как мог, хотя уже из носу бежала кровь и рука была чем-то расцарапана.
По счастью, Петька изо всей силы залепил камнем в ведро подходившей к пруду женщине. Ведро зазвенело, загрохало и свалилось на землю. Женщина освирепела и бросилась с коромыслом в самую гущу свалки. Мы воспользовались этим и бросились наутек к переулку.
Как раз в это время возвращался лесник верхом на лошади. Ехал он шагом. Это для нас было выгодно. Мы из-за него могли отбиваться камнями, а нашим врагам этого сделать было нельзя. Так и ушли.
Петька мог все-таки утешиться:
- Видели, ребята, как я Чирухе засветил? Два раза перевернулся! Будет помнить, как штаны драть!
Хоть Гришка и не перевертывался двух раз, но нам самим похвалиться было нечем, спорить не стали. Колюшка только вздохнул:
- Кабы нога не подвернулась, я бы ему показал...
- Ежли да кабы стали на дыбы, хвостиком вильнули, Кольше подмигнули...
- У самого-то щеку надуло!
- Это мне Сенька вкатил. Хорошо бьется, собака! Это так точно. В нашей бы улице жил, мы бы показали перво-глинским! А Чируха - язва. Только и толку, чтобы одежду драть. Ему ловко, богатому-то!
- Вот и мирись с ними!