- Я так и думал...
- Ну, а теперь бегите играть.
Когда нас так отстранили, Петька первым делом налетел на меня:
- Распустил язык! Все им сказал. Кто тебя просил?
- Сам бы шел!
- "Сам бы, сам бы"! А ты что?
- А то... Не поверил Иван Матвеич. Пойдем, говорит, к отцу.
- Ну?
- Ну я и рассказал.
- Все, как было? И про место, где он лежит?
- И про место...
- Вот и вышел "малый мой, малый мой, понесу тебя домой"! Теперь, думаешь, они что скажут?
- Так ведь спрячут его.
- Спрячут-то спрячут, да тебе не скажут. Слыхал у них разговоры: "Отвяжись! не твое дело!"
- Узнаем, поди, потом, - отозвался Колюшка.
- Когда узнаем? Как большие вырастем?
В это время отворилась калитка. Вышел Иван Матвеич и не спеша зашагал к своей улице. Вскоре вышли и наши отцы.
Отец Петьки зашел к себе во двор, а мой прошел мимо и повернул в переулок налево.
- Видал? Сговорились уж, а про нас и помину нет! Это так точно.
- Ну-к что...
- Вот те и "ну-к"! Узнать-то охота или нет? Беги, Егорша, за отцом. Если он брать не станет - скажи, в Доменную, мол, надо, а мимо Кабацкой боюсь один. Я к Сеньше сбегаю. Пусть он за своим отцом глядит. А ты, Кольша, тут сиди. Никуда, смотри, не уходи. Если мой тятя куда пойдет, беги за ним.
Своего отца я догнал, когда он поравнялся с соседней, Кабацкой улицей. Отец усмехнулся:
- Тебе куда?
- Я, тятенька, в Доменную... К Силку Быденку...
- Зачем это?
На этот вопрос я не знал, что сказать. Никак не придумывалось.
- Так... Говорят, у него крючки есть...
- Самоловы, поди?
Я обрадовался и принялся врать о крючках, но отец не дослушал:
- Ступай домой.
В голосе не было строгости, и я уже по-простому запросился:
- Я с тобой пойду!
- Нет, Егоранько, нельзя. Потом тебе скажу...
- Когда скажешь?
- Ну, когда надо, тогда и скажу. Ступай! Некогда мне. - И отец нахмурился.
Приходилось идти домой без удачи.
Петьки еще не было. Кольша спокойно сидел на завалинке у Маковых. Я сказал, что отец меня воротил, и в утешенье себе добавил:
- Обещался потом сказать.
- Ну-к, я говорил - скажут. Зря Петьша трепещется. С этим я не мог согласиться. Когда еще скажут! Надо теперь узнать.
От Маковых вышел Илья Гордеич. Одет он по-праздничному, но как-то чудно: ворот синей рубашки расстегнут и торчит заячьим ухом, суконная тужурка надета в один рукав, левый карман плисовых шаровар вывернут, фуражка сидит криво и надвинута на глаза. Что это с ним? На ногах нетвердо держится! Когда напился? Сейчас трезвехонек был.
- Что, угланята, уставились? Пьяных не видали? - спросил Илья Гордеич и, пошатываясь, пошел вверх по улице.
Мы переглянулись и стали смотреть, что будет дальше. Пройдя домов пять, Илья Гордеич совсем по-пьяному затянул:
Ой-да, ой да за горой,
За круто- о -ой...
Запыхавшись, прибежал Петька и стал рассказывать:
- Сеньшин отец с удочками пошел! В ту сторону... Понятно? Не поймаю ли, говорит, вечером ершиков, а у самого и червей нет и удочки у Сеньши взял. Рыболов, так точно... У вас что?
Мы рассказали. Петьку больше всего удивило, что отец у него напился.
- Вина-то в доме ни капельки. Знаю, поди. Выдумываете?
- Ну-к, гляди сам. Вон он у Жиганова дома куражится.