Пинком распахнув двери, Айринэ швырнула рюкзак точно посередине отвоеванной комнаты:
— Все! И не уйдем отсюда, пусть хоть с тараном приходят!
С тараном, правда, никто не пришел. Редкие отдельные личности все-таки пытались покуситься на комнату, но одного вида Такса, неторопливо поднимающегося во весь свой внушительный рост и расправляющего плечи, оказалось достаточно, чтобы покусители дали задний ход и скрылись за дверью.
Айринэ сидела на «пенке» и наблюдала за возней свиты. Кто-то уже убежал выяснять самое свежее расписание, кто-то озаботился чаем — на улице стоял мороз, и никто еще не успел согреться, кто-то раскладывал спальники.
— Народ, — негромко произнесла она, потирая озябшие руки. — Пошли в кабак. Успеем еще… разложиться.
Айканаро хихикнула, ее несмело поддержала Лайтамирэ (беленькая девочка со вздернутым носом, на КОНе впервые). Мориллиндо поднялся, отложил гитару — потом передумал и поднял ее, перекинул через плечо ремень. Такс подошел и помог Айринэ подняться.
— Так, Лаушка, держи ключ, — девушка вложила ключ в маленькую ладошку, — как придет Тхэсс, все запираете и идете к нам. Доступно?
— Ага…
— Все, народ. Двинули.
В кабаке было людно, шумно и дымно. Всего-то восьмой час вечера, а за окнами темнота, метет метель, здесь — все те же столики и неустойчивые пластиковые креслица, и Айринэ на мгновение показалось, будто и не уезжала она отсюда никогда — что сейчас вон в том углу обнаружится Ворон и компания, а в дверь влетит Нэр, вцепится в косяк, прищурится, поманит — мол, пойдем…
В дверь влетели, и Айринэ вздрогнула, но это была не Нэр — всего лишь примчались Тхэсс и Лаурэдэль. Девушка встряхнула головой, отгоняя подступившее оцепенение, и в ответ на радостно-нахальное тхэссовое "Ну, что берем?" протянула ей деньги со словами:
— А то ты не знаешь. Как обычно… — ласково улыбнулась растерянно озирающейся Лайтамирэ, — Ну что ты, пушистая? Иди сюда. Садись, кыся. — и усадила девочку себе на колени.
Через несколько часов стая Айринэ уже сдвинула столики с компанией Ворона ("Ну конечно, как же без них-то…), и существа смеялись и пели, и уже никто не ломался, отказываясь под предлогом "нелетной погоды" или (якобы) простуженного горла. Пел Такс — свои (и Айринэ) любимые песни, пронзительные, полукрик-полушепот, и пела Тхэсс — удивительно сильный, низкий голос, и в него золотой нитью вплетался высокий чистый голос Искры, и хрипел Ворон, и тек речитатив незнакомого молодого парнишки, похожего на крысенка… Черно-серебряный мальчик тоже порывался петь; разумеется, его слушали, но Айринэ молча злилась — она слышала каждую фальшь, улавливала, где ему не хватает дыхания, чтобы вытянуть ноту, и где он неуверенно ведет мелодию… Девушке казалось, что это слышат все — и все тихонько посмеиваются над ним. Над ним — и над ней, потому что он с ней, и она позволяет ему… "Позор, позор джунглей… Да когда же ты заткнешься…" И она злилась, а он играл и пел, и когда пел, крепко зажмуривался — так, что смешно морщился нос, и крутил головой из стороны в сторону — резкие, смешные, нелепые движения…
Закончил петь — у него тут же выхватили гитару, начали ее подстраивать, а он сидел и смотрел на Айринэ преданными восторженными глазами, тяжело дыша, растрепанный, маленький, жалкий… Девушка поманила его — он просиял, подошел, нагнулся.
— Не пой больше.
Он даже не нашел слов — только глянул недоуменно, и улыбка угасла, словно разбитая на осколки.
— Прекрати. Ты фальшивишь, как… Как черт знает что. И выглядишь… Прекрати меня позорить.
Его всего перекосило, он даже рот приоткрыл, и Айринэ, досадуя — на себя, на него, так некстати подвернувшегося — произнесла, расчетливо надавив на самое — она знала! — самое больное.
— Не умеешь же, так чего берешься. Тоже мне, менестрель эллериахнутый…
Мальчик отшатнулся. Айринэ подчеркнуто отвернулась, потянулась за пивом, сделала нарочито длинный глоток, а когда обернулась снова — черно-серебряного уже не было.
— Так и не вернулся, дурень… — проворчала Айринэ, отпирая дверь «логова» (как они уже успели обозвать комнату). — Свет включайте…
Зевающая свита ввалилась внутрь, кто-то радостно ринулся к спальникам, но сама Айринэ медлила, привалившись к стене.
— Такс, — негромко позвала она, и он обернулся. — Пойду я, поищу это сокровище…
— Поздно уже. А ты устала. — он не спорил, просто напоминал.
— Ага, — она кивнула, отвела глаза. — Все-таки пойду… Нехорошо… — что «нехорошо», она уточнять не стала, да Таксу никогда и не нужны были уточнения.
Вскоре после исчезновения мальчика злость схлынула, стало стыдно, и Айринэ, прижимая к горящей щеке холодную бутылку, тихо радовалась, что больше никто не слышал ее слов… И стыдилась этой трусливой радости.
— Я тоже пойду.
Как всегда — тихо и твердо, и спорить бесполезно… Да и не то, чтобы она собиралась спорить.
— Ага, — кивнула и вышла, зная — он идет следом.
Такс отправился прочесывать правую половину здания, Айринэ взяла на себя левую и, как ни странно, вскоре наткнулась на свою пропажу. Вдребезги пьяный, бессмысленно улыбающийся мальчик — голова на коленях Далели ("Тварь!"), еще какая-то девица убирает у него со лба взмокшие волосы, еще какая-то — крутит серебряный браслет (давний подарок Айринэ) на безвольной тонкой кисти — вот-вот снимет…
Айринэ заставила себя успокоиться — спрятала за спину руки, сцепила пальцы в «замок», унимая внезапную дрожь. Окликнула мальчика по имени — он, разумеется, не ответил, зато подняла голову Далель. И уставилась на девушку. И вся ее свита — тоже.
Жар прилил к голове, к рукам, к сердцу — прилил и схлынул, оставив звенящую пустоту.
— Да-а? — прищурилась Айрэнэ. — Он со мной. И он пойдет со мной. А вы… Шли бы вы… — и добавила, куда именно им всем надо идти.
Они перепирались уже минут пятнадцать. Казалось, стае доставляло огромное удовольствие не отпускать Иля — просто так, ради забавы. Поначалу Айринэ сдерживалась — в конце концов, Такса рядом не было, а в свите Далели было несколько вполне себе габаритных парней — но все-таки сорвалась. Нахамила открыто, но что-то происходит с головой и руками, и уже не страшно, и кажется, случись что — бросится, зубами рвать будет…
Долговязый длинноволосый парень возле Далели хмыкнул, сделал движение подняться. Та остановила его легким взмахом руки, вгляделась в глаза девушки — и усмехнулась неизвестно чему:
— Забирай свое сокровище. — "И что же это мы на самом деле хотели сказать?" — Хрена он нам сдался… Только пить на халяву и умеет. Давайте… Катитесь.
Айрэнэ нагнулась к мальчику. Светлые его волосы прилипли ко взмокшему лбу, взгляд блуждал бессмысленно, не останавливаясь, не задерживаясь ни на чем. Ухватила за шкирку, рванула — вверх и на себя. Ткань затрещала, но выдержала. Мальчик нелепо взмахнул руками, тяжело привалился к девушке — она подхватила его. Сзади раздались насмешливые голоса, но Айринэ не собиралась вслушиваться, сейчас нужно было не дать парнишке свалиться, да и самой не упасть. Из дверей. "Хорошо, порожка нет… Фиг бы перетащила…" Дальше… Темный коридор…
За углом они столкнулись с Таксом — у него вырвалось удивленное восклицание, но он ничего не спросил, просто забрал Иля и поволок. Айринэ шатало — но не от усталости, а холодок в голове, в груди все не проходил, голова казалась странно легкой, и девушка морщилась, щипала себя за руку — слишком хорошо были ей знакомы эти признаки.
Дошли. В комнате мальчика уложили на спальник — вернее, попытались: он мотал головой, тянул руки к Айринэ, пытался что-то сказать. Девушка нагнулась — он ухватил ее за воротник, подтянул ближе, и она расслышала.
Площадная, страшная брань — на искривившихся полудетских губах. И все — ей. О ней. В ее адрес.
Из уголка рта тянется ниточка слюны. А он все бормочет, бормочет…
Закладывает уши — а потом раздается звон. Звон заполняет все тело, отдается болью, вырастает в волну — подхватывает, уносит…
— Значит, так, да? — вкрадчивый шепот. (Такс в двух шагах — и видно, как меняется его лицо — интересно, почему?). — Ты точно так думаешь?
…Отвести руку и — хлестко, с оттяжкой — по этому бледному лицу с отвисшей, дрожащей губой…
…Чей-то крик…
…Такс оказывается рядом — хватает, пытается удержать, но сейчас — нет, не сможет…
…Вырваться…
…Сдавленное мычание, переходящее в режущий, пронзительный визг…
…Мокрое на пальцах…