Марина: (спокойным голосом наблюдательницы)
Сжалась в комочек, маленькая, лица не видно из-за волос, прячется сама в себя - от всего. А вокруг - лес, свод, прилив кресла. По тому, как она в него вгребалась, вжималась, видно было, до чего нужно, чтобы кто-нибудь держал ее в сильных любящих старших руках. ведь кресло - всегда старик... По Сонечке в кресле была видна вся любящесть ее натуры. Ибо вжималась она в него не как кошка в бархат, а как живой - в живое... Поняла! Она у него просто сидела на коленях!
Сонечка: (голос прорывается из воспоминаний, снова живой, явный)
- Марина, вы думаете, меня бог простит, что я так многих целовала?
Марина: (живо возражая)
- А вы думаете, бог считал?
Сонечка:
- Я тоже не считала.
А главное, я всегда целую - первая, также просто как жму руку, только неудержимее. Просто никак не могу дождаться. А главное, я терпеть не могу, когда другой целует - первый. Так я, по крайней мере знаю, что я этого хочу...
Музыка: (романтическая переходит в лубяную, примитивную, ярмарочную)
Сонечка:
Марина, я тогда играла в провинции. А летом в провинции - всегда ярмарки. А я до страсти люблю всякое веселье бедное. С розовыми петухами и деревянными кузнецами. И сама ходила в платочке. Розовом...
Музыка: (усиливается, так, что голоса не слышно)
Сонечка: (кричит, перебивая музыку)
... Так про ту ярмарку. Раз иду в своем платочке и из-под платочка вижу, громадная женщина, даже баба, бабища в короткой малиновой юбке с блестками и под шарманку - танцует. А шарманку вертит - чиновник. Немолодой уже, зеленый, с красным носом, с кокардой... Тут я его страшно пожалела: бедный! Должно быть с должности прогнали за пьянство, так он с голоду... А оказалось, Марина, от любви. Он десять лет тому назад, где-то в своем городе, увидел ее на ярмарке, и она тогда была молоденькая и тоненькая, и должно быть, страшно трогательная. И он сразу в нее влюбился,
Марина: (игриво)
А она в него - нет, потому что была уже замужем за чревовещателем...
Сонечка: (трагичным полушепотом, поверяя чужую тайну)
...И с утра стал пропадать на ярмарке, а когда ярмарка уехала, он тоже уехал, и ездил за ней всюду, и его прогнали с должности и он стал крутить шарманку, и так десять лет и крутит и крутит, и не заметил, что она разжирела - и не красивая, а страшная... Мне кажется, если бы он крутить перестал, он бы сразу все понял - и умер.
Марина, я сделала ужасную вещь: ведь его та женщина ни разу не поцеловала - потому что если бы она его хоть раз поцеловала, он бы крутить перестал: он ведь этот поцелуй выкручивал! - Марина! Я перед всем народом... Подхожу к нему, сердце колотится: "Не сердитесь, пожалуйста, я знаю вашу историю: как вы все бросили из-за любви, а так как я сама такая же..." - и перед всем народом его поцеловала. В губы!
Вы не думайте, Марина, я себя - заставила, мне очень не хотелось, и неловко и страшно, и... Просто не хотелось! Но я тут же себе сказала: "Завтра ярмарка уезжает - раз. Сегодня последний срок - два. Его никто в жизни не целовал - три. И уже не поцелует - четыре. А ты всегда говоришь, что для тебя выше любви нет ничего, - пять. Докажи - шесть. И - есть, Марина, поцеловала! В губы! Не поцелуй я его, я бы уже никогда не посмела играть Джульетту.
3-ий голос:
Дружить со мной - нельзя
Любить меня - не можно
Прекрасные глаза, глядите осторожно
Баркасу должно плыть
А мельнице вертеться
Тебе ль остановить кружащееся сердце?
Марина: (насмешливо)
Порукою - тетрадь
Не выйдешь господином
Пристало ли вздыхать
Над действом комедийным
Любовный крест тяжел, и мы его не тронем
Вчерашний день прошел, и мы его схороним...
Музыка: (вычурная, из основной темы - подчеркнуто театральная, эффектная)
Марина: (спокойным голосом писательницы, лениво потягиваясь)
А-ах! В театре мою Сонечку не любили. Ее - обносили... Я часто жаловалась на это моему другу Вахтангу Левановичу Мчеделову, ее режиссеру, который Сонечку для Москвы и открыл
Вахтанг: (возмущенным тоном)
Марина Ивановна! Вы не думайте: она очень трудна. Она не то что капризна, а как-то неучтима... Никогда не знаешь, как она встретит замечание... И иногда неуместно смешлива...
Марина: (насмешливо)
Сам был - глубоким меланхоликом
Вахтанг: (деланно возмущенно-восторженным тоном)
...Ей говоришь, а она смотрит в глаза и смеется. Да так смеется - что сам улыбнешься. И уроку - конец. И престижу - конец. Как с этим быть?
Она - актриса на саму себя: на свой рост, на свой голос, на свой смех... Она исключительно одарена, но я все еще не знаю, актерская это одаренность или женская...
Ее нельзя употреблять в ансамбле, только ее и видно!
Марина: (решительно)
Давайте ей главные роли!
Вахтанг: (решительно, даже резко, отрубая)