Кончики пальцев скользят по стенам туннеля, я бегу по проходам. Два раза направо, четыре налево, снова направо. Тьма такая густая, ощутимая — плотная и царапающая, как шерстяное одеяло, пропитанное крысиной мочой. Я задерживаю дыхание, пока не достигаю железных ступенек под кондитерской, где запах выпеченного хлеба немного борется со зловонием. После четырехкратного постукивания по люку над головой я подпрыгиваю от нетерпения, ожидая появления румяного лица мадам Бисет. У нее три подбородка и запах дрожжей, но, открывая люк каждую ночь, она выглядит красивее небесных ангелов, ее рыхлые щеки сияют в лунном свете.
— Йоссе, мой мальчик, заходи, — она кудахчет вокруг люка, как наседка, пока я залезаю в кондитерскую. — Давай взглянем на тебя, — она отряхивает мою тунику и бриджи. Пустая трата времени. Мне не на кого произвести впечатление, и никто не бросает на меня мимолетного взгляда. Я выгляжу как простой уличный мальчишка.
Я обхожу ее, направляюсь к двери, но она ловит меня за тунику и тянет назад, чтобы вытереть пятно на моей щеке. Я стискиваю зубы и считаю секунды, пока она не успокоится. Для девочек. Думай о девочках.
Мадам Бисет облизывает пальцы и зачесывает темную прядь моих волос.
— Ну вот, так лучше, — она поправляет мой воротник. — Если бы ты не был незаконнорожденным. Такое красивое лицо, и все зря.
— Да, как жаль, — соглашаюсь я и тянусь к дверной ручке.
Мадам Бисет влезает большим телом между мной и моей целью.
— Принести тебе что-нибудь поесть? Прежде чем ты уйдешь?
Я не могу воровать достаточно овощей на рынке, чтобы мы не голодали, так что мадам Бисет продавала мне выпечку, которую приготовила утром, за камешек. И мы договорились, что, когда мы вернем трон, свергнув Теневое Общество, она станет королевским пекарем.
Я хватаю кусок ржаного хлеба со стола, сую его в рот и бросаю ей жемчужину, направляясь к двери.
— А другие? — она ковыляет за мной. — Они же тоже голодны?
— Я куплю больше, когда вернусь. Удивлю Людовика за завтраком, — я стараюсь чарующе улыбнуться, словно на самом деле хочу свежим хлебом порадовать брата, но его имя работает, как заклинание, и я использую его как можно чаще.
— О, — восклицает она, обмахиваясь от упоминания о нем. — Как его Королевское Высочество?
«Сидит в канализации. Как он, по-вашему?» — я улыбаюсь и хлопаю ее по плечу.
— Бывало и лучше, но он не отчаивается. Вашими стараниями, — я подмигиваю ей и приподнимаю шляпу. — Было приятно, как всегда, мадам Бисет.
— Осторожнее там, Йоссе. Не стоит долго ходить. Они взялись за улицы, готовятся к процессии завтра.
Я выхожу за дверь.
— Спасибо за предупреждение.
Несмотря на поздний час и проливной дождь, улица Сент-Оноре кишит, как будто сейчас полдень. Куда ни повернись, везде черные маски и бархатные накидки. Злодеи из Теневого Общества толпятся в тавернах и выходят на улицы, а простой народ массово уходит. Я ожидал от них хоть немного сопротивления или страха — в конце концов, Теневое Общество убивает придворных и полицейских. Но они, кажется, счастливы видеть, как один из них так высоко поднялся. Ла Вуазен — что-то вроде героя. По-видимому, вряд ли найдется в Париже мужчина или женщина, которые не советовались бы с ней по поводу лекарства или настойки, как из высших, так и из низших слоев общества. И все они выстраиваются в очередь, чтобы обеспечить лучший вид на победное шествие, которое завтра пройдет по улицам.
Все взоры на Теневое Общество, это идеальное время, чтобы сбежать с моими сестрами. Но для этого мне понадобится помощь.
Я прохожу через Гревскую площадь, мимо позорного столба и старых доков, где неряшливые дети пытаются залезть в мои карманы. Песчаный грунт настолько затоплен, что мои пальцы ног почти замерзли в ботинках. Дождь не прекращается уже несколько недель. «Как будто Бог оплакивает короля», — любит повторять Людовик.
Думаю, он единственный оплакивает короля. Но ладони у меня липкие, во рту сухо, и я знаю, что не совсем честен с самим собой. Я тоже оплакиваю его. Не так, как ребенок горюет о родителях. Но больше, чем ожидалось. И мне это не нравится. Я говорю себе, что это всего лишь остаточное чувство вины от чтения брошюр, от его голоса в моих снах. Или, может быть, крошечная часть меня обижается на него за то, что он не научил меня лучше брать на себя ответственность.
Но я не скучаю по нему. Он не хотел быть моим отцом, поэтому не имеет права на мою боль. Ризенда — это голос в моей голове. Она мой настоящий родитель. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу ее на дороге. Ее взгляд, полный решимости и любви. Ее последний подарок. Отец никогда бы не пожертвовал собой ради меня, и огромная благодарность к Ризенде и вина отправляют короля на его законное место в моем сердце. Я топчу его память ботинками.
Добравшись до «Méchant Meriée», я опускаю шляпу низко и плечом толкаю дверь. Пахнет кислым элем, сырой шерстью и потом. За игровыми столами полно измученных рабочих и неопрятных воров. Пара матросов вскакивают, спорят, и когда один из них переворачивает стол, мне приходится прижаться к стене, чтобы избежать летающих кружек. Я люблю буйную карточную игру так же сильно, как и любой низкорожденный, но это игорное логово слишком зловещее, даже на мой вкус.
Но именно сюда пришел бы мой лучший друг Люк Дегре — если он был жив. В наши дни быть офицером парижской полиции опасно.
Но у меня есть основания надеяться.
Последние два дня торговцы канцелярскими товарами в Лез Аль ворчали о черноволосом разбойнике, который чистит карманы всех за столиками — и хвастается этим, — как-то так мы с Дегре вели себя прошлые три года. Каждую ночь, когда я заканчивал на кухне, мы обходили игорные заведения, собирая серебряные ливры, которые неизбежно сопровождались синяками под глазами и разбитыми губами — благодаря большому рту Дегре.
Я разглядываю каждый стол, не зная, что именно ищу. На нем не будет офицерского мундира с золотыми погонами, это ясно.
Огромный бородатый мужчина с перевязью, инкрустированной рубинами, стукает меня по плечу. Другой врезается в меня сзади. Я собираюсь отказаться от своего плана и вернуться в канализацию, когда слышу знакомый смех из-за столика в дальнем углу.
Я поворачиваюсь и протискиваюсь сквозь толпу, молясь. Я знаю, что лучше не называть его имя, поэтому складываю ладони вокруг рта и издаю улюлюканье, которым мы в детстве подавали сигнал, что в залах дворца нет стражи.
Мужчина за столом напрягается и поворачивается, и я почти всхлипываю от радости из-за его знакомого лица. Дегре в потрепанной серой тунике и широком жилете, его черные волосы свисают жирными прядями на глаза, шляпа с пером сменилась темным бесформенным капюшоном.
— Ужасно выглядишь, — говорю я вместо приветствия. Я хочу подколоть его, но мой голос сдавлен эмоциями и звучит слабо.
Он бросает карты, вскакивает и обнимает меня.
— Ты жив. Я не позволял себе надеяться.
— Ты жив. Как?
— Из-за умений менять облик, — он улыбается и тянет за гадкий жилет. Другие мужчины за столом кричат и указывают на карты, но Дегре бросает свои, обвивает рукой мои плечи и тянет меня к двери. — Думаю, нам лучше перенести встречу в другое место.
Мы выходим под дождь и ветер, поворачиваем пару раз за угол и находим тихий прилавок с нависающей крышей. Он отпускает меня и морщит нос.
— Ты ужасно пахнешь. Ты валялся в навозной куче?
— Близко, — говорю я. — Как ты пережил бой с монстрами Лесажа? Я слышал, это было ужасно. Даже генерал-лейтенант не выжил. Его голова теперь висит на стене дворца.
Дегре передергивает.
— Знаю, и я погиб бы с ним, но я был офицером низшего ранга, и Ле Рейни послал меня за амуницией из резервного хранилища за портом Сент-Антуан. Когда я вернулся, бой был окончен. Я увидел тела товарищей во дворе, сбросил свой плащ и побежал в другую сторону, — он утихает на миг. — Это делает меня трусом?
— Нет. Это делает тебя умным. Что толку бежать на помощь мертвым?
Дегре пожимает плечами, но его губы поджаты, и он отказывается отрывать взгляд от обуви.
— Они были моими братьями по оружию, — тихо говорит он. — Мы дали клятву защищать город — и друг друга — а я бросил их, разгромленных и окровавленных, на брусчатке. Я знаю, что не мог ничего сделать, но я все еще чувствую, что подвел их…
Я толкаю его в плечо.
— Восстанови себя, помогая мне доставить девочек в безопасность.
Он тут же оживляется.
— Девочки тоже живы? Но дворец сгорел дотла. Теневое Общество заявило, что весь королевский род был уничтожен.
— Нас почти уничтожили, но я вывел нас через туннель строителей, который мы нашли под лестницей — я, Анна и Франсуаза. Как и мои королевские брат и сестра.