— Я дала тебе столько свободы, столько обязанностей. Теперь я понимаю, что это была ошибка. Если ты хочешь вести себя как он, я не могу тебе доверять. И если я не могу тебе доверять, ты не сможешь управлять лабораторией. Отныне Грис будет контролировать производство, а тебе будут поручены другие обязанности. Подальше от таких соблазнов.
— Нет! — я задыхаюсь. Кажется, что воздух из комнаты выкачали. Мои мольбы льются бесконечным потоком. — Прости. Это больше не повторится. Клянусь. Грис не сможет выполнять все заказы. А как же зелье Лесажа?
— Грис в состоянии… он поймет формулу кровавого зелья. И я найму ему помощника, если нужно. В этом городе десятки алхимиков, которые будут рады работать на Общество.
— Но не такие умелые, как я.
— Возможно, но я не буду рисковать, чтобы ты стала одержимой, как твой отец. Ты можешь ненавидеть меня сейчас, но ты еще поблагодаришь меня за защиту.
Тихий всхлип слетает с моих губ. Я шагаю вперед и бросаюсь к ногам матушки. Она не может так поступить. Она не может запретить мне посещать лабораторию. Без работы не знаю, кто я.
— Пожалуйста, мама.
Она смотрит мимо меня, делая вид, что я не говорила. Со смертельной грацией она берет со своего туалетного столика шпильку из китового уса и крутит ее, как нож.
— Нет смысла пресмыкаться. Мое решение принято.
Она с такой силой бьет кулаком по столу, что шпилька вонзается глубоко в красное дерево.
Я натягиваю ужасное платье, не говоря ни слова.
* * *
Улицы Парижа — это буйство красок, шума и фанфар. Сине-белые гербовые штандарты бывшего короля были сорваны с шестов и заменены знаменами, украшенными двуглавым орлом Теневого Общества. Наши блестящие черные боевые кони украшены доспехами и изумрудными перьями, а множество экипажей задрапированы красным и пурпурным шелком. Гуляки возвещают о нас трубами и лютнями, в то время как шуты и акробаты танцуют и поют на улицах. Орды простолюдинов в бархатных масках — новейшее направление моды — свистят и хлопают, когда мы проезжаем мимо. Все такое яркое, что кружится голова.
Служанки каким-то образом скрутили мои мышино-русые кудри в замысловатый водопад, ниспадающий перед плечом. Маргарита выглядит так же, но, пока она наслаждается уханьем мужчин, кричащих от наших скандальных вырезов, я опускаюсь все ниже и ниже, отчаянно пытаясь слиться с седлом. Моя грудь почти выпрыгивает каждый раз, когда моя лошадь шагает, и когда я пытаюсь прикрыть грудь руками, мама бросает на меня убийственный взгляд.
Лесаж ведет шествие, использует безобидную магию, чтобы призвать стаи экзотических птиц — синих павлинов и золотых лебедей, жемчужно-серых голубей, которые летают над толпой и рассеиваются дымом свечи. Матушка улыбается и машет с белого жеребца Людовика XIV. Она подает милостыню людям и направляет Гриса и других слуг раздавать лекарства. Несколько избранных крестьян ее охранники даже проводят вперед, чтобы они получили ее «благословение».
— Слава, Ла Вуазен! — кричит толпа. — Слава Лесажу!
Я замечаю Гриса, когда он бегает взад и вперед, нагруженный, как телега мула, мешками, подносами и бутылками. Да, все было налажено.
Мне удается ему улыбнуться, но до моих глаз улыбка не доходит. Конечно, я рада, что работа Теневого Общества возобновляется, и люди такие счастливые, но я чувствую себя в стороне от этого. Никогда больше я не испытаю эйфории, наблюдая, как соединяются два вещества. Я больше не почувствую трепета от открытия нового лекарства, восторга от знания, что оно поможет тому, у кого в противном случае не было надежды. Сколько людей я могла бы спасти, если бы не была такой глупой? Такой беспечной? Боль в груди ощущается как щипцы, сжимающие мое сердце.
«Однажды ты станешь великим алхимиком».
— Перестань выглядеть такой несчастной, — сквозь зубы говорит мама. — Улыбайся. И маши.
Но я не могу ни того, ни другого. Я ерзаю в седле и сжимаю гриву лошади. Я смотрю на сестру, но не знаю, что ищу. Но она слишком занята тем, что хлопает ресницами и посылает воздушные поцелуи, чтобы заметить мою мольбу. Аббат Гибур с другой стороны от меня трясется, как большой слизень, а Ла Трианон едет за мной. Ни в одном из них я не найду утешения.
Я глубоко вздыхаю. Повсюду царит веселье, но я чувствую себя вялой. Где мое место в этом мире, если не в лаборатории? Льняные нити паники обвивают мое горло, как завязки шляпки, и я задыхаюсь. Я опасно склоняюсь над шеей моей лошади.
Грис подбегает ко мне и кладет руку мне на ногу.
— Ты вот-вот упадешь. Тебе нездоровится?
Мне ужасно плохо. Мне нужно спуститься. В лабораторию. Подальше от всего этого. Я пытаюсь слезть, но Грис ловит меня за талию и удерживает на месте.
— Я знаю, тут людно и шумно, но я с тобой, Мира. Попытайся радоваться…
Выстрел пушки грохочет, как раскат грома.
Огонь вырывается из здания справа от нас, и обжигающая оранжевая волна катится к нам. Боль стекает по моей коже, как кипяток, и я знаю, что я кричу, но слышу только тишину, густую, как сметана. А потом звон. Высокий, сводящий с ума.
Мой конь встает на дыбы, и Гриса нет рядом. Я падаю сквозь дым и ударяюсь головой о брусчатку. Кровь смачивает мои волосы и стекает по шее. Копыта бьют меня, как молнии. Огненные шары и осколки стекла продолжают лететь из того места, где всего несколько секунд назад стояла церковь.
Я хватаюсь за лоб, чтобы видеть ровно, пытаясь понять, что произошло. Должно быть, это одна из иллюзий Лесажа. Но потом я замечаю его сквозь дымку, ругающегося и цепляющегося за свою бушующую лошадь.
Если он не стоит за этим…
На нас напали.
Мое видение заполняет раздутое лицо Короля-Солнца, затем мадам де Монтеспан, падающая на свой пудинг, и Вандом со своими людьми, скрюченные, сломанные и извергающие рвоту на траву.
Я смотрю на хаос, сердце колотится, голова болит. Тысячи парижан разбегаются во все стороны. Толпа, подобной которой я еще не видела. Было бы так легко затеряться.
Исчезнуть…
Прежде чем я понимаю, что делаю, я краду фиолетовый плащ у неподвижного охранника, накидываю капюшон на свою окровавленную голову и исчезаю в аду.
6
ЙОССЕ
Мы с Дегре вырываемся из огненного скелета Нотр-Дам-де-Бонн-Нувель за миг до того, как рушится крыша. Раскаленный добела пепел и горящие камни обрушиваются на улицу Ришелье, как пылающие стрелы, но мы несемся сквозь пепел, как древние рыцари, идущие в бой. Я запрокидываю голову и радостно кричу от хаоса.
Жаль, что Людовик не видит, как блестяще претворяется в жизнь мой нелепый план. Улицу наполняет дым, и люди мечутся повсюду, крича, толкаясь и спасаясь бегством. Это выглядит как самая крупная в мире драка в таверне, это должно дать достаточно времени, чтобы вернуться к мадам Бисет, забрать мою родню и проехать через блокаду по городу.
Пока мы несемся сквозь дым, я разглядываю членов Теневого Общества в масках, разбросанных по булыжникам, хочу увидеть Ла Вуазен или ее колдуна.
— Избавь себя от неприятностей, — Дегре кивает вперед, где из дыма медленно появляются Ла Вуазен и лидеры Теневого Общества. Они заперты в центре многолюдной улицы, их лошади бушуют, как темный смертельный водоворот. Мы выстрелили на несколько секунд раньше, чем нужно. Меня охватывает разочарование. С их смертью все стало бы намного проще.
— Не расстраивайся. Их все еще могут затоптать насмерть, — говорит Дегре.
Нам остается только надеяться.
Толпа становится все гуще по мере того, как мы продвигаемся по улице. Я врезаюсь в спину потного мужского камзола. Когда я пытаюсь обойти его, я сталкиваюсь с плечами, спинами и кулаками. Мы как овцы, запертые в слишком маленьком загоне. Чтобы пройти полквартала, уходит вечность. Такими темпами мы никогда не доберемся до моих сестер, не говоря уже о побеге.
Я опускаю голову и шагаю вперед, как таран, пытаясь не видеть детей со слезами на щеках. Пытаясь подавить оглушительные вопли раненых. Но они всюду, давят на меня со всех сторон, жаркие и громкие. Вина играет пальцами на струнах моего сердца, потому что я даже не подумал о них, составляя этот план — не подумал, как взрыв заденет невинных. И теперь, когда я нахожусь в гуще событий, это до жути напоминает нападение на Версаль. За исключением того, что я веду разрушение.
Нет. Ничего подобного. Это нужно было сделать.
Согласились бы люди? Можно ли пожертвовать всем, чтобы спасти нескольких?
Да. Девочки стоят всего.