— Не вижу, чтобы это было твое дело.
— Допустим, но я бы чувствовал себя лучше, если бы…
Она поднимает руку и оборачивается.
— Ты похитил и угрожал убить меня. Меня не волнуют твои чувства.
— Да, но я и спас тебя…
Она бросает на меня сердитый взгляд.
— Как я уже сказала, мы квиты, — она поворачивает за угол и движется по наклонным улочкам к Монтемартру — району на склоне холма с видом на центр города. Я смотрю, как она уходит, пальцы ног чешутся в ботинках.
«Ты не пойдешь. Ты больше ничего не можешь сделать».
Позади меня хрустят камешки, и я оглядываюсь. Волосы на шее встают дыбом, когда я смотрю на зловещие тени и затемненные углы. Дегре мог быть где угодно. Или ее мать Ла Вуазен. Даже если Мирабель не вернется в Лувр, Теневое Общество может схватить ее и заставить сообщить местонахождение моей родни.
Мои сестры в опасности, если она не будет надежно спрятана.
Я высоко поднимаю воротник, опускаю шляпу и следую за ней на расстоянии. Мы поднимаемся мимо убогих игорных домов и рядов домов терпимости с выкрашенными в красный цвет дверями.
— Я знаю, что ты все еще здесь, — говорит Мирабель с раздраженным вздохом. Она поворачивается и скрещивает руки на груди. — Почему?
Я поднимаю руки и выхожу из тени.
— Я только пытаюсь помочь. Дегре будет охотиться на нас. А город наводнен слугами твоей матери…
— Я знаю. Я буду избегать их.
— Как?
— Опять же, я не вижу…
На мостовой раздаются шаги. Прежде чем мы успеваем даже подумать о том, чтобы поискать укрытие, группа авокатов появляется из-за угла с полированными кожаными футлярами и напудренными париками. Мирабель расслабляется, но я остаюсь неподвижным, как камень, глядя в ее лицо, пока они не скрываются из виду, и она, наконец, смотрит на меня.
— Что? — шипит она.
— Если бы это был Дегре, ты была бы мертва!
— Что ты от меня ждешь?
— Что ты спрячешься. Как разумный человек, — я смотрю на дорогу, и мой взгляд останавливается на заброшенном магазине шляп между двумя игорными притонами. Там темно и скромно, окна заколочены, ступеньки рушатся. — Как на счет того места?
Брови Мирабель опускаются ниже, и она начинает качать головой.
— Только до вечера — чтобы Дегре нас не преследовал. Подожди, пока улицы не опустеют, и тогда ты сможешь раствориться в тенях полуночи.
— Солнце едва встало!
— Ладно. Не надо. Но мне придется за тобой идти. Для твоей защиты.
— Тебе больше нечем заняться?
— Я хотел бы увести сестер из этого города, мы не заберемся далеко, если Теневое Общество поймает тебя и заставит выдать наше убежище. Так что нет, у меня нет занятия лучше.
Мирабель запрокидывает голову и со стоном переходит дорогу к магазину шляп.
Я выжидаю, проверяю улицу и бегу за ней.
— Я слушаюсь, но ты все равно следуешь, — заявляет она, когда я догоняю ее на лестнице.
— Куда мне идти? Меня больше не ждут в канализации.
— В этом городе должен быть еще один заброшенный магазин. Желательно на противоположной стороне.
Я закрываю дверь магазина, и толстый слой падает стекает с изъеденных молью шляп и лент, свисающих над головой. Мы спотыкаемся в тумане, кашляем и задеваем друг друга. Я бьюсь коленом об длинную низкую стойку в центре комнаты, а затем врезаюсь в полки у задней стены. Они завалены пуговицами, нитками и загнутыми иглами, одна из которых впивается в мой палец. Даже полки меня не поддерживают.
Я так устал бороться — с Мирабель, с Дегре, с Людовиком и даже с мадам Бисет. Я до костей устал. Сильнее, чем после долгого дня мытья посуды в посудомойке.
Я падаю на пол у одного окна, вытягиваю ноги перед собой. Мирабель подходит к другому окну и смотрит в щель между досок.
Минуты идут медленно. Я смотрю, как розовые и оранжевые лучи восхода пересекают холм, озаряя соломенные крыши. Постепенно улицы заполняются телегами, экипажами и людьми, покупающими хлеб и сыр. В какой-то момент мне кажется, что я вижу человека в длинном черном пальто, идущего к магазину, и вскакиваю на ноги. Но потом я вспоминаю, что Дегре больше не носит свою форму, и опускаюсь.
Мирабель игнорирует меня с твердой решимостью, и я пытаюсь сделать то же самое, но мои мятежные глаза продолжают метаться к ней, блуждать по ее сжатой челюсти и скользить по ее длинной тонкой шее. Даже в грязном рваном платье и со спутанными волосами она одна из самых потрясающих девушек, которых я когда-либо видел.
«И тебе не стоит думать о ней так».
Но она говорит, что не была связана с нападением…
«Конечно, она так говорит».
Она смотрит на меня из-под темных ресниц.
— Что?
Мои щеки пылают. Я не собираюсь говорить ей, что восхищаюсь россыпью веснушек на ее носу, поэтому сразу перехожу ко второй части:
— Как ты могла не знать о нападении на Версаль?
— Я не входила в ближайшее окружение моей матери. Я понятия не имела, что она планировала отравить Короля-Солнца, штурмовать дворец или захватить Париж. Ничего подобного. Я была в таком же ужасе, как и ты.
— Я очень в этом сомневаюсь, — я вздрагиваю при воспоминании о крови, капающей из моих рук, о стене хищного пламени, о Ризенде, падающей на землю. Кошмары все еще преследуют меня.
— Я была достаточно напугана, чтобы бросить ей вызов, — говорит она своим рукам. — Отвернуться от семьи, Общества и всего, ради чего я работала всю жизнь.
«Ого, какая жертва. Как это, должно быть, ужасно — повернуться спиной к ведьме, крадущей трон…» — такой ответ сразу приходит на ум, но она выглядит такой несчастной, сидя там, обвив тощими руками колени, поэтому вместо этого я говорю: