— Почему нет? Тогда зачем ты здесь? — его взгляд блуждает по разрушенной лаборатории, останавливаясь на переполненных сумках.
— Мама так одержима захватом города, что забыла, что наш самый важный долг — перед людьми. Пока она занята раздачей яда и местью, я планирую возобновить приготовление настоек и лечебных средств, и мне нужны для этого припасы.
— Но волнения носят временный характер. Пока мы не успокоим несогласных.
— И когда это произойдет?
Грис впивается пальцами в волосы.
— Что ты ждешь от своей матери? Дворяне клянутся в верности, а затем предают ее направо и налево. Она попросила их внести средства на восстановление торговых лавок и домов, сожженных во время шествия. Они не только отказались, но и собрались против нее! Они не оставили ей выбора. Единственное, что мы можем придумать, — это пригрозить им Ядом Змеи.
Тихий вдох звучит за котлами. Грис прищуривается и поворачивается.
— Вот видишь! — я сжимаю плечо Гриса и разворачиваю к себе. Он чуть не падает со стула. — Это никогда не прекратится! А что тем временем происходит с простыми людьми? О них забыли, как всегда. У меня нет желания участвовать в убийствах и кровавой бойне матери. Я хочу дарить жизнь, — и искупить вину, но я знаю, что лучше не признавать это вслух. Грис будет утверждать, что нам не о чем сожалеть. — Я не буду заставлять тебя помогать мне против твоей воли. Только не говори маме, где я. Или что я делаю. По крайней мере, пока что.
Грис поджимает губы и смотрит на меня, как в первый раз, когда я предложила изменить некоторые рецепты мамы.
— Я не сделаю ничего плохого Обществу, — заверяю я его. — Только то, что мы всегда делали. Подумаю о людях.
В конце концов, он кивает.
— Что мне нужно делать? И скажи, пожалуйста, что ты не собиралась со всем этим проходить мимо носильщиков? — он указывает на треснувшие ранцы.
— Это не так уж много…
— Хорошо, что я поймал тебя, иначе ты действительно погибла, — он зажимает переносицу и бросает на меня испепеляющий взгляд. — Я доставлю все необходимое, а также несколько чайников и котлов, чтобы ты не была ограничена небольшим количеством лекарств. Просто скажи, где тебя найти.
— Спасибо! — я обнимаю его и целую в щеку. — Можешь есть мою порцию мяса в течение месяца.
Это заставляет его смеяться; это глупое обещание я давала, когда хотела, чтобы он вычистил мою долю котлов, когда мы были детьми. Я с обожанием смотрю на его лицо. С этой широкой улыбкой в глазах, он выглядит почти как прежде, если не обращать внимания на фиолетовые мешки под глазами.
Грис взъерошивает остатки моих волос.
— Мы семья. Я на все готов ради тебя, Мира. Ты знаешь это.
Его нежные слова проникают мне под ребра, словно кинжал, и улыбка тает на моих губах.
«Как ты можешь так его предавать?».
Но это не предательство, просто я умолчала, что была связана с королевичами — и это для общего блага, как всегда говорит матушка.
— Я работаю в заброшенном магазине шляп на улице Наварин в Монтмартре. Между двумя игорными домами.
Он склоняется к столу и делает запись.
— Собери все, что тебе нужно, и я принесу это ночью. Я должен сейчас идти к Ла Вуазен в комнату, чтобы обсудить заказ этой недели, — он пересекает комнату и замирает на пороге. — Иди отсюда по лестнице слуг, там не так людно. И, Мира? — он ловит мой взгляд. — Будь осторожна. Я не перенесу, если потеряю тебя во второй раз.
12
ЙОССЕ
Как только лакей Ла Вуазен уходит, я вскакиваю на ноги и запутываюсь в платье.
— Ты слышала его? — требую ответа я, выходя из-за котлов.
— Он поможет мне принести припасы, — Мирабель хлопает в ладоши. — Это прошло куда лучше, чем мы могли надеяться.
— Это прошло ужасно! Твоя мать хочет казнить оставшихся аристократов. Я мало знаю об алхимии, но что-то под названием Яд Змеи не может быть приятным.
Мирабель отводит взгляд, ее вдруг заинтересовывает прибор на прилавке.
— Так и есть.
— Мы должны остановить ее. Или помочь знати. Что-то сделать, — я жду, что Мирабель согласится, выразит праведный гнев и предложит — настоит — чтобы мы бросились к ним на помощь, как она хотела помочь обычным людям. Но она просто смотрит, как я хожу туда-сюда. — Ну? Ты притащила меня в этот дворец, полный отравителей, ради народа. Разве это не должно включать в себя как бедных, так и богатых?
Мирабель скрещивает руки на груди.
— Конечно, я бы помогла им, если бы могла, но противоядия от Яда Змеи нет.
Я смотрю на лабораторию, на сотни разноцветных бутылочек вдоль стен, отказываясь поверить, что ни в одной из них нет необходимого эликсира.
— Ничего?
— Ничего.
— Тогда сделай что-нибудь. Ты ведь алхимик? Разве это трудно?
— Яд Змеи — самый сложный яд, известный человеку. Мой отец, который был лучше как алхимик, чем я, разработал состав, и его гримуар, полный заметок, заперт в сейфе моей матери. В ее спальне. Если она его не уничтожила.
Она озвучивает последнее оправдание так, словно это маловероятно. У Ла Вуазен есть книга. Нам просто нужно ее украсть. Я смотрю на потолок.
— Насколько сложно подняться наверх и взять книгу?
— Это не обсуждается. Это слишком опасно.
— Слишком опасно? Мы уже во дворце! Что такое немного больше риска?
— Намного больше риска, — отвечает она. — У меня есть все, что мне нужно, чтобы возобновить производство лечебных средств. Достаточно. Я не вижу причин…
— Тебе все равно, что станет с дворянством, — я бью кулаком по столу, склянки гремят.
Мирабель бьет кулаком с такой же силой.
— Почему ты вдруг так сильно забеспокоился? Я думала, ты презираешь дворянство. Ты всегда упрямо говоришь, что не принадлежишь к их числу.
— Я не… Во всяком случае, не полностью, — я стону и провожу рукой по лицу. — Я не знаю, кто я, но я знаю — как бы я ни ненавидел знать — если мы позволим Ла Вуазен истребить их, у нас больше не будет достаточно сил, чтобы свергнуть ее, что закрепит ее власть над городом и сделает невозможным побег для меня и моих сестер.