— Вот именно! Твоя мать в отчаянии, она опасна. Для людей под властью Теневого Общества не лучше, чем при моем отце. Может, он и игнорировал нищих в пользу богатых, но как это отличается от истребления знати? Половина города все еще заброшена. Больше половины! Ты воруешь припасы для алхимии, потому что бедными пренебрегают.
Она открывает рот, чтобы возразить, и я быстро добавляю:
— Сколько ты надеешься достичь — один алхимик, работающий в одиночку в укрытии?
Мирабель склоняет голову и громко выдыхает.
— А что ты предлагаешь делать? Решения нет.
О, решение есть. Но оно такое нелепое, что я боюсь, что она рассмеется. Надо мной смеялись всю жизнь.
— Мы сделаем то, что мой отец и твоя мать не смогли. Мы объединим знать и обычных людей, — и она хохочет. — Это может сработать! У семей аристократов все еще достаточно власти и влияния, чтобы свергнут Ла Вуазен, но только с силой простых людей за ними. А потом, когда Теневое Общество будет убрано от власти, мы вернем монархию.
Мирабель фыркает.
— Только аристократии это будет выгодно. Если нужна поддержка людей, им нужен голос, влияние. Представители, которые сообщат об их проблемах королю с гарантией того, что он ответит на них быстро и выгодно для них.
— Я уверен, что Людовик открыт для этого… — говорю я, хотя совсем не уверен. Если мы дойдем до этого момента, я сделаю его открытым для этого.
Мирабель прикусывает губу и изучает меня.
— Я думала, ты не заинтересован в помощи всему проклятому городу.
— Я не сказал, что мне это неинтересно — я сказал, что у меня нет времени. Но если объединение людей и возвращение города означает, что мои сестры будут в безопасности в Париже, я с радостью выберу план, который принесет пользу большинству. Если ты хочешь помочь людям, как ты утверждаешь, то и ты это выберешь. Или тебя устраивают текущие события?
Что-то вспыхивает в ее глазах, и я знаю, что я задел ее. Я кладу руки ей на плечи.
— Если мы потерпим неудачу, ты все равно сможешь делать лечебные средства в тайне, так почему бы не попробовать? Тебе нечего терять.
— Кроме моей головы, если мама нас обнаружит, — она нервно смотрит на дверь, как будто Ла Вуазен слышит наше предательство на другом конце дворца.
— Это будет намного эффективнее, чем раздавать целебные средства одно за другим и игнорировать более серьезную проблему. Ты не стала бы лечить кашель человеку, если бы он умирал от Белой Смерти.
— Хорошо, — говорит она. — Но я главная. И если кто-то обнаружит, что мы бредем по дворцу, я говорю им, что сбежала и привела тебя как своего пленника.
Я хихикаю, но Мирабель ко мне не присоединяется. И тогда я понимаю, что она серьезна.
— Я провел тебя во дворец. Ты бы не бросишь меня так легко!
— Тогда убедись, что нас не поймают, — она бросает на меня остроумный взгляд и выбегает из лаборатории.
Мы возвращаемся в конец коридора и крадемся вверх по винтовой лестнице, мимо пьянящего запаха свежеиспеченного хлеба, доносящегося из кухни, в позолоченный бальный зал наверху. Затем еще выше, в королевские резиденции на самых верхних этажах дворца. Мне никогда не разрешали входить в эти комнаты, когда отец собирал двор в Лувре, но я доставил достаточно подносов с чаем, чтобы узнать приемную — белую дверь с резными пионами и ласточками, ведущую к комнате королевы. А этажом выше — длинный коридор с высокими потолками и масляной булатной бумагой возле покоев королевы.
Мирабель мчится по коридору и прячется в нишу с окном возле высоких двойных дверей. Она притягивает меня к себе и укрывает нас бархатной шторой.
— Что мы здесь делаем? — спрашиваю я, но ужасный запах сусла застревает в моем горле, и мои слова поглощаются кашлем.
— Тихо, — шипит Мирабель. Как будто я нарочно кашляю. — По утрам мама завтракает с Лесажем, Маргаритой и Фернандом в большом зале, а это значит, что нам не придется долго ждать, чтобы проникнуть в ее комнату.
Я киваю, и мы молча наблюдаем за дверью, мои пальцы стучат по моим бокам. Минуты проходят мучительно медленно. Здесь не хватает места; все тело Мирабель прижато к моему, что в другой ситуации может быть приятно, но она дрожит и ерзает, а ее локоть все время вонзается в мои ребра. Не говоря уже о том, что она всасывает весь воздух своими быстрыми тревожными вдохами.
Когда мне кажется, что я задохнусь, далекие колокола звонят, и двери распахиваются. Ла Вуазен выходит из своей комнаты, похожая на восходящее солнце, в впечатляющем золотом платье с разрезанными рукавами и крошечными кремовыми жемчужинами, пришитыми на шее. Ее малиновый плащ довершает ансамбль, и стайка служанок сопровождает ее по коридору, чтобы подол не зацепился за мебель и не волочился по грязному полу.
Я втягиваю воздух, когда она проходит мимо нашей ниши. Я видел ее раньше, но только издалека, и не знаю, чего я ожидал вблизи, но она выглядит старой. И уставшей. Ее шаги медленные и тяжелые, ее глаза опухшие и с синяками, несмотря на толстый слой пудры. Прежде чем завернуть за угол, она поправляет плащ, заставляя двуглавых орлов вспыхнуть, и приподнимается, как будто она марионетка, чьи нитки натянуты. Затем она выдыхает, на ее лице появляется маска совершенного спокойствия, и она снова ускользает, несравненный лидер Теневого Общества.
Но теперь я увидел трещины под маской.
Я тянусь к краю шторы, но Мирабель хлопает меня по запястью и поднимает руку. Она считает дальше пятидесяти, прежде чем, наконец, сдвигается.
Мы осторожно отодвигаем штору и спешим к богато украшенным двустворчатым дверям. Они сделаны из позолоченного черного дерева и стонут, открываясь внутрь. Комната огромна, с зеркалом от пола до потолка вдоль задней стены, что делает пространство еще больше. В центре комнаты стоит высокая кровать с роскошным зеленым пологом, а у стен стоят розовые диваны. Неожиданная боль ударяет меня по животу и останавливает мои ноги.
Моя мать-служанка никогда не жила в покоях королевы, конечно. Но это не мешало ей мечтать. Ризенда рассказывала, как моя мама торговалась с другими служанками, убирала лишний раз или резала овощи, чтобы приносить завтрак королеве каждое утро и проводить хоть миг в этих покоях, представляя, как было бы, если бы король признал их отношения.
— Ну же, — Мирабель подталкивает меня и направляется к туалетному столику, на котором стоит ящик средних размеров из черного лакированного дерева. Она пытается открыть крышку, но она заперта, поэтому она роется в миниатюрных мисках с пудрой и духами.
— Ключ не здесь. Так и знала, — она бьет кулаком по коробке и смотрит на меня. — Это была пустая трата времени.
— К счастью, заниматься тем, что я не должен делать, — одна из моих специальностей, — я беру у нее коробку, нахожу на туалетном столике шпильку из слоновой кости и вставляю ее в замок. После нескольких поворотов и покачиваний замок щелкает, и я откидываю крышку с торжествующей ухмылкой. Передо мной сияет маленькая книга с потертой красной обложкой. Сдавленное рыдание срывается из губ Мирабель, и она хватает его со скоростью, не уступающей карманникам в Лез Аль. Затем она прижимает книгу к груди и глубоко вдыхает.
Она выглядит такой уязвимой, сжимая книгу так, будто это самое драгоценное сокровище во дворце. Я переминаюсь. Было нечто интимное в том, чтобы видеть, как кто-то так сильно любит что-то — как открывать окно в самую сокровенную часть их души — и это заставляет меня чувствовать себя так неловко, что я выпаливаю что-то раздраженное, чтобы она перестала.
— Ты все еще думаешь, что это было пустой тратой времени?
Она хлопает меня по плечу книгой, засовывает ее в лиф и, наконец, идет к двери.
Горничная выходит из смежного гардероба, когда мы в середине комнаты, и врезается в Мирабель. Кто в свою очередь врезается в меня. Служанка роняет кувшин с водой, который несла с собой, и он разбивается с таким громким треском, что кажется, будто все оконное стекло во дворце разбивается. Людовик и мои сестры, вероятно, слышат это из канализации. Что уже плохо, но тут девушка начинает кричать.
Я бросаюсь вперед, чтобы заткнуть ее, но Мирабель опережает меня. Она берет со столика у кровати графин воды и поворачивается. Кувшин разбивается о голову девушки, и она падает в воду и осколки фарфора, лежит неподвижно, руки и ноги замирают под неудобным углом.
Мы оба ошеломленно смотрим на нее.
Мирабель падает на колени.
— Пожалуйста, не умирай, — бормочет она, поднося ухо к губам девушки. Через несколько мучительных секунд она расслабляется. — Она дышит. Немного белокопытника для раны на голове и…
Мирабель продолжает говорить, но я больше не слушаю. Я проверяю дверь комнаты, затем снова смотрю на потерявшую сознание девушку. Я не хочу показаться бесчувственным, но Ла Вуазен прикажет опустить решетки и перевернуть все уголки дворца, если она найдет тело в своей спальне. И мы не можем вернуться в лабораторию за белокопытником — чем бы он ни был.
Я наклоняюсь, осторожно поднимаю девушку на плечо и выношу ее из комнаты.
— Что ты делаешь? — спрашивает Мирабель.
— Что нужно, — я запихиваю горничную в нишу в коридоре и скрываю ее шторой.
— Мы не можем просто оставить ее.
— Можем и оставим, — я хватаю Мирабель за локоть и тащу ее обратно к лестнице слуг. — Это просто удар по голове. С ней все будет в порядке.