— Ну, у нее может быть сильная головная боль в течение нескольких дней, но это ее не убьет. Я же, с другой стороны, буду казнен в тот момент, когда меня обнаружат, и, поскольку ты заставила меня взять на себя обязанность не допустить, чтобы нас поймали, я этим и занимаюсь.
Мирабель снова оглядывается на нишу, но, в конце концов, вздыхает и следует за ней.
— Ты можешь загладить вину за то, что почти убила ее, исцелив кого-то, — говорю я, пока мы спускаемся по лестнице.
Мирабель пинает меня по лодыжке, и я спотыкаюсь и чуть не разбиваю нос о каменные ступени. Пожалуй, я это заслужил.
Мы спешим мимо кухонь, женщина в черном платье с седым пучком замечает нас и настаивает, чтобы мы шли за ней, но я начинаю бежать. Я не хочу попасться сейчас, когда мы так близко к завершению. Мы расталкиваем слуг, входящих во дворец, замедляемся до ходьбы, опускаем головы и идем по людному двору и мимо стражей на входе.
Даже после того, как я сбросил маскировку, и мы растворились в суете оживленных улиц, мы продолжаем идти мимо тележек с овощами и владельцев магазинов, размахивающих багетами, детей, продающих цветы, пока не становится видно старый магазин шляп. Это странно напоминает бег по улице накануне, когда я освободил ее из канализации. Та же напряженная энергия. Та же правильность, танцующая на моей коже, теплее полуденного солнца. Наши ботинки идеально стучат по булыжнику. Воздух между нами кажется наэлектризованным. Я такой хриплый и нервный, будто всю ночь проигрывал в карты.
— Похоже, у нас талант к побегам, — говорю я.
Мирабель слегка улыбается, и ее пальцы касаются передней части платья, где скрыт гримуар ее отца.
— Видимо, да.
13
МИРАБЕЛЬ
Я не могу перестать смотреть на гримуар отца. Не могу перестать водить пальцами по крошащемуся кожаному переплету. Он в моем распоряжении — его мысли, его почерк, сладкий аромат шалфея. Я зарываюсь носом в ломкие страницы и глубоко вздыхаю. Держу книгу. Представляя коварную ухмылку отца. Как бы ему понравилась эта интрига!
«Это моя девочка, которая рискует всем во имя алхимии!».
Я ложусь на груду обрезков в углу магазина и собираюсь уснуть. Мне нужно хорошо отдохнуть и быть готовой приступить к созданию лечебных средств, как только Грис принесет мои припасы.
Но у Йоссе другие планы.
— Я не знаю, как ты можешь спать! — говорит он, расхаживая по магазину с широкими красными глазами и румяными щеками, как ребенок на Первомай. — Так много нужно сделать, так много нужно спланировать.
— Это просто. Закрываешь рот, закрываешь глаза и лежишь неподвижно — хотя я начинаю понимать, что для тебя это может быть непросто…
Он смеется, как будто я шучу.
— Ты всегда такая спокойная и практичная, отравительница?
— Ты всегда такой шумный и пылкий, принц?
Он хмурится и гладит подбородок.
— Да. Я делаю то, во что верю. И ты должна поблагодарить меня за это. Без меня ты не добилась бы и половины.
— Я убедила тебя пробраться в Лувр! Ты потребовал, чтобы я пряталась в этой пыльной лачуге.
— Я? — он машет рукой. — Я ведь не имел в виду вечность.
— Ясное дело, — отзываюсь я. Но мои губы подрагивают в намеке на улыбку. Он немного похож на щенка: буйный, возбудимый и очень взволнованный, но такой бойкий и энергичный, что нельзя не похлопать его по голове. Эта мысль делает мою улыбку шире, и я поворачиваюсь к стене, чтобы скрыть это, засыпая.
* * *
После полуночи звучит тихий стук в дверь, и я поднимаюсь на ноги. Йоссе вскакивает, но я отмахиваюсь, жестами прошу его скрыться за стойкой. Грис мог не узнать его сразу, но Йоссе и его большой рот что-нибудь раскроют, а Грису нельзя знать, что королевичи живы. И нельзя знать, что я работаю с ними. Может, он и готов не замечать меня, тайно варящую лечебные средства, но он никогда не упустит из виду то, что я на стороне королевских детей. Бастардов или нет.
Я приоткрываю дверь и смотрю в темноту.
— Грис?
— Кто еще будет доставлять припасы в такое время? — высокая фигура в плаще снимает капюшон, и алебастровый лунный свет превращает песочные волосы Гриса в золото. Он поднимает рюкзаки.
— Входи, входи, — говорю я.
— Не самое модное заведение, да? — он хмурится, глядя на затянутые паутиной углы и изъеденные молью занавески. Я слежу за его взглядом и с ужасом вижу треуголку Йоссе, свисающую с края прилавка. У меня сжимается горло, и я изо всех сил пытаюсь придумать оправдание, но взгляд Гриса скользит по шляпе, как будто она не является чем-то необычным.
Так и было в магазине шляп.
С моих губ срывается нервный смех.
— Что тут смешного? — спрашивает он.
— Ничего такого. Ничего.
Грис приподнимает бровь.
— Просто… этот магазин намного лучше той высасывающей души лаборатории в подземелье во дворце.
— Не могу с этим поспорить, — Грис поднимает два других мешка на прилавок и начинает выгружать склянки.
— Не беспокойся. Время позднее. Я сделаю это.
— Я не против. Как ты сказала, было бы неплохо снова делать лечебные средства для разнообразия.
Он обходит стойку рядом с местом, где прячется Йоссе, и я кричу:
— Нет!
Грис спотыкается, ударяется бедром об угол стола, затем поворачивается и смотрит на меня.
— Я у-устала от проникновения во дворец, — объясняю я. — Я не в состоянии что-то варить. И было бы глупо забирать тебя из Лувра надолго. А если кто-то заметит, что ты ушел?
— Середина ночи.
— Когда это останавливало матушку? Ты ее знаешь, — я беру его за руку и мягко тяну к двери. — Я не хочу, чтобы она задавала вопросы.
Челюсти Гриса двигаются.
— Я все еще не понимаю, почему…