— Капли дождя, — он проводит рукавом по лицу.
Через несколько минут Йоссе, крича и широко раскрыв глаза, прибегает с пристани.
— Это сработало! Наше противоядие сработало! — он хватает меня на руки, и мы кружим по мокрым от дождя доскам.
На секунду я не могу дышать — это так напоминает день, когда я исцелила Анну и Франсуазу. Но все изменилось. Вместо того чтобы оттолкнуть его, я крепко обнимаю его за шею. Мои пальцы жадно сжимают его тунику. И вместо того, чтобы замереть от ужаса, я зарываюсь лицом в его грудь.
Он ставит меня, берет мой подбородок руками и прижимается ко мне лбом. Он смеется и с туманными глазами, а его губы так близко, что я практически чувствую их вкус. Крошечное пространство между нами пузырится и трещит. Его теплое дыхание разливается по моим замерзшим щекам. Его руки скользят по моей шее и запутываются в моих волосах. Было бы так легко чуть приподнять подбородок.
Йоссе смотрит вниз, и ловит свою губу зубами.
Я закрываю глаза и приподнимаюсь на носках.
— Сосредоточьтесь! — Дегре тянет Йоссе за плечи. — Сейчас не время… — он машет рукой между Йоссе и мной и кривится от отвращения. — Нам еще предстоит поработать, — он кивает на людей, собравшихся на пристани. — Произнеси свою речь, чтобы мы могли уйти до того, как нас заметит патруль Теневого Общества.
Мне и в голову не приходило, что я скажу это, но Дегре прав. У нас есть город, который нужно отбить. Нет времени отвлекаться.
— Хочешь произнести речь? — спрашивает меня Йоссе.
— И лишить тебя удовольствия рассказать о своем родстве с королем? — он хватается за грудь, как раненый, и я улыбаюсь. — Ты — связь с Людовиком. И ты умеешь произносить эти речи.
Он медленно улыбается. Он поправляет плащ и забирается на перевернутый ящик.
— Люди добрые! Я Йоссе де Бурбон, а это мадемуазель Ла Ви. Предлагаем лечебные тоники от Его Королевского Высочества дофина! Он жив и хочет вернуть трон у Ла Вуазен и Теневого Общества. Но для этого ему нужна ваша помощь и преданность. Если вы присоединитесь к нам в этой битве, мы продолжим предоставлять лекарства и защиту. Как только порядок будет восстановлен, вам также будет предоставлено право голоса в новом правительстве. Представители передадут ваши жалобы дофину и в Парижский парламент.
— Ага, как же! — кричит рыбачка, которая ударом вернула к жизни своего мужа Этьена.
— Амелина, тише, — приказывает мужчина, но она протискивается мимо него и останавливается перед нами, скрестив руки на груди.
— Я получу голос в правительстве с той же вероятностью, что окуну пальцы в грязную Сену и подниму их в золоте.
Некоторые рыбаки хихикают, а остальные смотрят, ожидая нашего ответа.
— Уверяю вас… — начинает Йоссе, но Амелина прерывает его.
— Не стоит слов! Нам нужны доказательства!
Йоссе смотрит на меня, и я беспомощно пожимаю плечами. У нас нет доказательств, чтобы предоставить им. Нам это не нужно. Бедные и больные были так благодарны за помощь, что охотно доверились нам. Я предполагала, что торговцы рыбой поступят так же, особенно со всеми их счастливыми слезами и благодарными криками. Но Амелина запрокидывает голову и горько смеется, указывая на нас пальцем.
— Как я и подозревала. Если дофин так хочет присоединиться к нам, где он? Где кто-нибудь из королевской семьи? Разве они не должны распространять лечебные средства? — она оглядывается в поисках членов королевской семьи, которые явно отсутствуют, и все больше и больше торговцев начинает роптать и кричать.
Йоссе машет рукой над головой.
— Я — внебрачный сын покойного короля, и я тут от лица королевской семьи…
— Не хочу тебя обижать, хотя придется, — Амелина поправляет потрёпанные юбки в грязи и рыбьих кишках, — но то, что к нам послали бастарда и сбежавшую дочь Ла Вуазен, не вызывает уверенность.
— Его королевское высочество хочет ходить среди вас, конечно, — цедит Йоссе. — Но вы должны понимать, как опасно…
— Именно! — кричит другой мужчина. — Откуда нам знать, что дофин жив? Это могут быт жестокие пустые обещания. Нас уже предали этой ночью. Глупо доверять тому, кого мы даже не видим, кто может прятаться в роскошном замке в бархате и шелке, пока мы умираем от яда.
— Людовик и мои сестры живут в условиях не лучше…
— Докажи! — кричит кто-то. И всю набережную охватывают крики.
Йоссе сходит с ящика с тяжелым стуком и проводит пальцами по мокрым волосам.
— Сдаюсь. Я не могу ничем им угодить.
— Мы ценим то, что вы сделали для нас, — кричит Амелина, преодолевая шум, — но чтобы мы поверили вашим обещаниям, если вы хотите, чтобы простолюдины сплотились в поддержку королевских особ, которые всегда нас оскорбляли, нам нужно увидеть их своими глазами. И если все будет так, как вы говорите, то мы свяжем нашу судьбу с вами.
В знак согласия поднимается сотня «да», за ней следует еще сотня.
Йоссе кивает и уходит. Дегре следует за ним. Я задерживаюсь немного, заставляю себя улыбаться и выкрикивать заверения. Затем спешу догнать Йоссе и Дегре.
— Исцеление было впечатляющим, не спорю, — говорит Дегре. — Но ответ был не таким восторженным, как хотелось, — он по очереди улыбается мне и Йоссе.
— Не стоит, — говорит Йоссе.
— Все пошло не так, как ожидалось, — соглашаюсь я, — но мы знали, что рано или поздно нам придется включить Людовика.
— Я надеялся, что гораздо позже, — рычит Йоссе.
— Не ждешь воссоединения твоей славной семьи? — продолжает Дегре. — Но Людовик так по тебе скучал! — он пытается обнять Йоссе за плечи, но тот упирается локтем в бок Дегре. После долгого, протяжного хрипа Дегре хихикает. — Не волнуйся — я тебя защищу.
Я нечаянно смеюсь, и Йоссе бросает на меня мрачный взгляд.
— Мы оба защитим тебя, — говорю я. Затем медленно, чтобы не привлекать внимание Дегре, я переплетаю пальцы с пальцами Йоссе и слегка сжимаю его руку.
20
ЙОССЕ
Во рту остается неприятный привкус с набережной Грев, и это не имеет ничего общего с рыбой.
Меня снова не хватает.
И снова меня отвергают в пользу моего брата, который и пальцем не пошевелил.
Конечно, мы не просили его о помощи, но Людовик не предложил бы ее, даже если бы мы попросили. Во всяком случае, не по своей воле. Ему наплевать на торговцев рыбой. Или бедных и больных.
И все же они плачут по нему.
А я вынужден пресмыкаться у его ног и просить его поддержки — а затем отдать ему славу за все, чего я достиг.
Полагаю, я знал, что до этого дойдет — я предложил вернуть его на трон. Я просто не ожидал почувствовать эту горечь, бурлящую в животе. Эти острые когти ревности, пронзающие мою кожу.