Я как-то уже и подзабыла вид разъяренного огра. Ностальгия…
Все кинулись врассыпную, кроме меня и Ма, честно попытавшегося утихомирить брата, а вот я просто остолбенела. Почему не получилось? Все же нормально было.
– Убью!!! – взревел Че, схлопотал по башке кулаком, охнул и присел. Конечно, одного подзатыльника было мало, и Че прямо из полуприседа ринулся на Ма, обхватил за пояс и повалил. Куча мала из здоровенных мускулистых тел хороша по телеку, а не когда она катится в твою сторону, грозя погрести под собой. Я ловко отпрыгнула, а вот Копецки повезло меньше. Она стояла точно на пути дерущихся огров, и мне захотелось зажмуриться, но любопытство не дало отвернуться. Столкновение неизбежно. Я шагнула вперед, да вот только что я могла сделать? Разве что если закаменить сразу всех?
Я уже надумала действовать, как огры врезались в преподавателя, и клубок распался. А вот Драгомире хоть бы хны.
Все, кто не успел далеко убежать, пооткрывали рты, впрочем, как и я. Устоять под натиском этих двоих – все равно что грудью остановить поезд.
Копецки окутывал плащ, и когда она повела плечами, полы разошлись и оказались вовсе даже не кожаным приветом из девяностых, а парой огромных нетопыриных крыльев! Они двигались со странным скрежетом, который был мне очень знаком. Так трутся друг о друга камни.
– Все? – иронично спросила Копецки и смахнула с плеча невидимую пылинку. – Истерика закончена? Мы можем продолжать?
Нервы у нее тоже из камня сделаны?!
Пока вернули разбежавшихся студентов, пока успокоили и построили в ровные шеренги, уже и до звонка недалеко. Я бросала на Копецки подозрительные взгляды, гадая, что же она за существо такое? Ни о какой концентрации на стихии речи уже не шло.
– Кудряшова, – обратилась ко мне напоследок Копецки, – вы меня разочаровываете. Подумайте на досуге о том, почему стали горгоной.
Я вылетела с полигона в растрепанных чувствах. Почему стала горгоной? Разве это не зависит от внутренних качеств, или как там Зусман рассказывал? Я замедлила шаг, а потом и вовсе замерла на полпути к общежитию. Это что же получается? Мне намекнули, что я не должна была становиться горгоной? Да нет, бред какой-то. Мироздание не могло так косякнуть. Я свернула с дороги и пошла по траве сквозь криво растущие деревья, пока не вышла к задней части главного корпуса. Порог оранжереи флегматично подметал Сорамару и что-то тихонько напевал. Я подошла ближе.
– Яп… понский телевизор! – Он подпрыгнул от неожиданности. – Кто так к людям подкрадывается?
– Сорамару, а ты к какому виду относишься?
Уборщик поджал губы и вернулся к прерванному занятию.
– Студентам не положено шастать где ни попадя. Давай, проваливай отсюда.
– Ты со всех сторон похож на человека, – рассудила я. – Хотя Амилота же тоже похож.
– Вот к нему и иди, а не приставай к простым трудягам.
Я встала прямо на пути его метлы и скрестила руки на груди.
– Почему мне кажется, что и ты, и кукольный продавец что-то от меня скрываете? Что я ни спрошу, вы сразу принимаете загадочный вид и сваливаете в туман.
Древко метлы уперлось мне в грудь.
– Я здесь просто работаю. Очень-очень долго работаю.
Я попятилась. Ладно, разговор снова не получился, а вот ощущение тайны стало только сильнее. Увижу Мориса, спрошу, каким образом академия набирает сотрудников и на каких условиях.
В перерыве между занятиями я поднялась в комнату и с порога наступила на что-то мягкое. Мия опять завесила свою половину клочьями паутины, похожими на обрывки драной марли. Гадость. Я посмотрела под ноги и обнаружила свои теплые чулки, завязанные морским узлом.
– Ах ты ж… – прошипела я и оглядела комнату более внимательным взглядом. По ней точно Мамай прошел, постельное белье смято, содержимое мусорной корзины возле письменного стола раскидано по полу, причем на моей половине. А на карнизе болтались трусики. Мои трусики!
Меня аж затрясло.
– Мия! – прорычала я. – Я этого так не оставлю!
Разбрасывать чужое нижнее белье – это низко и отдает чем-то нездоровым. Я потратила весь драгоценный перерыв на уборку, а мусор перекинула на половину паучихи, пусть сама собирает, после чего ушла, не планируя возвращаться до позднего вечера.
В этот день была еще лекция у Мехтеб, где она рассказывала истории возникновения разных видов мифических существ, включая их места обитания и связанные с ними суеверия. Теория шла у меня легче практики, так как все, что требовалось, – это быстро писать. После сигнала об окончании занятия Рэнди подошел к суккубе, видимо, обсудить случившуюся с ним недавно метаморфозу, а я взяла под локоть Мориса.
– Есть разговор.
– А я думал, мы молча погуляем.
Я увлекла Мориса подальше от случайных ушей и перешла к сути.
– Разузнай для меня об уборщике.
– Ри-и-ита, – пакостно протянул Морис и погрозил мне пальцем. – Твои стандарты покатились по наклонной.
Я стояла достаточно близко, чтобы самая нервная змейка тяпнула его.
– Так узнаешь или нет?
– Шантажистка, – не то поругал, не то похвалил Морис и подул на прокушенный палец. – Ты хоть не ядовитая, надеюсь?
– Это от настроения зависит.
Мы прошлись по аллее в самый ее конец, как погода резко испортилась. Едва я успела поднять над головой сумку, и по ней тут же с силой забарабанил дождь.
– Только не говорите мне, что метеобашня опять сломалась, – испугалась я. После незапланированного полета верхом на торнадо нас больше не посылали на дежурства, от греха подальше, и возвращаться не хотелось.
– Может, дождь стоял по расписанию? – Морис задрал голову, и в открытый рот упала лягушка.
Показалось, наверное.
Морис икнул, посмотрел на меня большими, как чайные блюдца, глазами, и снова икнул. Откуда-то изнутри него послышалось утробное «ква-а-а».
– Плюнь, плюнь, плюнь! – заверещала я. – Скорее!
Морис согнулся, и я по-дружески огрела его по спине несколько раз, пока он не закашлялся, извергая на землю обслюнявленную квакушку. Она надулась, моргнула и с обиженным урчанием поскакала по своим делам.
– Какого… – начал Морис, и тут что-то холодное и тяжелое свалилось мне на голову.
Дождь превратился в обстрел земноводными, и хоть лягушки – это вам не пауки, приятного все равно мало. Мы побежали на поиски укрытия и, толкаясь, ворвались в скромно притулившуюся в кустах каморку с садовым инструментом. Морис захлопнул деревянную дверь и перевел дух.
– Не помню такой погодной функции.
– Потому что ее там не было, – ответила я, шумно дыша. Проверила, не застрял ли кто в прическе, но змеи и сами прекрасно о себе заботились, и, похоже, лягушки им понравились. Пока мы бежали, моя шевелюра активно вытягивалась к каждой пролетающей мимо земноводной и хищно шипела. А потом случилось то, чего я опасалась больше всего. Одна из зеленошкурых все-таки угодила в ловушку. Змейка дотянулась до добычи, и несчастная лягушка исчезла внутри моих волос. На голове началась настоящая вакханалия.
– Морис убери ее! Ее сейчас сожрут!
Кракен вздохнул, ему совершенно не хотелось лезть в эти убийственные дебри, но что ради подруги не сделаешь.
Он успел пару раз увидеть отчаянно прыгающую лягушку, а потом вздохнул еще тяжелее и отстранился.
– Достал?
– Увы, я могу прочитать заупокойный молебен, если тебе это поможет.
– Фу!
Осознание, что моя голова теперь фарширована лягушатиной, чуть не привело к печальному событию. К горлу подкатил ком, я неловко повернулась и сбила плечом садовые грабли. Морис едва успел закрыть лицо, и металлические зубцы царапнули бархатный рукав.
– Осторожнее, не оставь меня без глаз, придется тогда ориентироваться на ощупь.
Он растопырил щупальца, защищаясь от возможной угрозы со стороны тяпок и секаторов, а я в это время пыталась осмотреться практически в полной темноте.
– Жабопад закончился?
Морис приоткрыл дверь и тут же захлопнул.
– Неа, влило как в тропиках.
Я уже и сама услышала смачные шлепки по крыше. Знать бы, что это за аномалия такая, устроила бы локальный ливень над кроватью Мии, за все хорошее.
– Что за кровожадная улыбка? – насторожился Морис.
Я загадочно промолчала. Пугай своих, чтобы чужие заикались.
В кладовке было тесно, темно и скучно, Морис подпирал дверь, а я чувствовала спиной острые выступы мало знакомых мне инструментов, отчего все сильнее хотелось почесаться. Я начала нервно переминаться с ноги на ногу в попытках облегчить свою участь. Лягушачий дождь и не думал заканчиваться. Я вздохнула и чуть сместилась.
– Не вертись, а то… – предупредил Морис, но немного опоздал. Я почувствовала, как то, что упиралось мне в поясницу, поддалось напору и вдавилось в стену. И это точно не к добру.
По полу прошла трещина, и он раскрылся внутрь, втягивая нас в черноту неизвестности. Морис взвизгнул по-девчачьи, падая на меня сверху, и мы приземлились вместе, но спину отбила только я. Кругом сплошная несправедливость.
– Ты как? – прохрипел мне на ухо Морис. Я спихнула его с себя и со старческим кряхтением села.
– Позвоночник не осыпался. Где это мы?
Пол-потолок снова стал цельным, отрезав нам путь к спасению, но вопреки всему в месте, куда мы свалились, было светло, если можно назвать светом зеленоватое мерцание настенных ламп, похожих на факелы.
– В камере пыток, полагаю?
Я тоскливо проследила за взглядом Мориса и мысленно согласилась. Помещение было небольшим, с парой арочных ниш, забранных решетками, со стен свисали цепи и кожаные ремни. Я добралась до стоящего по центру стола, но он был самым простым, деревянным, грубым, а на нем – доска для вейцзы, я ее узнала.
– Рита, – голос Мориса вдруг стал тонким и пронзительным, – посмотри, на чем я стою?
Я опустила взгляд и дернулась: вычурные туфли кракена попирали распотрошенную тушку большой лягушки, заключенную в некое подобие пентаграммы.
– Рита, там кровь, да? Это точно кровь? – Морис позеленел до цвета мерцающих вокруг фонариков.
– Да нет там ничего, – не очень бодро соврала я, надеясь, что темные потеки по краям пентаграммы – всего лишь грязь. Просто бордовая грязюка, похожая на… Под взглядом Мориса я быстро сдалась: – Да, черт возьми, это действительно кровь. Ты что, испугался?
Вот уж не думала, что наш дерзкий кракен боится крови, хотя в данных обстоятельствах я могла его понять.
– Да я не крови боюсь, а этой дурацкой пентаграммы! – взвыл Морис. – Какой идиот ее рисовал? Почему три руны нечитаемы? А круг? Да это скорее квадрат, а не круг! Ты знаешь, что случается, если неправильно провести даже самый безобидный из кровавых ритуалов?
– Нет…
– Я тоже! Потому что результат невозможно предсказать.
До меня медленно начинало доходить, в какую очередную заварушку мы случайно угодили, точнее, свалились.
– И что теперь будет? Это же не мы разрушили заклинание? Мы же только пришли. Морис, да не молчи ты! Для чего вообще рисуют такие знаки?
Морис зябко повел плечом.
– Ну, обычно призывают демонов.
Блин, лучше бы не спрашивала!
Меня затрясло, и виной тому, как это ни прозаично, был дикий холод. Неизвестный подвал, неправильная пентаграмма – кто знает, какой демон к нам пожалует на такой кривой призыв.
– Вспоминай, энциклопедия ходячая, кого призывают, принося в жертву лягушку? – Голос сорвался на шипение. Да мы замерзнем раньше, чем кто-то пожалует. Я тогда не камнями будут кидаться, а сосульками.
– Нашла демонолога со стажем, – огрызнулся Морис и принялся стаскивать с себя камзол.
– Что? – оживилась я. – Придумал способ, как это остановить?
И мне на плечи упала тяжелая бархатистая ткань. Морис неловко кашлянул в кулак и отвернулся, якобы заинтересовавшись обстановкой, а я почувствовала себя дурочкой.
– Спасибо. Но ты же сам замерзнешь.
– Кракены – глубоководные существа, я не боюсь холода.
– А змеи вообще не теплокровные, так что…
– Ой, ну Рит! Дай побыть джентльменом хоть на пороге трагической гибели?
– Давай вот только без этого. Мне еще надо Мие за трусы отомстить.
У Мориса явно возникли вопросы, но тут где-то совсем рядом раздался душераздирающий скрип. Я подскочила на месте и ближе придвинулась к Морису. Боковая дверь отворилась с ужасающим звуком не смазанных лет сто петель, неясная фигура с подсвечником в руках шагнула нам навстречу, распространяя вокруг себя темную ауру и очень знакомый запах.
Страх как корова языком слизала, потому что невозможно бояться человека, который благоухает чесноком.
Фигура поставила на стол тарелку с чем-то горячим и ароматным, обернулась к нам и замерла в удивлении.
– А вы как сюда попали? – спросила она мужским голосом, а потом заметила испорченную пентаграмму. – Что вы натворили? Это же моя курсовая!
– Мы… – Я схватила Мориса за плечо и рванула к двери, надеясь, что нам повезет и не придется объяснять этому старшекурснику, что его курсовая изначально была не очень, а мы ее, можно сказать, улучшили.
Мгновение до вожделенной свободы, и перед нами зависла голова на чудовищно длинной шее.
– Не сбежите, – констатировал парень и ухмыльнулся.
– Рокурокуби, – вдруг выдал Морис замысловатое ругательство и, видя мое непонимающее лицо, пояснил: – Это монстр такой, обладающий способностью растягивать шею на пару метров. Японский фольклор. Совсем не опасный…
А вот это замечание было лишним.
Голова зашипела не хуже моих змей, отрастила еще пару метров шеи и стала оборачиваться вокруг нас, мерзко скалясь. Я ничегошеньки не знала о японском фольклоре, кроме Хаяо Миядзаки и его «Унесенных призраками», так что молилась, чтобы этот рокурокуби не оказался плотоядным.
– Шею вытягивать научился, а пентаграмму прямо чертить – нет, – не сильно впечатлился Морис. – Ты откуда эти руны вытащил?
Рокурокуби щелкнул зубами и, похлопав косыми глазами, втянул шею обратно.
– А что с ними не так? Я точно из справочника копировал, черточка в черточку.
– О, современность! – закатил глаза Морис, а я поняла, что удушение откладывается. – А год составления справочника не проверял? И самого составителя?
На свет мгновенно явилась стопка учебников, зашуршали перелистываемые страницы, а я поискала взглядом местечко, где можно присесть, и наткнулась на тарелку с жареными пельменями в форме «корабликов» с фигурными гребешками. Над ними поднимался парок, а поджаренная корочка так и манила насладиться сочным хрустом…
Я сглотнула слюну, посмотрела по сторонам и подтянула тарелку поближе. Думаю, длинношеего парня не расстроит потеря пельменей в обмен на помощь с курсовой.
– А что должна была призывать эта лягушка? – спросил Морис, проверяя листы с расчетом формул.
– Да ничего, собственно, – парень почесал макушку, – тему предложил взять мой товарищ, он лаборант на кафедре некромагии. Меня, кстати, Рю зовут, я со второго курса.
– Морис, – представился кракен, – а эта юная леди – Маргарита.
Я сместилась так, чтобы прикрыть стремительно пустеющую тарелку и свои набитые щеки.
– Так вот, по идее, лягушка должна ожить. Но я трижды ритуал проводил, а она даже не потеплела.
– Кхым, – многозначительно кашлянул Морис. – А наверху идет дождь из жаб… Как ты думаешь, эти события связаны?
– Ой, ё! – Рю сначала дернулся к двери, потом махнул рукой и шмякнулся обратно на стул. – Все равно отчитают. А там прям дождь? Я через дверку для уборщиков в столовую мотался, наверх не поднимаясь.
Он посмотрел на стол, но тарелка встретила его взгляд девственной чистотой. Я отвернулась и молниеносно засунула в рот последний пельмешек.
– Рю! Ты зачем умножил на поперечную? Там такое!!!! – В подвальную комнату влетел еще один персонаж, и я подавилась. Да это же тот самый фрик, который полночи не давал мне спать в карцере, устраивая шаманские пляски.
Змеи встали в боевую стойку, а я мысленно представила булыжник в обеих ладонях, и получилось гораздо лучше, чем на занятиях у Копецки.
– Вы еще кто? – недружелюбно буркнуло это чудо. – Я выпросил для Рю лаборантскую до ужина, кучу бумаг подписал.
– А ты кто? И какого черта лысого ты мне в тот раз напророчил? Да мне твои носки в страшных снах снятся. Дырявые!
В глазах вестника прибавилось понимания, а вот дружелюбия ни на грамм.
– Видения не контролируются, и я понятия не имею, кому что говорю, когда засыпаю. И вообще, провидца всяк обидеть может. А если я обижусь, вдруг предреку что-нибудь страшное? И не узнаете, как беды избежать…
– Ты учеными речами нам мозги не заговаривай, – хмыкнул Морис. – Провидец нашелся, а что твой дружок всю академию лягушками закидает, не предвидел? Устроили жабий апокалипсис, умники, вы гляньте на них.
– Айзек, – чуть не плача, позвал Рю. – Ты говорил, что эта тема точно принесет мне зачет. Сказал, что видел, как меня сам ректор хвалит.
Едва он договорил, как дверь влетела внутрь и упокоилась в противоположной стене, испуская запах подпаленной древесины.
– Так, лягушатники доморощенные! – Гулкий звук прокатился по подвалу, оглушив нас и вжав в пол. Комната затянулась дымом, и в раздолбанном проеме блеснуло что-то золотое и до боли знакомое.
– Миллхаус! – одновременно поняли мы с Морисом и, не сговариваясь, скользнули под стол.
Рю и красноносковое недоразумение попытались повторить за нами, но были грубо выпихнуты пяткой в фигурной туфле, измазанной бог знает чем.
– Выходите, быстро! – прорычал дракон. – Все!
Потрепанные виновники апокалипсиса выползли из-под стола с другой стороны и понуро поплелись к выходу.
– А вам, Кудряшшшшшова, особое приглашение нужно? – вкрадчиво поинтересовался ректор, и у меня пересохло в горле. На самом деле, пить захотелось еще после жареных пельменей, а тут просто совпало.
Я посмотрела на Мориса, который вцепился в стол всеми своими щупальцами, наглядно демонстрируя, что он отсюда ни на миллиметр не сдвинется. Пихнув его локтем под тентакль, я покинула такое хорошее и уютное подстолье.
– И осьминога вашего вынимайте, – буркнул Дрей, заворачивая провинившихся старших в кончик хвоста.
Мне тут же вспомнилась ночь в карцере, и я с ехидной ухмылочкой поинтересовалась:
– Господин ректор, а использование провидческого дара для шантажа и вымогательства как-то наказывается? – Обладатель красных носков побледнел, догадавшись, к чему я веду. – Мне тут плохими предсказаниями грозились…
– Разберемся, – рыкнул Миллхаус. – Как вы здесь только оказались? Ни одно плохое событие в Академии не обходится без вашего участия.
– Надо обряд очищения ауры провести, мало ли что налипло, – между прочим заметил Морис, и в лицо ему дохнуло черным горьким дымом. У меня нервно задергался глаз, а змейки на голове свили некое подобие бантика, решив придать мне более милый и невинный вид.
Ага, горгона с бантиком из змей и нервным тиком. Ну разве не милота?
Дракон шевельнулся, и лягушки, сидящие на нем, с тихим «вшууух» заскользили на пол. Бантик на моей макушке моментально распался, зашипел и, потянув меня вперед, впился в жабопад. Я не ожидала, что собственная прическа попробует управлять моим телом, взяла себя под контроль, но было уже поздно, каждая змея на голове победно зажимала в пасти лягушку и утробно шипела.
Ректор моргнул и позеленел. Я, собственно, тоже.