Исцеляющий источник восхитил Ффлур. Она заставила меня выпить полную чашку холодной чистой воды, и боль ослабела. Целительница меня раздела и велела окунуть руку в воду. Нельзя сказать, что все сразу зажило, но мышцы прекратили дергаться, а боль из острой превратилась в тупую и ноющую. С такой болью я могла смириться, я даже заснуть могла бы.
Пока нас не было, королевскую спальню отмыли и вычистили. Не знаю, как удалось белым дамам убрать всю эту кровь, и, наверное, не хочу знать.
Гален помог мне освободиться от оставшейся одежды. Глаза у него блестели непролитыми слезами. Он нагнулся и притронулся губами к моему лбу.
— Я думал, я тебя уже потерял. — Я потянулась к нему, но он шагнул назад. — Нет, Мерри, у меня первая стража. Если ты меня обнимешь, я расплачусь, а это недостойно мужчины.
Он пытался шутить, но получалось у него не очень. Я подумала, что дело не в одной только тревоге из-за случившегося, но я была не в той форме, чтобы добиваться от него правды.
Дойл обвил меня своим нагим телом в центре громадной королевской кровати. Кровать была не двуспальная. Я для нее придумала термин "со-многими-спальная", но при королеве его не употребляла. Меня клонило в сон от питья, которое мне дала Ффлур. Она сказала, что лекарство поможет мне уснуть и ускорит заживление. Я погрузилась в первое забытье, навеянное зельем и бархатным теплом тела Дойла.
Холод поцеловал меня в лоб, и я снова открыла глаза. Как я их закрыла — не помню.
— Я помогу Галену держать стражу. Есть другой, кому нужно сейчас спать возле тебя.
В его лице не было ни обиды, ни капризов. Он выглядел, как ни глупо это звучит по отношению к многосотлетнему существу, взрослым.
Еще раз я очнулась, когда кто-то вполз на кровать, стараясь не задеть мою раненую руку. Тело было мне незнакомое. Не смогу объяснить, как именно, но я знаю своих мужчин — на ощупь, на запах, — а нового гостя я так хорошо не знала. Я открыла глаза и увидела над собой золотистое лицо Адайра.
— Королева сказала, что я твой, если ты меня хочешь. — В глазах у него дрожали неуверенность и страх. Одна Богиня знает, в каком настроении королева сейчас, после нашего представления. Я бы не хотела попасть ей под руку.
— Оставайся с нами, — прошептала я. — Конечно, оставайся.
Он повернулся ко мне спиной и свернулся в комок. Его сотрясала дрожь, и я не сразу поняла, что он плачет. Кровать задвигалась — на нее вполз Рис, лег рядом с Адайром, и Китто устроился в ногах постели, и Никка с Шалфеем тоже улеглись, осторожно примостив крылья. Мы все прикасались к Адайру, прикосновениями рук и тел давали ему понять, что он в безопасности. Так мы и заснули в общей большой куче теплых тел и обнимающих рук.
Разбудили меня сразу два обстоятельства: Адайр застонал во сне, а Дойл с другой стороны от меня притих. Я заморгала, просыпаясь, и Дойл чуть сжал руку у меня на талии, предупреждая не двигаться. Я замерла, вжавшись в Дойла, а Адайр с другого бока продолжал постанывать.
Королева стояла у изножья кровати и смотрела на нас. О чем она думала, было мне непонятно, только явно не о чем-то хорошем.
Я погладила Адайра по голой спине, и он перестал стонать и заснул крепче. Лежащий по другую сторону от него Рис тоже не спал, как и я, — это я скорей почувствовала, чем услышала. Никка, Китто и Шалфей спали — дышали они ровно и глубоко.
Холод и Гален стояли у кровати, за спиной у королевы, словно хотели ее схватить, но не отваживались. Как защитить кого-то от самой королевы? Ответ — никак.
Она тихо, как будто не желая разбудить спящих, сказала, глядя на нас:
— Не знаю, кому завидовать больше — тебе, со всеми твоими мужчинами, или твоим мужчинам, обнявшим тебя. Я ощутила на вкус твою силу, Мередит, и скажу тебе, она очень, очень привлекательна. — Она отвернулась, хотя я и так вроде бы ничего не слышала. — Эймон меня ждет вместе со стражами, которых я выбрала на эту ночь. — Она опять глянула на меня: — Ты вдохновила меня взять сегодня в постель побольше народу.
Адайр напрягся, и я поняла, что он проснулся, хоть и не открыл глаза. Он притворялся спящим, как притворяется ребенок: главное — притворись хорошенько, и все чудовища уйдут.
Она вдруг хохотнула, и Адайр дернулся, будто звук его ударил — хоть этого и не могло быть.
Королева ушла смеясь, а нас все это как-то не очень позабавило.
Я подумала, где сейчас Баринтус, и Усна, и Аблойк, и даже Аматеон с Онилвином. Они теперь вроде бы мои, а значит, я должна их защищать. Я послала Риса узнать, где они. Немного погодя он пришел и привел их всех. Включая Готорна, Иви и Бри.
— Я спросил у королевы разрешения забрать твоих людей, и она дала выбор тем, кто с тобой еще не был. Они все решили пойти сюда. — Рис выглядел усталым, но довольным.
Баринтус оглядел кровать и покачал головой.
— Боюсь, все мы разом даже в этой кровати не поместимся.
Он не ошибся, но все же в ней поместилось больше народу, чем можно было подумать. Когда мы устроились — в такой толпе мне еще спать не приходилось, — откуда-то из ног постели донесся голос Аматеона. Думаю, он сказал за всех новых стражей:
— Спасибо, что послала за нами Риса.
— Вы теперь мои, Аматеон, в счастье и горести.
— В счастье и горести, — повторил Рис из глубины комнаты.
— Здесь не человеческий зал бракосочетаний, — буркнул Холод от дверей.
Дойл прижался ко мне плотнее, и я расслабилась в его объятиях.
— Брак может кончиться разводом, а то и просто кто-нибудь из супругов сбежит, — сказал Дойл. — Мерри к своим обязанностям относится строже.
— Так что, — спросила я темноту, — в бедности мы будем жить или в богатстве?
— Вот не знаю, — ответил Рис. — Вряд ли мне понравится бедность.
— Спокойной ночи, Рис, — сказала я. Он засмеялся.
Откуда-то ближе к двери отозвался Гален:
— В болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас.
Слова прозвучали как обещание и как роковое предсказание одновременно.
Голос Онилвина долетел из темноты, достаточно далекий, чтобы догадаться — ему местечка в кровати не досталось.
— То есть ты связываешь свою судьбу с нами? Будешь нашей защитой и нашей судьбой?
— Защитой — да, но судьба твоя в твоих руках, Онилвин. Никто ее у тебя не отберет.
— Королева говорит, что наши судьбы в руках у нее, — сказал он тихо, как всегда говорят люди в сонной темноте.
— Нет, — ответила я, — нет. Ничьей судьбой не хочу распоряжаться. Слишком большая ответственность.
— Разве быть королевой — не значит именно это?
— Судьба моего народа зависит от меня, да, но у каждого есть свой выбор. У тебя свободная воля, Онилвин.
— Ты в это действительно веришь?
— Да, — сказала я и уткнулась лицом в затылок Адайра. От него пахло свежей древесной стружкой. Адайра никто не попросил подвинуться, и я невольно задумалась, что сделала с ним Андаис, кроме того, что обкромсала волосы.
— Абсолютный монарх, который верит в свободную волю? Разве это не против правил? — спросил Онилвин.
— Нет, — сказала я, не поднимая головы от шеи Адайра. — С моими правилами это согласуется. — Голос у меня стал протяжнее, я соскальзывала в сон.
— Кажется, мне понравятся твои правила, — проговорил Онилвин тоже сонным голосом.
— Правила — это да, — заметил Рис, — но вот домашняя работа…
— Домашняя работа! — удивился Онилвин. — Сидхе не работают по хозяйству.
— Мой дом — мои порядки, — сказала я.
Онилвин и еще несколько не заснувших стражей попытались поспорить.
— Хватит, — сказал Дойл. — Будете делать, что скажет принцесса.
— А то что? — спросил голос, который я не опознала.
— А то отправитесь обратно к нежным ласкам королевы.
Молчание в ответ было многозначительное и довольно тревожное.
— Ну, если мне придется мыть окна, секс должен быть чертовски хорош. — Кажется, это был Усна.
— Такой и есть. — А это Рис.
— Заткнись, Рис, — попросил Гален.
— Я только правду говорю.
— Хватит, — сказала я. — Я устала, и если ждут, что я завтра хоть что-то смогу делать хорошо, то мне надо выспаться.
Опять тишина и шорохи тел под простынями. И тихий вопрос Иви издалека:
— А насколько хорошо?
И ответ Риса от двери:
— Очень…
— Спокойной ночи, Рис, — сказала я. — И спокойной ночи, Иви. Спите уже.
Я почти заснула, окутанная двойным теплом Дойла и Адайра, когда услышала шепот. По голосу я поняла, что один из говорящих — Рис, а второй, как мне показалось, — Иви. Я бы на них нашипела, но сон уже накрыл меня толстым теплым одеялом. Если б я ждала, пока все замолчат, мы бы вообще не заснули. Хочется Рису травить Иви байки о сексе — и пусть травит. Только в я детали не слышала.
Последнее, что донеслось до моего слуха, — приглушенный очень мужской смешок. На следующее утро я узнала, что Рис своими эротическими сказками собрал целую толпу. Он поклялся самым торжественным образом, что не врал и не преувеличивал. Мне пришлось ему поверить, но я пообещала самой себе, что никогда больше не дам ему засидеться допоздна, травя байки тем, кто не бывал в одной постели со мной. Если я не прослежу, он создаст мне такую репутацию, с которой не выживет никто, даже богиня плодородия. Рис сказал, что я скромничаю. А я сказала ему, что я всего лишь смертная, а как может одна смертная женщина удовлетворить запросы шестнадцати бессмертных сидхе?
Рис поглядел на меня выразительно и переспросил:
— Смертная? Ты уверена?
Честным ответом было бы "нет", но откуда узнать, что ты бессмертен? То есть я чувствую себя все так же. Должно ли бессмертие как-то ощущаться? Вроде бы должно. Но как это проверить?
Больше книг на сайте - Knigoed.net