В кабинет вошли конвоиры.
Вольф сказал им что-то по-немецки. Потом снова обратился к ребятам:
— Идите отдыхайте. Встретимся завтра. Завтра и поговорим. Прежде всего вы, ничего не скрывая, расскажете мне, почему все это произошло и как произошло.
П о ч е м у п р о и з о ш л о… К а к п р о и з о ш л о…
Однажды Анатолий и Борис зашли к Павлу Гайдаю, который приходился Борису родным дядей. Сидя на веранде, он, его жена и дочь как раз кончали обедать.
— О, вам повезло, — поднялась из-за стола тетя Мария. — Сейчас попотчую вас зеленым борщиком, вареничками с творогом.
— Спасибо! — в один голос поблагодарили ребята.
— Ну, чего ломаетесь? — нарочито грубо пробасил дядя Павел. — Скажете спасибо, когда поедите. Разве не знаете: дают — бери, бьют — беги. Принеси, Тома, стулья, — попросил он дочь.
— Не надо, я недавно пообедал, — отказался Анатолий.
— И я, — прибавил Борис.
— Эх, вы! — покачал головой дядя. — От таких вареников отказываетесь… Тогда подождите, я еще съем пять штук, чтоб было ровно сто, и поиграем в шахматы. Идите, расставляйте.
Ребята прошли комнату, заменявшую Гайдаям кухню, вошли в светлицу, взяли с этажерки шахматы.
Только расставили фигуры, как появились дядя Павел и Тамара.
— Ну, так как, биться будем или мириться?
— Биться, — ответил деланным баском Борис.
Схватив с шахматной доски две пешки, черную и белую, заложил руки за спину, несколько раз перебросил фигуры с ладони на ладонь и протянул вперед крепко сжатые кулаки.
— Кому какую?
— Давай в левой, — выбрал дядя.
Ему выпало играть черными.
— Папа, вам никогда не везет, — заметила Тамара. — Всегда достаются черные.
— Кто сказал, что мне не везет? Ого, еще как повезет! Вот увидишь. Ходи, Толя.
Для всех шахматистов шахматное поле — обыкновенная доска, расчерченная на шестьдесят четыре клеточки, тридцать две из них белые, тридцать две — черные: на ней проверяется сила игрока. Для дяди Павла и Анатолия она означает еще кое-что…
Однажды после уроков Борис пригласил Анатолия в гости к своим родственникам. Во время разговора с мальчиками дядя Павел узнал, что Анатолию из всех школьных предметов больше всего нравится история и география.
«Ты смотри, и я, когда учился, больше всего их любил, — словно обрадовался он. — Наверное, поэтому и в железнодорожники пошел — хотел исколесить весь мир. Так, может, ты и в шахматы играть любишь?»
«Люблю», — ответил Анатолий, потому что и в самом деле любил.
«Тогда давай посоревнуемся?»
«Давайте».
С тех пор они и «соревновались» почти каждую неделю. Но их «соревнования» не похожи на те, которые происходят между другими шахматистами. Фигуры переставляют как будто не на обыкновенной шахматной доске, а на развернутой карте мира, не из клеточки в клеточку, а с острова на остров, с моря на море, с озера на озеро, с одной горы на другую.
«Ставлю на остров Кергелен», — заявлял дядя Павел.
«А я на Шпицберген», — отвечал Анатолий.
«Захожу в Мозамбикский залив».
«А я в Красное море…»
Кроме того, каждая их игра еще получала название какой-нибудь знаменательной исторической битвы — Саламинская, Полтавская, битва под Желтыми Водами, Бородино, Севастопольская битва, взятие Измаила, бой на озере Хасан.
Борис был никудышный шахматист: у него не хватало рассудительности, терпения. И он, зная об этом, не брался играть, но неизменно выполнял роль судьи и наблюдателя.
Правда, по всем правилам Борису следовало быть беспристрастным к обоим игрокам, но он открыто болел только за своего друга, даже подсказывал ходы, а в спорах всегда брал его сторону. Когда Анатолий выигрывал партию, Борис кричал на всю квартиру: «Мы победили! Мы победили!..» Когда же его друг терпел поражение, сокрушенно качал головой, недовольно кривился: «Я же говорил, не ходи так. Я говорил…»
Но, как ни странно, дядя Павел редко протестовал против такого поведения судьи. Не потому ли, что Анатолий мало обращал внимания на подсказки, а в спорах, если его убеждали, сам признавал правоту соперника?
Тамара совсем не умела играть в шахматы, но часто, как и Борис, целыми часами просиживала возле игроков. Правда, ее мало интересовали их поединки. Она брала альбом для рисования, тушевой карандаш и рисовала портреты — отца, Анатолия, Бориса.
Первые ходы в каждой партии между дядей Павлом и Анатолием почти всегда повторялись:
— Остров Родригес.
— Бискайский залив.
— Мадагаскар.
— Аравийское море.
— Предлагаю размен.
— Охотно принимаю.
С шахматной доски сняли по пешке. Дядя Павел свою осторожно поставил на стол справа. Пешку Анатолия забрал Борис. Он держал в руках все фигуры, выигранные другом, словно боялся, что они каким-то образом снова окажутся на шахматной доске. Обычно игра начиналась между Анатолием и дядей в быстром темпе. Смеялись, шутили, перекидывались остротами. Когда же фигур у них оставалось мало и игра приближалась к концу, темп значительно замедлялся, оба умолкали, становились серьезнее, все ниже склонялись над шахматной доской, сосредоточенно выискивая возможные ходы.
Так было и на этот раз. Как только потеряли по четыре пешки, по два коня и по одной ладье, сразу смолкли.
Следующий ход был за дядей Павлом. Он пододвинулся поближе к столу, подпер рукой голову. Анатолий словно окаменел, его взгляд был прикован к шахматной доске.
— Ну ходите скорее! — не терпелось Борису. — Сколько можно!
— Не торопи, — отмахнулся дядя Павел.