— Я об этом знал еще тогда, когда брался за лопату. И нисколько не жалею. Вот только вас жаль… Считай, не жили на свете. Как же оно у вас вышло? Неужели случайно?
— Баловались, — ответил Анатолий, — пустили пару, а оно как дернет, как рванет… Разве удержишь?
Дед Хобот трет виски.
— Да куда там, разве я не знаю! Там сила! И прямо в круг? Видать, дорогая штука тот круг, если не простили…
— Ведь двенадцать паровозов замкнулось! — не сдержался Борис. — Двенадцать! Это вам не игрушки.
Дед покачал головой:
— Так, так. Такого они не простят даже вам, детям… Двенадцать паровозов! Подумать только…
— Да прибавьте сюда и те, — продолжал Борис, — прибавьте, сколько там стоит паровозов, ждет ремонта. Тоже не меньше. И долго теперь будут стоять…
Дед снова грустно покачал головой.
Ночью, когда ребята спали, он разбудил их.
— Сыночки, — сказал взволнованно, — вы меня простите, но так надо… Я знаю, что вы не верите в бога, я тоже, если говорить правду, не очень в него верю, но полагается мне попросить у людей прощенья. Так вы уж уважьте старика, очень вас прошу.
— Хорошо, — не стал возражать Анатолий. — Что вы хотите, дедушка?
— После моих слов скажите: «Пусть бог простит», больше ничего не надо.
Дед закрыл глаза, сложил руки на груди, помолчал, а потом сказал, обращаясь к ребятам:
— Может, я кого обидел или оскорбил ненароком, так вы простите, люди.
— Пусть бог простит, — отозвался Анатолий.
— Может, я кому-то дорогу перешел или по случаю праздника какое плохое слово сказал, вы уж простите, люди…
— Пусть бог простит, — снова произнес Анатолий.
— Может, у кого что-то одалживал, да забыл отдать, так вы простите, люди…
— Пусть бог простит.
— Может, я Одарку свою, царство ей небесное, когда выругал, так вы простите, люди…
— Пусть бог простит…
Дед помолчал, подумал, прислушиваясь к шагам в коридоре, потом снова за свое:
— Может, у того рыжего плюгаша есть мать или отец, а я его лопатой… Так вы уж и за это простите, люди…
Ответа не послышалось.
Дед раскрыл глаза, посмотрел на ребят, помолчал, подумал, что они, наверное, не услышали, снова сложил руки на груди и повторил то же самое. Ответа снова не было.
— Чего молчите? — удивился старик.
— А это уже никуда не годится, — сказал Анатолий. — За такое не надо просить.
— Не надо, — подтвердил Борис. — Разве можно?..
— Наверное, ваша правда, — согласился дед. — За это меня бог не покарает. Разве что черти заставят сковородку языком лизать…
Он снова лег, сложил руки на груди, закрыл глаза. По-видимому, ожидал стука в дверь. Но в эту ночь так никто и не постучал.
За ним пришли на следующую ночь, когда ребята еще спали.
Звякнули ключи у входа, резкий голос разбудил камеру:
— Хобот, с вещами!
Дед Хобот не спал. Он стоял с узелком в руках, готовый в далекий путь. Перекрестился, потом подошел к ребятам, которые уже вскочили на ноги, и молча их перекрестил.
— Зачем, дед? — удивился Борис. — Мы совсем не…
— Знаю, знаю, — прошептал дед, — но так надо перед смертью. Ну, я пошел…
В камере стало тихо. Слишком тихо и просторно…
У новости быстрые ноги. Молниеносно облетела всю железную дорогу от Харькова до Киева весть о том, что в Лубенском депо выведен из строя поворотный круг. Рабочие расспрашивали друг у друга, кто эти герои, совершившие такую ощутимую диверсию. А когда узнали, что это сделали подростки, ахали. Всех радовало происшедшее, но к приятной новости примешивалась тревога — все тревожились о судьбе юных мстителей.
Нестора Малия и Петра Миронченко эти новости застали в дороге. Они только что сдали груз в Полтаве, забрали порожняк и возвращались домой. На Октябрьской станции остановились, Миронченко побежал к стрелочнику закурить и вскоре вернулся:
— У нас дома небу жарко! — сказал он, забираясь в будку. — Ребята паровоз пустили в яму…
Нестор побледнел.
— Какие ребята?
— Да, говорят, подростки, дети… А вдруг…
Малий резко махнул руками.
— Молчи! — приказал.
Он отвернулся от своего помощника, посмотрел вдаль.
Над землей висело хмурое небо, сливалось с горизонтом, оно создавало сплошную пелену из серой ваты и мрака.
— Выходит, едем мы прямо к черту в зубы… Так, Петр? — минуту спустя спросил Малий, когда открытый семафор напомнил, что время отправляться.