В это утро городская улица была тише, чем когда-либо еще. Яркое палящее солнце освещало пыльные пустынные мостовые. Легкий ветерок блуждал между домами, гоняя сухой раскаленный воздух, поскрипывая приоткрытыми оконными ставнями. Растения, высаженные в горшках и в земле, пожелтели, сбросили листья, а лозы, ползущие по стенам домов, высохли и опали. Мелких бродячих животных не было видно уже с неделю, и даже птицы прекратили свое пение, куда-то улетели, окончательно погрузив улицы в гнетущую тишину.
Но несмотря на кажущуюся заброшенность, город все еще был обитаем: по улицам, кашляя и надрывно хрипя, передвигались фигуры в обвисшей на отощавших телах одежде. С трудом узнавались местные жители. Кто-то из них шел сам, громко шаркая ногами. Кто-то опирался на стену или наспех сделанную трость. А кто-то медленно оседал на землю не в силах больше стоять на ногах. Всего за несколько дней странная, до этого никем не виданная, болезнь превратила оживленный город в мертвенно тихую пустошь. Лучшие лекари оказались совершенно бессильны: недугу даже не успели придумать название. Положение ухудшалось настолько стремительно, что, казалось, людей теперь может спасти только чудо — магия, которую народ боялся, которую презирал. Сжигая на кострах ведьм и колдунов, ища бесов среди простых людей, теперь народ был готов послушать любого, кто мог бы его исцелить.
***
Топот нескольких пар тяжелых сапог эхом разнесся по главной городской площади, разрезая тишину в голове у полулежащего под навесом мужчины. За те несколько дней, что болезнь нещадно выкашивала народ, звук бодрых шагов сделался настолько чуждым ему, что местный инквизитор, превозмогая ломоту во всем теле, медленно поднял вверх голову с каштановыми волосами, уже затронутыми сединой, стараясь понять, не чудится ли ему, что кто-то в этом городе все еще может передвигаться настолько быстро.
По-странному живых незнакомцев было семеро. Облаченные в легкие тканевые одежды, они привлекали необычайное внимание своей ношей: шалмеями, волынками, барабаном, бузуки. Словно собирались сыграть напоследок перед смертью.
Впереди всей группы твердой походкой шел мужчина средних лет, одетый в черно-красную мантию. Его пронзительные голубые глаза смотрели по сторонам, с любопытством и легким сожалением вглядываясь в истощенные болезнью лица горожан. Всего на секунду взгляд мужчины устремился на замершего в тени дома инквизитора. Но этого было достаточно, чтобы тот, широко распахнув глаза, с неприкрытым шоком воззрился на музыканта. И не удивительно: не каждый день встретишь человека, на чьей голове растут два алых, слегка загнутых к середине рога.
Незнакомец, увидев вытянувшееся то ли от страха, то ли от изумления лицо инквизитора, лишь печально улыбнулся, быстрее зашагав по площади, оставляя того в полнейшей растерянности. Ему это кажется, и он сходит с ума, умирая? Или Дьявол действительно пришел в их город?
Привстав с земли, мужчина начал вглядываться в спутников музыканта. А странности и не заканчивались на нем. Прямо за рогатым шло еще шестеро мужчин: борода одного из них то и дело вспыхивала угольками; руки второго от запястий до локтей покрывали узоры инея, не доставляя никакого видимого дискомфорта своему обладателю; а из спины третьего росло множество мохнатых отростков. С каждой секундой оставалось все меньше сомнений в том, что среди этих музыкантов нет ни одного обычного человека.
Инквизитор прерывисто вздохнул, чувствуя, как от этого зрелища у него на мгновение потемнело в глазах. Мужчина не мог разобраться в собственных мыслях: всю свою жизнь он считал, что оберегал город от нечистых сил, будучи уверенным, что он гораздо сильнее их. Но что он видит сейчас? Визитеры из самого Ада, те, кого он пытался истребить, дабы они не навредили людям, с легкостью вошли в город, полные сил, и преследующие какую-то свою, невидимую и непонятную для простых смертных цель. А он, священный защитник народа, беспомощно лежит около их ног, еле находя в себе силы держать глаза открытыми. Неужели это конец? Неужели именно так закончится история города? Даже не из-за неизвестного недуга, а из-за того, что люди были слишком слабы в момент прихода Адских отродий.
Мужчина собрал последние силы, напрягшись всем телом, пытаясь подняться на ноги и достойно встретить свой конец. Но больное истощенное тело отозвалось режущей болью, и, словно свинцовая, голова инквизитора вновь тяжело стукнулась о стену за его спиной. Он закрыл глаза, медленно осознавая, что почти не чувствует ног и рук. Он слышал все отдаляющиеся шаги адских визитеров и чувствовал все приближающийся холод смерти. А минутой позже, когда все вокруг стихло, и мужчина уже подумал, что это конец, тишину вдруг пронзил громкий, слегка хриплый мужской голос:
— Посмотрите, люди! — звук словно не замечал ушей, огибая их, пробираясь прямиком в голову. — Вот Смерть стоит у вашего порога! Неужели вы просто сдадитесь?!
Через пару мгновений, под удивленный выдох инквизитора, воздух вокруг площади затрясся в такт ритмичному бою большого барабана. Словно огромное, только что остановившееся сердце, вдруг вновь сделало пару гулких ударов в груди. Мужчина почувствовал сильные вибрации, исходившие откуда-то снизу, как если бы сама земля отвечала на звук. Грянули волынки и шалмеи, будто замершие легкие расправились, сделав большой глоток свежего воздуха. А переливчатая мелодия тонких струн бузуки, заигравшей следом, напоминало инквизитору звонкую капель ранней весной, когда вся природа возрождается. Но почему он чувствует все это, если музыка исходит из инструментов бесов, пришедших оттуда, где даже нет солнечного света?
Эти звуки, сливающиеся в быструю, заводящую мелодию, были наполнены жизнью. Настоящей, такой желанной в момент смерти. Проникая в тело, она задевала невидимые струны души, освобождая голову от гнетущих мыслей о скорой кончине, дарила незримую, но с каждой секундой все крепчающую надежду на то, что вскоре все встанет на свои места. Инквизитор почувствовал неожиданную легкость в мышцах. Ему показалось, что он парит над землей, и что вся боль, что стальными цепями приковывала его к земле, просто испарилась. Мысли прояснились, и тут же нахлынули вопросы. Что происходит? Неужели это демоническая музыка вызывает такую воздушность?
Мужчина услышал шаги. Они звучали со всех сторон вперемешку с задорным смехом и радостными криками. Инквизитор почувствовал, как всю его сущность распирает любопытство. И внезапно он почувствовал, что может с легкостью распахнуть глаза.
Он не знал, что именно хотел или ожидал увидеть. Но мужчина так и продолжил сидеть, раскрыв рот, смотря, как семеро демонов собирают вокруг себя толпу из потрепанных, но выздоровевших мужчин, женщин, детей и стариков. Словно не было никакой беды, и город лишь спал чуть дольше обычного, а теперь пришло время просыпаться. А будил их всех все тот же громкий голос:
— Давайте же, танцуйте! — инквизитор почувствовал, что не может противиться воле рогатого музыканта. Тело, повинуясь завораживающему голосу, начало само поднимать мужчину с пыльной земли, заставляя отряхнуть одежды, и отправляя в неистовый пляс под музыку жизни, которую все продолжали и продолжали играть их неожиданные спасители.
А мгновением спустя Дьявол запел. Набрав полную грудь воздуха, он начал ловко плести узор песни. Голос его поистине был магическим, тело все продолжало наполняться энергией, переставало чувствовать усталость и боль. Мысли о смерти и страшной болезни казались теперь легким дурманом, навеянным палящим солнцем, и сейчас оставалось лишь умыть лицо в прохладной воде, прогоняя ужасные видения. И вновь пуститься в пляс.
Взгляд инквизитора вновь пал на рогатого предводителя музыкантов. Тот, закончив петь, растянул губы в широкой, лучезарной улыбке, пританцовывая в такт музыке своих товарищей, оглядывая собравшихся вокруг них людей. Инквизитор вздрогнул от осознания, что то был чистый, по-человечески добрый взгляд. Совсем не тот, что он представлял при упоминании Дьявола. В нем не было ничего угрожающего. Лишь искренняя радость от того, что он со своими спутниками смог помочь народу.
Но внезапно по оживающим улицам прокатился странный, еще более неестественный, чем тишина, шипящий и рокочущий звук. Словно огромной дворовой кошке прищемили дверью облезлый хвост. Шипение разрывало уши, наполняя разум страхом, отчаянием, непонятным унынием. Инквизитор с силой сжал голову руками, закрыв глаза, пытаясь отгородиться от нахлынувшего негатива. Звук заставлял закричать от страха, хотелось убежать и спрятаться в угол, заплакать от бессилия. Это никак не ладилось с той атмосферой радости, что наполняла город всего несколько секунд назад. Единственное, что хотелось в этот момент — чтобы звук поскорее прекратился.
Вокруг начали раздаваться людские вопли, чьи голоса были пропитаны уничтожающим, парализующим ужасом. Инквизитор застыл на месте, будто его ноги вросли в землю. Он беспомощно наблюдал за тем, как народ в панике разбегался в разные стороны. Не мог сделать абсолютно ничего. Он словно был безмолвным наблюдателем, не воспринимающим себя, как участника происходящего.
Наконец шипение замолкло, и тело вновь обрело способность двигаться. Само понесло мужчину в сторону дома, где он и спрятался. Но несмотря на страх от одного только звука, какая-то неведомая сила заставила мужчину прислониться к окну, наблюдая за происходящим на вновь опустевшей площади. Взгляд его оказался прикован к группе музыкантов, которые, опустив инструменты, смотрели куда-то вперед себя, плотнее становясь друг к другу. Кажется, они и не думали убегать. И тут инквизитор увидел, как перед Дьяволом в воздухе начала клубиться настоящая непроглядная тьма. Словно от самого Мироздания оторвали кусок, обнажив черную энергию, полностью поглощающую весь свет. Казалось, даже небо над площадью затянулось серыми, угрожающими тучами.
Внезапно мрак, до этого бывший лишь чернеющим сгустком, начал шевелиться, изменяя свой вид. Словно гончарный мастер искусно лепил из бесформенного куска глины красивый кувшин. Темнота постепенно приобретала силуэт огромной черной лошади. Она яростно била копытом пыльную землю и оглушающе ржала, выпуская из ноздрей клубы душащего серого пепла.
С замиранием сердца инквизитор смотрел на формирующуюся на лошади непропорционально длинную и тощую фигуру в черном, словно сотканном из ночной темноты, плаще с капюшоном, что полностью скрывал голову всадника. Сощурившийся мужчина тут же пожалел, что пытался разглядеть его лицо: на том месте, где у людей должны были быть глаза, у существа зажглись два алых огня, искрящиеся чистой ненавистью и отвращением. А чуть ниже по «лицу» монстра расползлась кривая кровавая трещина, которая должна была служить всаднику ртом, который он тут же скривил в злобной гримасе.
Взгляд мужчины медленно перешел от монстра на черном коне к группе музыкантов, каким-то чудом оставшихся неподвижными при виде существа. И даже больше: все семеро неотрывно смотрели вверх, на темную фигуру в плаще. Из их глаз исчез тот задор, с которым они играли музыку и пели песни, оставив лишь серьезность и твердость вместе с еле-заметной обеспокоенностью. А секундой позже инквизитор заметил, что губы Дьявола шевелятся, что-то говоря нежданному гостю. А тот, выслушав рогатого, вдруг растянул кровавую щель в подобие зловещей улыбки. Трещина начала смыкаться и размыкаться, создавая низкую сухую речь, как если бы ночной кошмар умел говорить.
Инквизитор не мог понять ни слова, что говорил всадник. Речь, которую, очевидно, понимали музыканты из Ада, казалась ему смесью свистящего холодного ветра и треском крошащегося камня. Эти звуки впивались в голову, резали слух, наполняя тело парализующим страхом неизвестности. Вокруг вдруг стало сыро и холодно, как если бы это была не середина лета, а начало дождливой осени, предвещающей суровую зиму.
Казалось, что попытки различить в угрожающем рокоте существа хоть какие-то слова так и останутся попытками. Но как только тело полностью онемело, стало страшно лишний раз моргнуть или вдохнуть, мужчина неожиданно для себя услышал понятные и привычные слуху звуки. Они складывались в слова, а слова в предложения. Фигура говорила властно и надменно. И теперь инквизитору оставалось лишь наблюдать за начавшими стремительно развиваться событиями:
— … И неужели вы думали, что сможете перейти мне дорогу и остаться безнаказанными? — всадник продолжал буравить ненавидящим, слегка насмешливым взглядом каждого музыканта по отдельности, после неизменно возвращаясь к рогатому мужчине. Лошадь, казалось, чувствовала напряжение и гнев наездника, все чаще раздраженно била копытом, встряхивала гривой. Казалось, отпусти всадник совсем чуть-чуть поводья, и она кинется на ближайшего демона, растопчет его.
— Твои планы слишком эгоистичны и жестоки, чтобы не встретить сопротивления, — рогатый мужчина хмурился, сжимая руки в кулаки. — Не тебе решать судьбу человечества.
— А конечно же вам, семерым глупцам, верящим в сказки про справедливость и равенство между мирами, возомнившим себя достаточно сильными, чтобы мешать мне, — к усмешке и ненависти в голосе существа прибавилась издевка. — Неужто вы готовы умереть ради тех, кто вас забудет, превратит вас в очередную байку. А не присоединиться ко мне и властвовать в нашем мире? Неужели вы готовы умереть ради неблагодарных людей, что во все времена только и делали, что гнали отовсюду нас, демонов? Неужели это лучше, чем присоединиться ко мне и властвовать вместе над обоими мирами?
Инквизитор почувствовал, как из легких вышел весь воздух, когда увидел, что до этого напрягшийся, словно готовящийся к прыжку, Дьявол медленно выпрямился и успокоился, а за ним последовали все остальные. Опустив голову, рогатый прикрыл глаза, раздумывая. Согласится? Неужели тот взгляд, показавшийся инквизитору совершенно человеческим, был простой уловкой и игрой?
Мужчина увидел, как Дьявол, постояв несколько секунд без движения, медленно обернулся на своих товарищей. А те, нахмурившись, кивнули своему предводителю. Тогда рогатый, под неверящий взгляд инквизитора, вновь поднял голову на восседающее на лошади существо. Глаза того сузились в ожидании развязки, которую он уже знает. Но, к его удивлению, губы Дьявола вдруг растянулись в короткой, слегка ехидной усмешке, когда он четко выговорил свое решение:
— Мы лучше умрем, чем станем такими же, как ты.
Казалось, лицо всадника потухло: огни вместо глаз на секунду перестали существовать, а рот закрылся, словно сросшись обратно в единое полотно. Но это длилось всего мгновение. В следующую секунду на площадь налетел сильный ветер, поднимая с дороги клубы пыли. Из-под земли послышался низкий рокот, словно под ней находилось огромное, обозленное, голодное существо. Подняв взгляд на фигуру в плаще, инквизитор заметил, как его лицо растрескалось, обнажая скрытый внутри алый, пульсирующий, словно кровь, дым. Всадник был в ярости.
— Тогда радуйтесь своей мнимой победе. Но учтите, что праздновать вам осталось недолго: скоро от вас не останется даже пепла, — новый порыв ветра налетел на площадь.
Словно видение, темное существо начало растворяться в потоке воздуха, смешиваясь с пылью, окрашивая ее в черный, зловещий цвет. В следующую секунду вихрь врезался в оставшихся стоять музыкантов, заставив их прикрыть лица рукавами. На мгновение скрыв демонов в облаке тьмы, вихрь начал рассеиваться, в конце концов исчезнув так же быстро, как и налетел.
Инквизитор закашлялся, будто это он стоял посреди облака мрака, наглотавшись черноты, которая плотной массой заползала в рот, нос и уши. Он понял, что жутко устал. Какая-то необъяснимая слабость навалилась на тело.
Мужчина вновь бросил взгляд на группу музыкантов. Он видел, как рогатый оглядывал свою команду. Они о чем-то говорили, но речь их была слишком тихой, и ни единый звук не долетал до слуха инквизитора. Он хотел подойти к ним, встать на колени, сердечно поблагодарить за спасение. И, что удивительно, он не чувствовал, что это будет противоречить его людской сущности, даже несмотря на то, что перед ним стояла нечисть.
Но мужчина заметил, что необычные спасители начали меняться. Их ноги, словно укрытые чем-то прозрачным, начали бледнеть на глазах, растворяться, будто их разъедал воздух. Музыканты приблизились друг к другу почти вплотную. Рогатый положил руки на плечи товарищей, что-то им спешно сказав, а после сделал шаг назад, заглядывая в глаза каждому спутнику. Они явно знали, что происходит, чувствовали приближение своей смерти, какой бы она ни была у нечисти. Но они были абсолютно спокойны, будто даже принимали конец. Словно они уже сделали все, что собирались совершить. Видимо, последняя фраза рогатого о готовности погибнуть, брошенная зловещему всаднику, была сказана куда более осознанно, чем инквизитор мог понять.
Один за другим демоны начали исчезать. Первым в воздухе растворился крупный мужчина с искрящейся бородой. За ним последовал длинноволосый барабанщик. Третьим был демон с растущими из спины мохнатыми конечностями. Сразу за ним исчез легкий, прыгучий мужчина, все представление развлекавший народ танцами и зазываниями. Следующим в потоке воздуха растворился высокий демон, чьи руки были украшены ледяными узорами. А за ним с разницей в секунду, исчез мужчина, чье лицо словно разделялось на две части: одна выражала глубокую скорбь, а вторая — надежду.
Самым последним начал исчезать с площади Дьявол. Мельком взглянув на свои бледнеющие ладони, мужчина поднял голову к очистившемуся от облаков небу, прикрыв глаза и глубоко вздохнув. Налетевший порыв ветра мягко сдул уже полупрозрачное тело последнего из семи необычных музыкантов, будто призывая забыть обо всем том, что происходило на этой земле еще пару минут назад.
В какой-то момент мужчина осознал, что уже давно вышел из своего дома, теперь стоит на площади в полном одиночестве. Он словно только что пробудился от странного сна, на какой-то миг и правда подумав, что все произошедшее ему только привиделось. И ведь действительно, разве могут демоны прийти с миром? Разве могут они защищать людей?
И все же было кое-что, что осталось от этой истории. Инквизитор не сразу заметил, что посередине дороги были сложены инструменты, своим звучанием прогнавшие болезнь. Но почему они не растворились вместе с их обладателями?
Инквизитор осторожно взял бузуки, пройдясь пальцами по ее струнам. Они будто источали собственную магию, желая звучать вновь.
Перенеся инструменты в дом, мужчина каждому нашел свое место. Они стали вечной памятью о семи музыкантах из другого мира. Инквизитор приказал ухаживать за инструментами и беречь ихстолько, сколько это будет возможно. Он считал своим долгом сохранить то, что осталось от его спасителей. Не верил, что демонов можно так просто убить. И кто знает, может, много веков спустя, когда его тело уже давно станет землей, эти инструменты наконец окажутся в руках своих хозяев, и снова придет время их музыки.