Но Хедвик даже не взглянул в зеркало. Он читал с листа, сидя к нам вполоборота:
— Приветствия принцессе Мередит от верховного короля Тараниса Громовержца. Принцессу извещают, что через три дня от сегодняшней даты при Благом Дворе имеет быть бал в честь Йоля. Его величество ожидает присутствия принцессы на балу.
Во время этой речи он даже не взглянул на комнату. Его рука уже поднималась, чтобы погасить зеркало, когда я заговорила.
Я сказала всего одно слово, которое он вряд ли ожидал услышать:
— Нет.
Рука его опустилась, и он взглянул на нас с озадаченным видом. Выражение сменилось изумлением, затем отвращением. Может, потому что он увидел, как Китто корчится на постели. Может, из-за меня, заляпанной кровью. Как бы там ни было, зрелище ему не понравилось.
— Я имею честь говорить с принцессой Мередит? — Его голос источал такое презрение, будто ему трудно было в это поверить.
— Да.
— Тогда увидимся на балу. — Рука снова потянулась прервать связь.
— Нет, — повторила я.
Он опустил руку и уставился на меня.
— Мне нужно сегодня передать еще множество приглашений, принцесса, так что я не располагаю временем на истеричек.
Я улыбнулась, но сама чувствовала, как наполнились холодом мои глаза. Правда, под гневом таилось удовольствие. Хедвик всегда был мелким чиновным подхалимом, и я знала, что он передает приглашения всем низшим фейри, незначительным персонам. Все важные социальные контакты поручались другой сидхе. Приглашение, переданное Хедвиком, было оскорблением; то, в какой форме он его передал, — двойным оскорблением.
— Я нисколько не истерична, Хедвик, но приглашение, переданное в такой форме, я принять не могу.
Он разозлился, пальцы потянулись к пышному шейному платку. Одет он был так, словно восемнадцатый век никуда со двора не уходил. Ну, хотя бы парик не напялил. И на том спасибо.
— Верховный король лично требует твоего присутствия, принцесса. — Тон его был таким же, как всегда: как будто раболепствовать перед королем было высочайшей честью.
— Я — неблагая, и верховного короля у меня нет, — возразила я.
Дойл опустился у моих ног с маленькой аптечкой. Мы ввели в обыкновение держать ее под рукой, хотя укусы прочих мужчин, как правило, и близко не походили на сегодняшний.
Взгляд Хедвика скользнул по Дойлу и вернулся ко мне, раздосадованный.
— Ты — принцесса Благого Двора.
Дойл передвинулся так, чтобы встать поудобнее, перехватил полотенце и прижал его к ране.
Я вздохнула немного резче, когда он прижал полотенце к укусу, но в остальном мой голос остался прежним. Я была сама деловитость — при Дойле, хлопочущем над моей раной, и Китто, обвившемся вокруг меня.
— Было условлено, что мой титул при Неблагом Дворе превосходит титул Благого Двора. Сейчас, когда я являюсь наследницей Неблагого трона, я не могу больше признавать моего дядю как верховного короля. Таковое признание может создать впечатление, будто он является также верховным королем неблагих, что не соответствует действительности.
Хедвик был явным образом ошарашен. Он хорошо умел следовать приказам, льстить вышестоящим и изображать из себя вечно занятого человека. Я вынуждала его думать. Для него это был мучительный процесс.
Он снова пригладил свой шейный платок и наконец, заметно растеряв прежнюю самоуверенность, сказал:
— Если тебе так угодно, принцесса. Тогда король Таранис приказывает тебе через три дня присутствовать на балу.
При этих словах взгляд Дойла метнулся к моему лицу. Я улыбнулась и слегка качнула головой.
— Хедвик, единственный монарх, который может мне приказывать, — это Королева Воздуха и Тьмы.
Он упрямо покачал головой:
— Король может приказывать прийти любому, носящему более низкий титул, а ты еще не королева… — он подчеркнул "еще", — …принцесса Мередит.
Дойл приподнял полотенце — взглянуть, перестала ли рана кровоточить. Видимо, перестала, потому что он набрал антисептика, чтобы промыть ее.
— Король Таранис мог бы приказывать мне, будь я наследницей его трона, но я — не его наследница. Я — наследница королевы Андаис. Лишь она может мне приказывать, поскольку превосходит по рангу.
Хедвик моргнул при звуке истинного имени королевы. Все благие так себя вели: никогда не называли ее имени вслух, словно боялись, что оно может привлечь к ним ее внимание.
— Ты утверждаешь, что превосходишь по рангу короля? — В голосе звучало настоящее возмущение.
Дойл начал очищать рану мягкой салфеткой; даже легчайшие движения все же отдавались у меня в руке болью. Я чуть сжала зубы и постаралась не подавать виду.
— Я говорю, что порядок титулов при Благом Дворе больше не имеет для меня значения, Хедвик. Пока я была лишь одной из принцесс Неблагого Двора, я могла иметь тот же ранг при Благом Дворе. Но я буду королевой. Я не могу иметь более низкое положение при любом другом дворе, если мне суждено править.
— При дворе достаточно королев, которые признают Тараниса своим верховным королем.
— Мне это известно, Хедвик, но все они принадлежат Благому Двору, и они не сидхе. Я принадлежу Неблагому Двору, и я — сидхе.
— Ты — племянница короля, — сказал он, все еще пытаясь нащупать путь в хитросплетении нагроможденных мною политических головоломок.
— Как мило, что кто-то об этом помнит. Но это все равно как если бы Андаис призвала Элунед и потребовала от нее признать ее верховной королевой.
— Принцесса Элунед не имеет уз, связывающих ее с Неблагим Двором.
Теперь Хедвик казался не на шутку оскорбленным.
Я вздохнула, и вздох вышел резким, поскольку Дойл как раз закончил очищать рану.
— Хедвик, попытайся… вот что понять. Я буду королевой Неблагого Двора. Я — наследница короны. Таранис не может мне что-либо приказывать или требовать моего присутствия где бы то ни было, поскольку я — не его наследница.
— Ты отказываешься предстать при дворе, как повелел король?
У него все еще был такой вид, будто он ушам своим не верит. Может быть, он что-то недослышал?
— Король не имеет права повелевать мной, Хедвик. Это все равно как если б он велел тебе позвонить президенту Соединенных Штатов с приказом явиться к нему.
— Ты переоцениваешь высоту своего положения, Мередит. Я позволила себе выразить на лице гнев.
— А ты забываешь свое место, Хедвик.
— Ты действительно отвергаешь повеление короля? — Изумление отражалось в его голосе, в лице, в позе.
— Да, потому что он — не мой король и не может повелевать никем за пределами своего королевства.
— Ты хочешь сказать, что отвергаешь все титулы, которые принадлежат тебе при Благом Дворе?
Дойл коснулся моей руки, привлекая внимание. Его взгляд говорил: здесь поосторожней.
— Нет, Хедвик, и такой вопрос — преднамеренное оскорбление с твоей стороны. Ты — мелкий чиновник, посыльный, не более того.
— Я секретарь короля по общественным связям, — заявил он, вытягиваясь каждым дюймом своего небольшого роста, хотя и продолжал сидеть.
— Ты доставляешь сообщения низшим фейри и людям не самого высокого ранга. Все важные приглашения делаются Розмертой, и тебе это известно. Послать приглашение через тебя, а не через нее, было оскорблением.
— Ты не заслуживаешь внимания герцогини Розмерты.
Я покачала головой.
— Твое послание не дошло, Хедвик. Советую тебе вернуться к твоему хозяину и выучить новое. Такое, которое может быть лучше принято.
Я кивнула Дойлу. Он встал и погасил зеркало, прервав возмущенное лопотание Хедвика. Дойл улыбнулся мне — чуть ли не во весь рот.
— Хорошая работа.
— Ты только что оскорбила Короля Света и Иллюзий, — сказал Рис. Лицо его было бледным.
— Нет, Рис, это он оскорбил меня, и даже более того. Если бы я приняла такой приказ от Тараниса, это могло быть истолковано так, что когда я сяду на трон Неблагого Двора, я признаю его верховным королем как благих, так и неблагих.
— Это могло быть ошибкой секретаря? — спросил Холод. — Может, он просто использовал те же слова, что и для любого другого из списка?
— Возможно, но и тогда это остается оскорблением.
— Оскорблением, да. Но, Мерри, мы могли бы проглотить парочку-тройку оскорблений, лишь бы остаться в стороне от милого внимания короля, — заявил Рис. Он присел на другой конец кровати, словно его ноги не держали.
— Нет, не могли бы, — отрезал Дойл.
Мы все повернулись к нему.
— Разве ты не видишь, Рис? Мерри будет править королевством, соперничающим с королевством Тараниса. Она должна установить правила сейчас, или он постоянно будет обращаться с ней как с низшей. Ради нашего общего блага она не должна выглядеть слабой.
— Что теперь сделает король? — спросил Холод.
Дойл посмотрел на него, и они обменялись этаким долгим взглядом.
— Если совсем честно, то не знаю.
— Кто-нибудь прежде пренебрегал им так открыто?
— Не знаю, — повторил Дойл.
— Нет, — ответила на вопрос я.
Они повернулись ко мне.
— Точно так же, как нужно обходить Андаис, будто готовую броситься змею, нужно ходить на цыпочках и вокруг Тараниса.
— Он не кажется таким опасным, как королева, — возразил Холод.
Я пожала плечами; это оказалось больно, и я не закончила жест.
— Он похож на большого испорченного ребенка, которому потакали слишком долго. Если ему не дают того, что он хочет, он впадает в бешенство. Челядь живет в страхе перед приступами его гнева. Как-то он даже убил не вовремя попавшегося под руку. Иногда он потом извиняется, а иногда — нет.
— А ты только что швырнула стальную перчатку ему в лицо, — сказал Рис, уставившись на меня с конца кровати.
— Что я всегда подмечала насчет гнева Тараниса, так это что он никогда не обращается на сильного. Если король и впрямь так уж не способен контролировать свою ярость, то почему она всегда направлена на тех, кто не способен дать сдачи? Его жертвы всегда были либо слабее в магии, либо политически зависимы, либо не имели сильных союзников среди сидхе. — Я покачала головой. — Нет, Рис, он всегда знает, кого можно бить безнаказанно. Это не делается безрассудно. Он ничего мне не сделает, потому что у меня есть опора. Он станет уважать меня, а может быть, сочтет опасной.
— Тебя — опасной? — удивился Рис.
— Он боится Андаис и даже Кела, потому что Кел сумасшедший, и Таранис не знает, что он сделает, когда дорвется до трона. Наверное, Таранис считал, что сможет управлять мной. Сейчас он задумается.
— Интересно, что приглашение пришло как раз после нашего разговора с Мэви Рид, — заметил Дойл.
Я кивнула.
— Да, не правда ли?
Они трое обменялись взглядами. Китто по-прежнему льнул ко мне, но немного успокоился.
— Не думаю, что для Мередит будет разумно идти на этот бал, — сказал Холод.
— Согласен, — кивнул Дойл.
— Без возражений, — присоединился Рис.
Я посмотрела на них.
— Я и не намеревалась туда идти. Но с чего вы вдруг стали такими серьезными?
Дойл сел с другой стороны от меня, слегка потеснив Китто.
— Таранис так же хорошо просчитывает политические последствия, как и ты?
Я нахмурилась.
— Не знаю. А что?
— Догадается ли он об истинных причинах твоего отказа, или решит, что ты отвергла приглашение из-за чего-то, сказанного Мэви?
Я все еще не рассказала им о тайне Мэви, а они не спрашивали. Наверное, они решили, что она заставила меня дать слово не рассказывать им, чего на самом деле не было. Причина, по которой я не поделилась с ними, состояла в том, что секрет был из тех, которые убивают. И тут как гром с ясного неба это приглашение ко двору. Его только не хватало.
Я обвела взглядом Дойла и остальных стражей. Холод прислонился к шкафу, скрестив руки на груди. Рис так и сидел на кровати. Китто свернулся вокруг меня. Я посмотрела на каждого по очереди.
— Я не собиралась говорить вам то, что мне сказала Мэви, потому что это — опасная информация. Я думала, что мы будем просто держаться подальше от Благого Двора, и все обойдется. Таранис не присылал мне приглашений годами. Но если нам придется иметь с ним дело, вы должны знать.
Я рассказала им, почему была изгнана Мэви. Рис просто уронил голову в ладони и не сказал ничего. Холод вытаращился на меня. Даже Дойл потерял дар речи. Общую мысль выразил Китто:
— Таранис обрек свой народ на проклятие.
— Если он действительно бесплоден, то — да, он обрек своих подданных на вымирание, — согласился Дойл.
— Их магия умрет, потому что король бесплоден. Мертвая земля не родит, — поддержал его Холод.
— Я думаю, именно этого боится Андаис в отношении неблагих. Но она одного ребенка родила, а Таранис детей не имел вовсе.
— Так вот почему она так заинтересована в том, чтобы Кел или я доказали свою способность иметь потомство, — предположила я.
Дойл кивнул.
— Я так считаю, хотя она замаскировала истинные мотивы, столкнув тебя и Кела между собой.
— Таранис нас убьет.
Голос Риса был тихим, но вполне уверенным.
Мы все посмотрели на него. Это начинало походить на наблюдение за очень запутанным теннисным матчем — все эти взгляды с одного на другого.
Он поднял голову.
— Король убьет любого, кто узнает о его бесплодии. Если другие благие узнают, что он обрек их на проклятие, они потребуют от него принести великую жертву и распылят его кровь по капле, чтобы избавиться от собственного бесплодия.
Глядя в удрученное лицо Риса, было трудно с ним спорить, особенно если учесть, что я думала точно так же.
— Но тогда почему Мэви Рид жива и здорова? — спросил Холод. — Джулиан говорил, что покушений на ее жизнь или чего-то подобного не было.
— Могу объяснить, — сказал Рис. — Наверное, потому, что она не может рассказать об этом никому из фейри. Мы встретились с ней, но прежде она не могла поговорить ни с кем, кроме таких же изгоев. Мередит — не изгнанница, и она сможет рассказать все тем, чье мнение имеет вес. Тем, кто поверит ей и начнет действовать.
Мы все вроде как посидели и подумали. Молчание прервал Дойл.
— Холод, позвони Джулиану и скажи, что могут возникнуть проблемы.
— Я не смогу объяснить ему, из-за чего, — заметил Холод.
— Не сможешь, — подтвердил Дойл.
Холод кивнул и вышел в другую комнату звонить.
Я взглянула на Дойла.
— Ты еще кому-нибудь об этом говорил?
— Только Баринтусу, — сказал он.
— Сосуд с водой на алтаре, — догадалась я.
Дойл кивнул.
— Когда-то он был повелителем всех морей вокруг наших островов, так что связь с ним через воду почти невозможно отследить.
Я кивнула.
— Мой отец так с ним и разговаривал. Как у него дела?
— Он твой сильнейший союзник среди неблагих, и он сумел кое-кого привлечь на твою сторону.
Я уставилась в темные глаза Дойла.
— О чем ты сейчас умолчал?
Он закрыл глаза, опустил их вниз.
— Раньше ты не увидела бы этого в моем лице.
— Я натренировалась. Так что ты упустил?
— Его дважды пытались убить.
— Храни нас Богиня и Консорт ее, насколько это было серьезно?
— Достаточно, чтобы он об этом упомянул, но не настолько, чтобы он действительно был в опасности. Баринтус — один из старейших среди нас. Он — создание стихии воды. Воду нелегко убить.
— Как ты сказал, Баринтус — мой сильнейший союзник. Если его убьют — остальные сдадутся.
— Боюсь, что так, принцесса, но многие опасаются Кела — того, каким он станет после освобождения. Они боятся, что он окончательно сойдет с ума, и не хотят иметь подобного монарха. Баринтус считает, что именно из-за этого последователи Кела распространяют слух, будто ты заразишь всех смертностью.
— Слух, продиктованный отчаянием, — заметила я.
— Нет, об отчаянии говорит другой слух — об объявлении войны Благому Двору. Я не сказал Курагу вот о чем: слухи твердят, что война начнется независимо от того, кто из вас окажется на троне. Безумие Кела, твоя смертность, слабость королевы — все это расценивается как признаки того, что неблагие катятся в пропасть, что мы вымираем. Есть такие, кто призывает к последней войне, пока у нас еще есть шанс разбить благих.
— Если мы развяжем полномасштабную войну на американской земле, вмешается армия людей. Это будет серьезным нарушением договора, разрешающего нам жить в этой стране, — сказал Рис.
— Знаю, — буркнул Дойл.
— А еще Кела называют безумцем, — сыронизировал Рис.
— Баринтус сказал, кто стоит за идеей войны с благими?
— Сиобхан.
— Глава гвардии Кела?
— Есть только одна Сиобхан, — сказал Дойл.
— Возблагодарим за это Богиню и Консорта, — заметил Рис.
Сиобхан была эквивалентом Дойла. Лепрозно-бледная, с паутинно-тонкими волосами и не слишком высокая, физически она не имела с ним ничего общего. Но когда королева говорила "Где мой Мрак, позовите моего Мрака", — кто-то терял кровь или жизнь. Когда Кел произносил имя Сиобхан, случалось то же самое. Только прозвища у нее не было, она была просто Сиобхан.
— Терпеть не могу быть пристрастной, — сказала я, — но ее наказали хоть как-то за то, что она пыталась меня убить, следуя приказам Кела?
— Да, — ответил Дойл. — Но это было три месяца назад, и наказание отбыто.
— И насколько долгим оно было? — поинтересовалась я.
— Месяц.
Я покачала головой.
— Месяц за едва не удавшееся покушение на наследницу трона. О чем это скажет всем, кто хочет моей смерти?
— Приказ отдал Кел, Мередит, и он претерпевает сейчас одно из тяжелейших наших наказаний, растянутое на полгода. Никто не надеется, что его разум это перенесет. Это послужит предостережением.
— А ты хоть раз попадала на целый месяц в нежные ручки Иезекииля? — спросил Рис.
Иезекииль был придворным палачом, и был он им на протяжении многих жизней смертного человека. Но он был смертным. Королева приметила его за исполнением его ремесла в человеческом городе и настолько восхитилась его мастерством, что предложила ему работу.
— Я никогда не попадала в Зал Смертности на целый месяц, нет, но я хлебнула своего. Иезекииль всякий раз говорил, что со мной ему приходится быть очень осторожным. Он столько веков имел дело с бессмертными, что боялся убить меня ненароком. "С тобой поунимательнее быть надо, принцесса, такая ты нежная, хрупкая такая, челоуеческая…"
Рис поежился.
— Ты хорошо его имитируешь.
— Он любит поговорить за работой.
— Прошу прошения, Мерри, тебе тоже досталось, но, значит, ты понимаешь, каково было Сиобхан под его заботой в течение месяца.
— Я понимаю, Рис, но я бы чувствовала себя спокойней, если б ее казнили.
— Королева не хочет терять никого из благородных сидхе, — сказал Дойл.
— Понимаю, их осталось не так много, чтобы ими разбрасываться.
Но я не испытывала счастья по этому поводу. Наказанием за попытку убийства королевского наследника должна быть смерть. Что угодно меньшее — и кто-то может рискнуть снова. Если на то пошло, хоть и та же Сиобхан.
— А почему она хочет войны? — спросила я.
— Она любит смерть, — ответил Рис.
Я посмотрела на него.
— Я был не единственным из нас божеством смерти, и не один я потерял приличную долю сверхъестественных способностей, когда было создано Безымянное. Сиобхан тоже не всегда носила это имя.
Это напомнило мне…
— Расскажи Дойлу о том, что вы обнаружили сегодня на месте убийства.
Он рассказал Дойлу о древних богах и их призраках. Дойл мрачнел на глазах.
— Я не видел, как Эзра это сделал, но я знаю, что королева отдавала такой приказ. В наших соглашениях с благими договорено, что определенные чары никогда больше не будут создаваться. В том числе и эти.
— Теоретически, если мы сможем доказать, что сидхе любого из дворов создал эти чары, разорвет ли это мирный договор между нами?
Дойл задумался ненадолго.
— Не знаю. В том, что касается буквы соглашения, — да, но ни одна из сторон не хочет тотальной войны.
— Сиобхан хочет, — возразила я, — и еще она хочет моей смерти. Она могла это сделать?
Они оба замолчали на несколько минут, размышляя. Китто просто тихонько лежал рядом со мной.
— Она хочет войны, так что не остановилась бы перед чем-то вроде этого, — наконец сказал Дойл. — Но есть ли у нее такая сила, мне неизвестно. — Он посмотрел на Риса.
Рис вздохнул.
— Когда-то была. Черт, когда-то и у меня была. Может, она и способна это сделать, только это значит, что она должна быть в Калифорнии. Никто не выпустит призраков из поля зрения, если хочет сохранить над ними контроль. Без присмотра своего магического повелителя они будут просто бродить вокруг, убивая людей. Они не станут специально охотиться за Мерри.
— Ты уверен? — спросил Дойл.
— На этот счет — да.
— Баринтус не упоминал, что Сиобхан покинула двор? — задала я вопрос.
— Он особо отметил, что она — заноза у него в… заднице.
— Значит, она в Иллинойсе, — решила я.
— Но это не значит, что она не уезжала ни на день.
— Но эти чары не убили Мерри, — напомнил Рис.
— Приятно отметить, — хмыкнула я и добавила: — Но что, если моя смерть — не главная цель? Что, если настоящая цель — война между дворами?
— Тогда почему не выпустить Старейших наводить ужас где-то в Иллинойсе, вблизи от дворов? — спросил Дойл.
— Потому что тот, кто это сделал, хочет войны, а не собственной казни, — предположила я.
Дойл кивнул.
— Это верно. Если королева обнаружит того, кто осуществил одно из запретных заклинаний, она казнит его в надежде, что Таранис этим удовлетворится.
— И он удовлетворится, — сказал Рис, — потому что ни один из правителей войны не хочет.
— Значит, чтобы развязать свою маленькую войну, им надо убраться подальше, — заключила я. — Подумайте: если при дворах убедятся, что это работа магии сидхе, но не будет выяснено, какая сторона это сделала, подозрение падет на обе стороны.
— А Безымянное? — напомнил Дойл. — Его освободить мог только сидхе. И только сидхе мог скрыть это от обоих дворов.
— Сиобхан не смогла бы освободить Безымянное, — сказал Рис. — За это я поручусь.
— Подождите, — вмешалась я, — разве королева не сказала, что Таранис отказался помочь искать Безымянное?
Отказался признать, что нечто столь ужасное могло быть делом рук его придворных?
Дойл кивнул.
— Да, так она и сказала.
— Что, если это кто-то из Благого Двора? — продолжила я мысль. — Нам будет сложнее выследить его?
— Возможно.
— Ты хочешь сказать, что изменник — благой? — спросил Рис.
— Может быть, а может, изменников двое. Сиобхан могла призвать Старейших богов, а некто из другого двора — освободить Безымянное.
— Но для чего его освобождать? — не понимал Рис.
— Если им можно управлять, — произнес Дойл таким тоном, будто говорил сам с собой, — оно могло бы дать кому-то доступ ко всем самым древним и ужасающим способностям фейри. Если его можно контролировать, тот, кто его контролирует, может стать несокрушимым.
— Кто-то готовится к войне, — сделала вывод я.
Дойл глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух.
— Я должен поставить королеву в известность о призраках Старейших. Я сообщу и некоторые результаты наших размышлений о Безымянном. — Он посмотрел на меня. — И до тех пор, пока мы не уверены, что Старейшие не охотятся на тебя, тебе нужно оставаться внутри защитного круга.
— А защита сможет их остановить?
Он нахмурился и перевел взгляд на Риса; тот пожал плечами.
— Я видел, как их выпустили на поле битвы, на открытом месте. Я знаю, что защитные чары могут остановить любую враждебную силу, но я не представляю, насколько мощными могут стать эти создания. Особенно если им позволят питаться. Они могут набрать столько сил, что пробьют едва ли не любую защиту.
— Спасибо. Очень успокаивает, — оценила я.
Он повернул ко мне серьезное лицо.
— Я не собирался тебя успокаивать, Мерри. Просто был честен. — Он задумчиво улыбнулся. — Кроме того, любой из нас положит жизнь, чтобы защитить тебя, а нас чертовски трудно убить.
— Ты не надеешься победить, — поняла я. — Как можно сражаться с невидимым и неосязаемым, если оно тебя видит и вполне может тебя тронуть? С сущностью, которая может выпить твою жизнь проще, чем мы опорожняем бутылку газировки? Как?
— Я поговорю об этом с королевой. — Дойл встал и направился в ванную, где было зеркало поменьше размером. Видимо, он хотел поговорить с глазу на глаз.
На пороге он остановился.
— Позвони Джереми и скажи, что мы сегодня не вернемся. Пока мы не узнаем, что угроза не направлена непосредственно на Мерри, мы будем охранять ее и только ее.
— А как мы станем зарабатывать деньги? — поинтересовалась я.
Он вздохнул и потер глаза усталым жестом.
— Меня восхищает твое стремление не быть никому обязанной. Я даже согласен с ним. Но многое стало бы проще, если бы мы приняли содержание от двора и должны были беспокоиться только о дворцовой политике. Настает время, Мередит, когда мы не сможем и работать с девяти до пяти, и выживать в политических играх.
— Я не хочу брать ее деньги, Дойл.
— Знаю, знаю. Позвони Джереми, скажи, что ты будешь сидеть с Китто. Когда ты расскажешь, что Китто истаивал и ты спасла его, Джереми поймет.
— Ты не хочешь говорить ему о привидениях Старейших?
— Это дело сидхе, Мередит, а он — не сидхе.
— Ну да, но если сидхе затевают войну, в нее включаются все фейри. Моя прабабушка была брауни. Все, что ей было нужно в жизни, — оставаться поблизости от человеческого дома и хлопотать в нем, но ее убили в одной из последних больших войн. Если их все равно втянут в это, разве им не стоит знать об этом заранее?
— Джереми изгнан из страны фейри, так что он втянут не будет.
— Ты игнорируешь мои аргументы.
— Нет, Мередит, не игнорирую, но я не знаю, что на них ответить. Пока я не придумаю, что сказать, я не скажу ничего. — С этими словами он завернул за угол. Слышно было, как открылась и закрылась дверь ванной.
Рис потрепал меня по руке.
— Очень смело с твоей стороны предположить, что другие фейри, помимо сидхе, могут иметь право голоса. Очень демократично.
— Не говори со мной свысока, Рис.
Его рука упала.
— Я даже согласен с тобой, Мередит, но наше мнение немногого стоит. Когда ты сядешь на трон, положение изменится — может быть; но сейчас ни в одном королевстве правитель-сидхе не согласится подключить низших фейри к нашим военным планам. Их уведомят, когда мы решим воевать, не раньше.
— Это нечестно, — сказала я.
— Да, но именно так мы поступаем.
— Посадите меня на трон — и это может измениться.
— Ох, Мерри, не рискуй нашими жизнями лишь для того, чтобы, став королевой, тут же восстановить против себя и взбесить всех сидхе разом. Мы сможем драться со многими, но не со всеми.
— Низших фейри много больше, чем сидхе, Рис.
— Количество здесь не считается, Мерри.
— А что считается?
— Сила. Сила оружия, сила магии, сила власти. Сидхе обладают всем перечисленным, и вот почему, моя прекрасная принцесса, мы правим фейри тысячелетиями.
— Он прав, — тихо сказал Китто.
Я посмотрела на него, все еще бледного, но уже не так пугающе бесцветного.
— Гоблины — великие воины.
— Да, но не великие колдуны. Кураг боится сидхе. Все, кто не сидхе, боятся сидхе, — сказал Китто.
— Я в этом не уверена.
— Я уверен, — произнес он и прижался ко мне еще плотнее, всем телом, прильнув ко мне так тесно, как только мог. — Я уверен.