Остановки приходилось делать всё чаще. Алану становилось хуже, хотя он и изображал вид бодрый и невозмутимый, и порядком напоминал бы Амарими, затеявшего какую-то пакость, если бы не цвет лица и мелко подрагивающие руки. “Упражнения” помогали, но требовались ему всё чаще и не приносили уже того облегчения, что в первый раз.
Шоуки в своё время, со своим слабы даром, ходил в “просто простывшем” состоянии два дня, потом слёг с “лихорадкой” и только на четвёртый день, приглашённая матушкой старая целительница поздравила женщину с тем, что у её чада открылся Дар, и велела нести в храм. Там, тогда ещё просто Шо, поставили на ноги за считанные часы. Сосуд благополучно раскрылся ещё через два дня, и жизнь вернулась в прежнее русло. До той злосчастной эпидемии, во всяком случае.
А у наследника стадия “кажется просто простыл” была проскочена ещё там, под завалом, похоже.
Это тревожило.
Так тревожило, что Шоуки не сиделось на месте и он выплёскивал жажду немедленной деятельности на ускорение продвижения отряда — тщательно разведывал предстоящий маршрут, пока Алан восстанавливался. Благо, его можно было оставить на всё ещё хромающего Амарими, на Шотиши, подозрительно кашляющего всё чаще, и на вроде как лояльного Демьена… По крайней мере повода усомнится в его преданности ещё не было, хотя отослать куда-нибудь от греха подальше — хотелось.
Разведка маршрута позволяла двигаться, пусть и зигзагами, но вперёд, и снижала вероятность уткнуться в очередной тупик и возвращаться назад окольными путями, а то и бегом. Северные аристократы, конечно, в общих чертах знали к каким кварталом сейчас лучше не приближаться, но в городе было слишком много переменных, им не известных.
Город со всех своих сил противился… не столько перевороту, сколько сопутствующим разрушениям. И город мог за себя постоять. Квартал золотых дел мастеров и чеканщиков обходили по широкой дуге — его накрывали видные невооружённым глазом защитные купола, а шпили на декоративных башенках, опоясывающих квартал предвкушающе потрескивали синими искрами. Артельщики действовали проще, перегораживали улицы баррикадами из всякого хлама, закрывали тяжёлыми ставнями окна, дежурили на своих баррикадах со всяким дубьём в руках да рассаживали по крышам молодчиков с арбалетами. Местами они окапывались целыми кварталами, местами — лишь одним-двумя зданиями. Кварталы вокруг банков вымирали и были тихими-тихими, ибо к магической защите прилагались ещё и очень дёрганные наёмники, готовые кидаться на всё, что шевелится. Сперва Шоуки показалось это непрофессиональным, но потом они прошли мимо ограбленного под шумок банка, возле которого явно развернулась грандиозная бандитско-наёмничья баталия, усеявшая всё трупами, и вопросы отпали сами собой.
Отдельные дома так же старались превратиться в неприступные крепости — кто побогаче прикрывались магией, кто победнее — ставнями да досками, и везде, везде наготове были вооружённые кто чем люди. По хорошему колуну было в каждом доме, так-то.
Шоуки начало одолевать идиотское подозрение, что городские жители были привычны к динстическим разборкам и заранее к ним готовились, как, скажем, готовятся к наводнениям, ставя дома и амбары на сваи.
А ещё между всеми этими мини-крепостями сновали мятежники, служба охраны правопорядка, армейские, бандиты, решившие пощипать под шумок горожан, отряды аристократов, просто пользующиеся моментом для вырезания кровников, одержимые, молодые романтики, решившие не иначе как всех спасти по одиночке или стайками, какие-то непонятные психи и просто несчастные, которым оказалось некуда приткнуться ради спасения своей шкуры.
Иногда некоторые категории из этого списка сталкивались, усеивая улицы трупами.
И всего вот этого нужно было постараться избежать. Нет, к некоторым группам можно было бы примкнуть, или напроситься под защиту того или иного дома, или же квартала, но, пока выяснишь, насколько там лояльны династии Коэнов, пока докажешь, что ты — за действующую власть…
А времени, может, осталось и не так уж много. Радовало только, что до выбранной точки соединения, надо надеяться, с подмогой, оставалось уже не так далеко. Шоуки буквально кожей чувствовал, как падает вокруг эфирный фон, и как перестаёт бунтовать его несчастный желудок.
— Ты тоже отдохни, что ли? Уже недалеко осталось, — проворчал Алан, устраиваясь на колченогом табурете в подвале погоревшего дома. Крыша и перекрытия провалились в коробочку подкопчённых каменных стен, но подвал уцелел, подпертый старинным арочным сводом.
— Лучше пробегусь, проконтролирую, — качнул головой Шоуки. Поймал долгий взгляд Алана. Выдержал его без особого усилия, и был удостоен мрачного:
— Приказываю.
Шоуки покладисто поклонился, сел на пол, скрестив ноги да занялся медитацией, прикрыв глаза и наблюдая за происходящим с помощью своего Дара. Вот Алан поплотнее схватился за уже начавшую раскрашиваться пластинку, вот мелкий металлический мусор, специально набранный в карман перестаёт мелко подрагивать. Открыл один глаз. Убедился, что наследник полностью поглощён процессом стравливания лишней духовной энергии, Шоуки бодренько поднялся на ноги, и тихо объявил:
— Я отдохнул!
Поймал прищуренный взгляд Шотиши и жест принца, означающий “я прикрою”, и ловко и тихо выскользнул в выломанное низкое окошко, располагавшееся под самым потолком подвала. Притих, оглядываясь, и ощупывая округу Даром, после чего двинулся вдоль улицы, держась вдоль каменного забора. Здания тут были в основном двух-трёхэтажные, каменные, с садиками и надворными постройками. Поставить магическую защиту из-за низкого фона тут было невозможно, и люди больше полагались на баррикады и тихо сидели в своих пенатах, выжидая и надеясь на лучшее.
В квартале было тихо. За крышами виднелись деревья обширного парка, скалистая горка, за которой начинались старинные погребения. Где-то дальше по улице должно было находиться заведение для душевнобольных, но Шоуки пересёк улицу и сунул нос в проулок, выбирая дорогу к парку. Увиденное и почувствованное им обнадёживало, и пошныряв туда-сюда, он решил обойти квартал по краю, тому, что находился ближе к неспокойным Пожарным прудам. Там до сих пор то и дело что-то громыхало и потрескивало.
Прошёлся, то и дело замирая по сгущающимся теням да прислушиваясь. В какой-то момент не удержался от чиха, прозвучавшего на тихой улице подобно грому. Торопливо сменил позицию и выждал.
Тихо.
Потёр недовольно немного заложенный нос, и раз уж оказался тут, решил проверить череду домиков, по которым будто сам отец-громовержец потоптался. Проклятие тут было уже погуще, так что, возможно, здесь поработала магия. Сделал всего пару шагов к торчащим как гнилые зубы полуобрушенным каменным стенам и замер, почувствовав где-то на самой границе восприятия знакомые уже бусины небесного железа.
Аккуратно двинулся туда, куда указывал Дар, прикрываясь руинами, и стараясь поточнее оценить ситуацию.
Трое одержимых. Стоят ровно, не суетятся. Двое из них в кольчугах да разномастной броне, третий прикрыт только гроздью амулетов. Вооружены хорошо все трое. Рядом ещё люди, местные, благородные и…
Шоуки невольно припал к земле, хотя до этой странной компании оставалось ещё дома три. Один из четвёрки суетящихся имел при себе каритский меч, и судя по положению, тот был заткнут за пояс, как положено, а не болтался на ремешках, как носили местные. Хотя одежда на непонятном типе была, судя по всему, северная.
Но да мало ли, трофей? На ножнах каритских мечей нет креплений под эти северные ремешки.
Опять же, северяне если и будут пользоваться имперской традиции клинками, то никак не каритским с сердечником из небесного железа. Версия с трофеем кажется всё более реальной. Шоуки снова двинулся вперёд, намереваясь взглянуть на вероятного противника. Даже на определённого противника, так-то. Хорошо бы устранить, но Шоуки трезво оценивал свои силы. Слишком долго будет возиться с одержимыми, а кто-то из той четвёрки наверняка маг, все имеют при себе разномастные амулеты, двое ими и вовсе увешаны.
Так что — только посмотреть, запомнить, слишком близко не подходить, потому что…
Эфирный фон вокруг тихонько всколыхнулся. Шоуки замер на мгновение, но почувствовав, что один из четырёх встрепенулся, рванул… Не назад, а в сторону. Нечего вести возможный хвост назад, к укрытию.
Трое одержимых качнулись, и побежали куда-то в направлении Шоуки. Он поторопился перемахнуть через остатки рухнувшей крыши, надеясь не допустить зрительного контакта, когда одержимые выскочат на широкую улицу, однако они сменили направление, и странно перемещаясь из стороны в сторону… наверно, протискиваясь между обломками, почесали в его сторону.
Шоуки ещё пометался туда-сюда и заключил, что вляпался в какой-то магический маяк — преследователи чётко держали направление. Ругнулся про себя, снова свернул, побежав в сторону парка — низкий фон должен следилку быстро обезвредить, как и всю прочую хвалёную магию. На ходу сбросил шапку — сползала на глаза, мешалась. Потом, срезая угол, понял, что его преследуют четверо. Тот, с каритским клинком тоже мчался следом, впрочем, отставая от тройки. А вот они нагоняли, ибо неслись со скоростью хорошего скакуна, не иначе. А Шоуки вылетел в тупик — эти подворотни между разрушенным кварталом и парком были запутанны, и их планировка никакой логике не поддавалась.
Огляделся, напитал тело духовной силой и перемахнув через высокий каменный забор почесал через дворы. Потом, на бегу, спорол и скинул драный тулуп — слишком тот стеснял движения, да и жарко от бега стало.
Снова тупик, да что ж такое?! Снова потерял пару мгновений, и едва не переломал ноги, не глядя спрыгнув на груду какого-то хлама. Деревья были уже близко, но преследователи всё ещё споро выдерживали направление точно на него. Хуже того, за очередным забором оказалась широкая улица, идущая вдоль оврага, на дне которого бежала не очень глубокая, но быстрая и не замёрзшая речушка. Шоуки прикинул, что не сможет перемахнуть её сходу, а пробираясь через воду слишком замедлиться, но тут и одержимые подтянулись, выскочив из проулка ниже по приречной улице. Увидели. Вот теперь не оторвёшься.
Шоуки вздохнул, прикинул все за и против, и побежал навстречу зачарованным людям, выхватывая клинок из ножен. С одним будет справиться легко, если, конечно, среди той кучи амулетов нет щита от физических атак. Или, если они быстро выдохнуться в этом почти свободном от проклятия месте. За рекой уже — деревья, и скалистая горка парка.
Два ножа он метнул вперёд, навстречу бездоспешному. Расчёт оказался верным — первый нож от щита отскочил, второй сильно потерял в скорости, завяз, и был сбит в сторону клинком противника. Но и плёнка щита совсем просела и побледнела. Подтолкнуть одного под колено, резко уйти вниз, проскользив по обледеневшей мостовой, удар снизу вверх, наискось, с разворотом. Шоуки бросил духовную силу в клинок, и удар вышел славным — мало того, что прорезал ослабевший щит, так и снёс с плеч голову бездоспешного.
Шоуки спиной вперёд отпрыгнул от ударов оставшейся парочки, поманил упавшие на землю ножи и вогнал их обоим противникам в подколенные ямки. Одному в правую, другому в левую, так получилось.
Прошлый опыт общения с одержимыми, да и увиденные в городе трупы подсказывали, что они исключительно живучи, и могут сражаться просто с огромным количеством мелких ранений. Складывалось впечатление, что кровь им для жизни не нужна вовсе. И почти все трупы одержимых были расчленены — буквально порублены на куски.
А посему лучшим выходом будет снизить их подвижность, и, раз уж шлемы с бармицей да стальные воротнички мешают снять головы, то пройтись по ногам и рукам, превращая противника в безвредный обрубок.
Нож так удачно зашёл одному из одержимых в сустав, что защемил его, другому повредило сухожилия, хромая на разный манер да с разной скоростью противники всё ещё рвались к нему, и Шоуки поторопился провернуть ножи в ранах, и снова нанести удар. И в тишине, нарушаемой лишь тяжёлым, шумным дыханием одержимых, отчётливый хруст прозвучал жутко. Пару раз ударил клинком, окончательно лишив противников возможности ходить. Добивать не стал — не хотелось даже смотреть на всё ещё ползущих к нему людей. Их молчание ужасало больше, чем те раны, что он им нанёс собственноручно.
И раз теперь они его точно не догонят, можно забыть о них как о страшном сне и драпать отсюда, не дожидаясь пока…
Ох.
Преследователь легко и непринуждённо перемахнул через каменный забор, и встав посреди мостовой пару раз похлопал в ладоши — звук получился звонким и резким.
Высок, строен. Одет по-местному, от и до, только перепоясан широким тканым поясом, за который заткнут каритский клинок. Лицо родное, южное, как и разрез глаз, и высокие скулы, и прямой острый нос. Только кожа бледноватая и тёмные волосы острижены коротко, на местный манер. Без сомнения — имперец, лет около сорока, осанка благородного, либо карита, бровь рассечена полукруглым шрамом под странным углом, видно, что рана получена давно и была тяжела, раз зажив, оставила после себя столь явный след.
— Неплохо, — произнёс он на аятти. Немного тянул “о”, как часто говорят на побережье. — И вновь подтверждён печальный факт, что эти куклы почти бесполезны против хоть сколько-то обученного карита.
Шоуки осторожно отступил в сторону — подранки всё ещё ползли к нему, волоча по брусчатке клинки. Глаз не сводил с мужчины. Перед ним был противник. Определённо — сильный. Тут можно было не гадать — всякий старший карит был по определению сильнее его.
— И откуда же здесь взялся сколько-то обученный карит? О! — незнакомец сощурился. — Слуга великого клана Сиасай. Даже лично — младшего сына самого Наместника.
Шоуки мысленно обругал себя — ну да, расшитый пояс то сейчас напоказ.
— Столь молодой телохранитель? Или же… — соотечественник со странным воодушевлением качнулся с носка на пятку, и неторопливо потянул меч из ножен. — Значит, ты и есть Шоуки Зимний Гром? Поговаривали, что сам Жнец отправил своего ученика присматривать за неугомонным принцем…
— При таком раскладе вам невежливо будет остаться неназванным, — сухо и раздосадованно заметил Шоуки, снова немного смещаясь, чтобы отодвинуться от подранков.
— К чему покойникам имена? — спросил мужчина насмешливо, и Шоуки ударил. Всем, что было под рукой — два окровавленных ножа, выпущенный подранком клинок, собственный меч, кусок жести с крыши какого-то сарая, и тяжёлый флюгер в виде длинного зверька с пышным хвостом. Тот сорвался с крыши ближайшего дома со скрежетом, и успел к противнику во вторую очередь, когда незнакомец отбросил потоком духовной силы первые снаряды.
Шоуки подхватил их сразу же и отправил обратно, заставляя имперца отступить.
Флюгер вмазался в брусчатку и раскололся, кованный зверёк отвалился от стержня, погнулись стрелки-указатели. Лист жести, дребезжа, кувыркнулся в воздухе, и спланировал-соскользнул вниз, норовя подрубить противнику колени.
Новый поток духовной силы, выплеснутой во все стороны снова отшвырнул его в сторону.
Но нельзя было давать противнику опомниться — Шоуки отлично понимал что не выдержит прямой сшибки с ним. Он — не Жнец, что голым мастерством может справиться с большинством других каритов. Ему, Шоуки, только и остаётся что полагаться на трюки и особенности его странного Дара, не давать противнику опомниться, не позволить начаться настоящему бою.
В настоящем бою его просто порежут на ремни.
У него чертовски мало времени на то, чтобы хотя бы подранить этого типа и сбежать. Потому Шоуки судорожно тянул к себе каждую железяку, которою чуял в домах по соседству и мог сдвинуть с места. Подавляющее большинство из них, увы, были в закрытых помещениях, и их приходилось сразу же отпускать.
Мужчина вскрикнул, больше от злости, чем от боли, когда лист жести всё же засадил ему по пояснице. Перехватил почти воткнувшийся в глазницу нож, меч одержимого, второй нож, два куска флигеля, меч самого Шоуки. Кусок жести перехватил уже пальцами. Похоже, это был предел того, что его Дар мог держать единовременно.
— Ну что, всё? — уточнил со злой усмешкой незнакомец.
— Неа, — осклабился Шоуки, когда в спину противника прилетел до того тихо подкрадывавшийся по обочине топор. Увы, колун был старый, ржавый хуже некуда, с обломанным топорищем, а потому не нанёс существенного урона. Зато дезориентировал достаточно, чтобы Шоуки смог вырвать свой клинок из его хватки. До этого попробовал “отобрать” кинжал, но тот даже не шелохнулся. Противник был весьма силён, но от болезненного тычка в спину не сумел удержать хитро выкованный с добавлением небесного железа меч. Но вот закрыть предплечьем горло успел, так что Шоуки только распорол ему рукав да ранил руку.
— Ах ты крыса… — с некоторым даже удивлением выдохнул противник, зло сузив глаза.
— Тот, кто не пожелал называть своё имя перед поединком, не претендует на достойное обращение! — развёл руками Шоуки, да подтянул поближе свой клинок, подвесив его над плечом остриём вперёд. — С противниками надлежит сражаться. Разбойников, крадущихся в тени — уничтожать.
— Не слишком ли смелыми словами ты разбрасываешься? Пожалуй, стоит укоротить тебе язык… — не назвавшийся карит рванул вперёд, швырнув заодно всё перехваченное железо в Шоуки. А нет, не швырнул. Контролировал, не давая перехватить.
Жаль. Шоуки был не против потянуть время трёпом — противник ранен, кровотечение обильное, вон как рукав намок.
Кинжалы Шоуки сбил клинком, и то — с трудом, но от остального хлама вынужден был уворачиваться, и хоть это ему удалось, но отступить он уже не успевал.
Клинок прыгнул в руку, Шоуки напитал его духовной силой увёл в сторону особенно тяжёлый удар. Хотел бы отступить, но слева пронеслась тяжёлая железяка, а справа к нему уже тянули руки упрямые одержимые подранки. Руки загудели, сталь заскрежетала о сталь. Подшаг и пригнуться, пропуская над головой кусок флигеля, и на контратаку времени не остаётся. Только блокировать очередной выпад.
Противник бил тяжело, опасно, Шоуки только и мог что оборонятся и пятится, уворачиваясь от хлама, и пока с успехом вертелся. Ему проще было контролировать ситуацию вокруг, а его противник много духовной силы отдавал на манипуляции с железом и потому бил не с такой силой, как мог бы.
Но всё равно затягивать этот обмен ударами было слишком страшно. Подгадав момент, Шоуки разорвал дистанцию, перескочив через упрямых одержимых, с трудом отведя собственный нож от удара в печень. И тут же саданул противника под колено сорванным с головы одержимого шлемом. Перещупывая всё железо в округе Шоуки заметил, что тот держался на честном слове — ремешки перетёрлась.
Имперец взрыкнул, споткнулся, шлем покатился дальше, громыхая по брусчатке и звеня кольчужным полотном. А потом через забор перемахнул казан, ещё несколько листов жести, тяпка, лопата, два обода от бочки, неопознаваемое ржавое нечто. Выкатив свой предпоследний козырь, Шоуки бросил весь этот хлам на чужака, тот вынужден был в круговую пустить волну, заодно выпустив всё, что держал своей силой, и железяки разлетелись в стороны, подскакивая и гремя об камни мостовой да забор.
И ударяясь, отскакивали обратно в чужака.
Шоуки жонглировал хламом, чуть подправляя его направление движения, чуть придавая ускорение, заставляя с грохотом и звоном прыгать на врага со всех направлений. Карит раз за разом отмахивался от этого громыхающего облака голой духовной силой, лицо его перекосило от ярости, а глаза нехорошо полыхнули. А потом он ударил так, что гремящий хлам снесло далеко в сторону. Шоуки даже пошатнулся — настолько сильна была эта волна духовной энергии. А в следующее мгновение его смело, отбросив куда-то в бок. Он был привычен к толчкам духовной энергией, извернулся, приземляясь на ноги, но его дезориентировало, и сбило контроль. Парень едва успел заблокировать удар подскочившего противника, и в этот раз клинки сшиблись с такой силой, что рукоять вывернулась из пальцев. С торжествующей ухмылкой неназвавшийся саданул в лицо Шоуки рукояткой клинка, да так, что звёздное небо из глаз брызнуло, а в следующее мгновение он снова летел, отброшенный духовной силой противника.
На одних заученных рефлексах извернулся в воздухе, но земли под ногами всё не появлялось, а потом он и вовсе рухнул в воду.
Речка была неглубокая, хорошо если по пояс, но вода в ней была очень и очень близка к замерзанию. Спасала только скорость течения, но на прибрежных камнях обильно нарастал ледок. И эта ледяная вода мгновенно пропитала одежду, впившись в тело ледяными когтями. Не готового к такому Шоуки скрутило судорогой, грудную клетку будто великан сдавил, и он нахлебался воды прежде чем смог наконец встать на ноги и закашляться. Но в следующее мгновение его ударило в плечо и вновь опрокинуло в воду. Он даже боли не почувствовал — просто рука повисла плетью, отказываясь слушаться, да и не до того было — он барахтался, пытаясь вырваться из холодной хватки воды, вдохнуть воздуха, и ощущая себя болезненно беспомощным. Даже сосредоточится не удавалось, чтобы нащупать оброненный меч.
Когда он наконец вынырнул, то увидел, что его противник замер на склоне оврага, и зло смотрит куда-то в сторону парка. Потом подхватил даром его, Шоуки, клинок, и со всей силой своего духовного сосуда бросил в лицо хозяину. Как Шоуки успел вырвать из рукава один из двух оставшихся кинжалов он сам не понял. Перехватил рукой в полёте, промазав мимо рукояти, порезал пальцы, сжав их на лезвии. А следующее мгновение сталь ударила о сталь с чудовищной силой. Щёку рвануло, и молодого карита снова опрокинуло в воду.