Камни засыпавшие неухоженную дорогу то и дело подворачивались под ноги, заставляли недовольно фырчать лошадь, влекомую в поводу. Умное животное совершенно не желало уподобляться горному козлу и лезть в гору по этой жалкой, извилистой и заваленной камнями тропе.
Но другого выбора не было — нормальная дорога, которая когда-то вела в богатую на серебро горную долину, уже полтора десятка лет как была сметена в нескольких местах масштабными обвалами. Под грудами перемолотого под собственным весом камня наверно, до сих пор покоились кости. Как достать их, как устроит достойное погребение?
Никак. Проще объявить место нехорошим, и обходить стороной. Да и не нужна уже широкая дорога в долину. Рудники тоже сгинули тогда, бойкая горная речка изменила русло, и в долине больше нет достаточного количества воды, чтобы даже промывать песок и мелкий щебень на дне пересохшего русла в поисках самородков.
Вот и приходится подниматься обходной дорогой, узкой звериной тропой, спотыкаясь и рискуя сорваться вниз.
Колено, и место под ним начало ныть от тяжёлого подъёма, очередной раз напоминая о той глупой выходке. О том, почему он здесь.
Шешу вздохнул. Честно сказать, он думал что его изгонят с позором. Или отнимут каритский пояс, клинок, и отправят воду черпать вместо того парня. Но — обошлось. Почти. После долгого, мучительно долгого раздумья господин Аори решил, что провинившегося карита всё же следует оставить при дворе, дав, своего рода, испытательный срок. А некоторое время назад призвал к себе и поручил важное дело. Трудное дело. Проследить путь никчёмного человека в мире — всё равно, что идти по следу рыбы в воде, но — Шешу старался. От его усердия зависело — простят ли его за ту глупую, бесчестную выходку, или нет. Господин Распорядитель Высокого Двора даже намекнул, что если Шешу будет сопутствовать успех, то он может поспособствовать сватовству к известной кариту особе.
И потому карит искал. Упорно и тщательно, уже не раз заходя в тупик и возвращаясь по собственным следам из одного поселения в другое. Что у него было? Женщина с ребёнком. Имена. Родинка на щеке в уголке губ, слева. Год.
Всё.
Мало, чертовски мало сведений. Приметы? Прошло много времени. Кто запомнит простую крестьянку? Так что приходилось спрашивать, спрашивать, спрашивать, пытаться цепляться за малейшие намёки, за то, что и не назвать сведениями. Женщина сказала соседке, когда обустраивалась в бедной халупе на краю посёлка, что пришла из деревни в излучине реки. В указанном месте было три поселения, маленьких, и никто не знал и не мог вспомнить, что здесь когда-то жила такая женщина, чей муж-рыбак утонул, а родственников забрала болезнь.
Пришлось возвращаться и спрашивать.
Старый торговец, продающий самые простые и дешёвые овощи на местном крохотном рынке вспомнил, что говор то у неё иногда южный проскальзывал, и богиню Ишат она поминала, которой в этих краях редко кто поклоняется.
Пришлось частым гребнем прочёсывать южное направление, раз за разом задавая одни и те же вопросы в каждой жалкой кочке из трёх домов, что изволила вспухнуть между рекой и горами. В каждом посёлке, на каждом базарище.
Удача улыбнулась на третью неделю расспросов.
Да, Женщина. Ребёнок трёх лет на закорках. Родинка. Молодая, красивая, но запуганная какая-то. Шла от предгорий. При деньгах, каких-никаких, для бедной крестьянки то. Опасались, что не уйдёт далеко от бедного поселения. Что замученные нищетой мужики пойдут следом да отберут деньги, не знамо как оказавшиеся у бродяжки. Женщины тогда переговорили, да скрепя сердце выставили из тайников рисовую бормотуху. Напоили мужей и соседей до поросячьего визга. Пусть лучше пьяные лежат, чем о дурном деле задумываются.
Конечно, такое событие запомнили! А откуда та женщина пришла?
Ну… со стороны болота… наверное…
Через болото шла одна наезженная дорога. Следующая деревенька. Какая-то глуховатая бабка вроде видела её.
Следующая…
И ещё одна. И ещё.
Раздражённая женщина в большом посёлке у обширных рисовых полей. Да, конечно, помнит, прогнали девку с её отродьем. Два года терпели, но когда эта шалава мужиков клеить начала… А ещё она с ведьмой зналась! Вот и собрались бабы, да погнали вертихвостку!
Откуда пришла? А вот со стороны ведьмовской горы и пришла!
Озадаченного Шешу уже далеко за околицей нагнал мужик деревенский, слышавший те разговоры, но не посмевший встрять посреди бабского базара. Чтобы кости потом не перемывали и жена не шипела.
Нормальная девка была, сказал он. Скромная, работящая. Красивая. Этим молодых парней и цепляла, даром, что при ребёнке. Да, травы знала, знала, чем волосы мыть, чтобы как шёлк были, знала чем болячки снимать да руки смазывать, чтобы кожа не огрубела. Только побаивалась она парней. Вообще боялась мужчин, будто что дурное ей сделали. От того тоже выделялась среди других. А жабы деревенские приревновали, напридумывали себе чего-то.
Правда ли, что при деньгах была?
Тут деревенский задумался. Головой покачал. Потом вспомнил, что как будто бусину она продала землевладельцу. Нефритовую. С узором.
Через полчаса Шешу был у ворот крохотного бедного поместья. Местная знать. Хотя какая знать — чих собачий, два двора, три дома и сарай. Но да в этом диковатом краю это были единственные люди, что могли дать деньги за украшение.
Как же повезло, что эти нищие аристократы были вассалами Оро. Ибо на следующий день Шешу направился в путь с пополненными припасами, с ценными указаниями касательно дальнейшей дороги, и с нитью нефритовых бус, оканчивающейся красной кистью. Такими одно время принято было пояса украшать. Шешу плохо разбирался в клановых узорах, но некоторые определённо были не простыми цветочными мотивами.
Ещё три дня плутал в тропах, разыскивая ведьму, живущую в уединении на горе. Ну как ведьму. Травницу старую, слабую-слабую одарённую, вкладывающую в свои зелья толику духовной силы. Она долго с сомнением разглядывала молодого карита, потом просто спросила — что там, за горой?
Шешу сперва растерялся, потом сообразил. Грозовая долина. Известное место, известное тем, что полтора десятка лет назад там окопались остатки армии мятежников, да приняли последний бой.
Услышав ответ старая женщина кивнула. Сказала, что в тот год много девиц и женщин спускались с гор, приходили звериными и охотничьими тропами, чтобы вытравить постылый плод. Что не для всех это оказалось выходом. Случается, что ребёнок цепко и упрямо хватается за жизнь, выкорчёвывать такой сорняк — наверняка убить и мать тоже. Что такие дети вырастают одарёнными. Сказала, что две девушки в тот год остались у неё. Им некуда было идти. Помогали по хозяйству, пока могли, и разродившись, ушли искать себе место в мире. У одной родилась дочь, у другой — сын.
И теперь Шешу карабкался в гору, чтобы пройтись по разорённой долине. Он узнал, что там почти не осталось местных жителей после той резни. Есть пара деревень, но всё больше с пришлыми. Узнал, что там возвели небольшой храм, у братской могилы. Узнал, что уцелевшие не особо любят говорить о событиях прошлого. И знаки клана Оро тут не помогут — горы находились уже на территории другого клана. Это были чужие вассалы.
Но парень всё равно упрямо карабкался в гору, не обращая внимания на капризы когда-то сломанной ноги, и на недовольные всхрапывания коня. Он обещал господину Аори узнать о той женщине так много, как только возможно.
И он узнает. Загладит тяготящую его вину.
***
Что-то определённо затевалось, и Шоуки это совершенно не нравилось. Неужели, господин Имари так обиделся из-за этого несчастного серебряного сосуда, провались он пропадом в самую преисподнюю? Или, старшие до сих пор на нервах из-за этого м’кари? Нет, ну а что им оставалось, дать себя сожрать?
С каждым днём тягостные предчувствия доставали всё сильнее, Шоуки стал нервным, и подозревал своего помощника во всех смертных грехах.
Своего нового, постоянного помощника.
Не то чтобы Шоуки так уж дорожил той работой, что выполнял… Он больше дорожил тем фактом, что на этом месте может принести наибольшую пользу клану и от него имеется вполне осязаемый толк! Особенно теперь! Ставить одарённого с серебряным сосудом в караул, это конечно хорошо, и лучше всякого золота и шелков представляет богатство рода… Но толку то с него, разве чуть больше, чем с медяшки! Это не серебро, это какая-то фикция! Он даже человека оттолкнуть толком не может, не говоря о том, чтобы подбросить его в воздух на хоть какое-нибудь достойное расстояние! Да, он научился воздействовать на кость, и даже как-то воспрепятствовал попыткам утащить со своей тарелки особо лакомый кусок мяса, но…
Погодки были куда сильнее него.
Некоторые даже уже удерживали свой вес стоя на клинке! Недолго… Но удерживали же!
Так что присматривать за Копейным двором — это было разумно, логично, приятно из-за определённой толики власти и уважения. И при мысли что его хотят снять с этого места становилось тоскливо и больно. А ведь хотят — зачем иначе назначать ему помощника?
А может это никак не связано ни с м’кари, ни с его серебряным уровнем, ибо помощника к нему приставили месяца через полтора после тех незабвенных событий. Ещё и наставник брал в оборот всё серьёзнее, показывая всё новые упражнения, и требуя выполнять какие-то совсем уж заковыристые приёмы, работая с клинком на дистанции.
Нагружал поболее других.
А может… А может не всё так страшно, и Имари пытается допинать его до пресловутого серебряного уровня?
Демоны его знают.
Или он слишком много времени тратит на своих “друзей”? Принц во всяком случае, прицепился к нему и явно считает своим другом. Это, конечно, очень почётно, но… Где Амарими, а где он, Шо?
Хорошо хоть Кено и Таики сошлись с Такаем и ещё несколькими близкими друзьями Амарими без особых проблем.
Нет, не так.
Амарими, пожалуй, легко сойдётся со всяким, кто вольно или невольно сможет развеять его скуку. Троица каких-никаких, но изгоев под это определение вполне попадает. И развеивать его скуку несомненно очень почётно и невероятно полезно, если так подумать, но отнимает столько времени…
Вот когда всё успеть?
— А эти куда? На ту полку? — уточнить помощничек, глядя на забитую щитками-мишениями стойку. У самого в руках ещё пяток — и все вперемешку.
Шоуки аж в висок кольнуло болезненно. Вот задумался на минуту, а тут этот… подозрительный… Вот ни капли не помогает! Ни капельки! Переделывай за ним теперь!
— Ты рассортировал бы их сначала, — предложил парень, старательно сдерживая поднимающееся подобно волне раздражение. — Простые идут на полку, с сердечником на стойку, места тогда хватит.
— А как?… — будущий, вероятно, преемник закрутил в руках деревяшки, выискивая полустёртые отметины на тыльной стороне.
Шоуки захотелось выдохнуть болезненный стон. Этот парень настолько ленив, или настолько глуп?
— Это же чувствуется. Где есть небесный метал, где только дерево, — терпеливо произнёс Шо, оттаскивая ко входу в сторону очередной требующий ремонта болванчик. Спокойно, спокойно…
— Что, каждый по очереди поднять пытаться? Это никаких сил не напасёшься… — проворчал помощник, откладывая мешающие в руках щитки кроме двух с самыми нечитаемыми знаками на тыльной стороне. — Пометки стёрлись совсем…
И главное — с укоризной как звучит… Ленивый кусок!…
Спо-окойно…
— Зачем поднимать если это и так чувствуется? — Шоуки выдохнул, подхватил связку потрёпанных тренировочных клинков.
— А! По весу! — с обрадованным донельзя видом произнёс парень, сравнивая два щитка, покачивая их в руках. — Какая бы невеликая пластина сердечника не была, но она ж железная!
Шоуки остановился, уставившись на преемника с чувством очень ярким, но определённо не хорошим. Тот, наверно, почувствовал что-то такое. Отступил на шаг, но серебряный карит взял уже себя в руки и вышел прочь — сгружать ношу в приготовленную тачку. Когда он вернулся за прочим ломанным инвентарём, парень уже споро переставлял щитки, отделяя обычные.
Определённо, как ни прикипел он к этой работе, как ни важна она для будущего клана, для силы его каритов, но ставят на неё только ущербных. Не по силе, так на голову.
От мрачных мыслей его отвлекло зрелище рванувшего куда-то через весь двор наставника. Слуга, совсем мальчишка, из тех, что обычно тут сообщения передают, едва поспевал за ним.
— И куда это господина Имари так понесло? — проклюнулся над ухом злополучный помощничек.
Шоуки бросил на него недобрый взгляд.
— Это дело господина наставника, а не наше, — отрезал он с необычной для себя резкостью в голосе.
***
Тамай заподозрил неладное, когда до ворот оставался какой-то полёт стрелы. На них, на стрелы, сперва и подумал по привычке, сдавив коленями бока коня, но… Какие к демонам стрелы? В поместье более чем где-либо ещё знают, что его этим не остановить, а предположить, что стены захвачены неприятелем это глупость несусветная. Вот и ворота распахнуты привычно, караул на месте, сонный вечер обычен настолько, насколько это вообще возможно.
Конь фыркнул глухо, приплясывая на месте, покосился большим глазом, возмущённый внезапной задержкой. Он предвкушал добрую порцию овса, воды, да долгожданный отдых. Тамай вздохнул, да чуть тронул коня пятками, велев двигаться дальше. Сам же размышлял о причинах странного предчувствия. Ведь не померещилось же ему? Впрочем, когда до ворот оставалось всего ничего и он собирался уже приветствовать стражей, причина странных предчувствий сама вскочила ему на встречу с улыбкой столь же искренне-дружелюбной, сколь и зловещей.
Тамай застонал, бросив взгляд в сторону одной из крыш, уже виднеющейся за стенами, но обречённо позволил старому другу ухватить возмущённо фыркнувшего коня за поводья, втащить в ворота, пропустил мимо ушей приветственный монолог, и спрыгнул на землю. Отстранённо наблюдая как его скакуна уже передают мальчишке-слуге. С некоторой апатией позволил ухватить себя за рукав и потащить вглубь территории, к жилищу всеми уважаемого наставника.
Так теперь и сидел, пыльный с дороги, усталый и рассеянный, за столом на любимой веранде друга, утешаясь только тем, что ему сейчас нальют. Да гадал, от чего старый друг скачет аки пятнадцатилетний парень и лучится таким злорадным торжеством, что от взгляда на него аж скулы сводит. Впрочем, к чему гадать, если можно спросить?
— Зачем?
— Что? — Имари чуть сбился, едва не пролил креплёное вино мимо пиалы.
— Зачем ты притащил меня сюда не дав даже умыть лицо с дороги? Глядя на тебя, я сомневаюсь, что случилось что-то ужасное вроде напавшего на поместье мора, или войны, или очередного покушения на Наместника…
— Неужели нет другого повода пригласить доброго друга испить вина? — усмехнулся Имари.
— Ладно, не тяни тигра за хвост, говори, в чём ты был прав и в какую ошибку собираешься ткнуть меня носом, — проворчал, подбирая чашу, и делая обречённый глоток.
Ну хоть вино ароматное. И крепкое.
— И охота тебе портить момент моего торжества? — вздохнул Имари. — Ладно. Сделаем вид, что твоего демарша не было и продолжим как ни в чём ни бывало. Итак, я же говорил! Тот мальчишка, Шо, достиг серебряного уровня!
— И? — со скепсисом донеслось в ответ.
— Он был одним из тех молодых каритов, что добили м’кари, — Имари долил вина в опустевшую пиалу.
— Слышал об этом случае, и? — Тамай снова пригубил вина, жмурясь от удовольствия.
— Он сын Наири Ло.
Тамай поперхнулся чудесным крепким вином, обжигающим горло, лёгкие, и невыносимо защипавшим носовые пазухи
— Ну, или Камая Ано. Или его младшего брата, — с глубоким удовлетворением наблюдая за перекошенным лицом друга поправился Имари. — Никто свечку не держал, так что сказать сложно. Но вероятнее всего — именно Наири. Он на него даже похож немного становится, когда злится.
— Ты шутишь?! — прохрипел Тамай, прокашлявшись наконец.
— Да нет. Решил, вот, копнуть, после того как узнал что этот… паршивый мальчишка достиг такого прогресса… И промолчал, мнда. Поднапряг Маомина, тот постучался к своему коллеге из Оро, с земель которого мальчишка родом, тот послал толкового парня, который походил, поспрашивал, составил подробный доклад. Мать мальчишки из долины, где случилась та самая битва, и есть свидетельства и некоторые косвенные доказательства того, что… Не очень они церемонились с теми местными, что не успели попрятаться. Когда перевал-то перекрыли. И слухи о той попойке, что закатило командование мятежников от безнадёги — вовсе не слухи. А набравшись как следует им захотелось веселья, и солдаты хватали и тащили в шатёр командования всех девиц посимпатичнее, что могли найти.
— Всё равно, ты сам говоришь, что железных свидетельств нет… — слабо возразил Тамай после минуты, потраченной на осмысление услышанного.
— Они и не нужны. — отмахнётся Имари самодовольно. — Стоило серьёзно заняться его тренировками, как он вышел на серебряный уровень. В нём чувствуется сильная кровь потомственных одарённых. Кроме того, я проверил его. Погонял по той самой методике, которую ты так расписывал. Помучил кое-какими упражнениями, предоставив ему выбирать наиболее удобный для него способ их выполнения, оценил результаты. Он такой же, как ты. Небесное железо крутит как жонглёр вееры. А уж свой клинок, а ты помнишь, какой у него клинок, может ухватить за любую точку на поверхности и повернуть в любую сторону из любого положения. Да, впрочем, кому я рассказываю?!
Тамай глухо кашлянул, подпер голову ладонью и ссутулился под гнётом поражения.
— Теперь не отвертеться, да? — уточнил он, а потом встрепенулся, спросил с некоторой тревогой. — А как же указ о выкорчёвывании дурного корня? Если он — Ло…
— Совсем малых детей тогда помиловали, — отмахнётся. — Да и доказательств всё же нет крепких. И — да. Теперь не отвертишься. Наместника я решил пока не тревожить этим делом, Маомин так же обещал не докладывать некоторое время о таком пустяке. Но если ты снова упрешься рогом…
Скривившись, Тамай кивнул коротко. Мучительно прикинул варианты, как избежать тягостной участи. Увы, идеи в голову лезли одна другой дурнее и фантастичнее.
— Но вот так сразу — в ученики… Мне бы присмотреться…
— Тамай! — грозно нахмурился наставник каритов.
— В слуги его возьму, в слуги! — поморщился тот. — И если годен будет, сменой статуса уже никого не удивишь.
— Да куда ж он денется…