Юзеф Чарнецкий блаженствовал в ресторане "Pod Bachusem" в Иерусалимских аллеях. Был солнечный весенний денек и, как всегда в полдень по воскресеньям, в ресторане было людно. Его столик находился под тентом и легкий ветерок озорно поддувал широкую цветистую юбку дамы Юзефа панёнки Крыси. Она то и дело сердито хлопала ладошками по коленям, прижимая к ним юбку.
- Этот чертов ветер похож на тебя, - проговорила в сердцах Крыся.
- Почему так? - лениво поинтересовался он, отхлебнув изрядно пива.
- Почему? - резко повернулась она к Юзефу, сложив при этом в презрительной ухмылке полные, резко очерченные губы и сузив и без того раскосые, васильковые глаза. - Как и он, ты всю ночь заигрывал. И как и он - все впустую. Я чувствую себя совершенно разбитой. Впервые за три года ты был отвратительным любовником.
Юзеф посмотрел на Крысю со снисходительной улыбкой. "Мне было превосходно, - отметил он про себя. - Что же касается твоих ощущений, милочка, то это сугубо твои ощущения. Может еще прикажете ради одоления вашей фригидности, а временами - укрощения бешеной матки выжимать себя как лимон? Для этой цели заведите себе кобеля".
Юзеф знал, что рассуждения насчет фригидности и прочего - неправда. Просто эта шансонетка надоела ему до смерти. Своими капризами, мигренями, постоянными сменами настроения.
Сошелся он с ней по рекомендации начальника русского отдела военной разведки, в котором Юзеф был одним из ведущих сотрудников. После ее концерта Болеслав Тышкевич пригласил Юзефа в модный ночной ресторан и за аперитивом в баре сказал: "Я чувствую, панёнка Крыся вам понравилась. Или... нет?" "Да, еще бы! - откликнулся Юзеф. Добавил мечтательно: Красива! Божественно сложена. Увы - совершенно недоступна. Звезда!" "Красива - да. Божественно сложена - слов нет. Что же до ее недоступности, то тут вы, милый Юзеф - как бы это нагляднее пояснить... Ну, тут вы находитесь под чарами богемной магии - как рядовой обыватель". Тышкевич закурил черную французскую сигарету, пригубил рюмку с зубровкой и испытующе, долго смотрел на подчиненного. Наконец, решившись, сказал:
- Я завербовал ее полтора года назад. Именно она проходит у нас под кличкой "Рысь". Да-да!
Последние два междометия он добавил, увидев, что Юзеф сделал большие глаза. Подобную реакцию он собственно и ожидал. Руководящие сотрудники отдела знали, что "Рысь" сумела выкрасть у помощника военного министра Великобритании сверхсекретные бумаги Адмиралтейства, завербовала полковника генштаба Франции (правда, его предки были поляками), активно дружит с секретарем германского канцлера. "Рысь" - популярная актриса! Ну, конечно, зарубежные гастроли дают ей возможность иметь широкий географический и социальный диапазон действий. Завидный агент. Завидная работа. Чарнецкий с нескрываемым восхищением смотрел на начальника. Тот, смакуя, медленно выпил всю рюмку; разжевал канапэ с гусиным паштетом; тщательно вытер холеные, тонкие пальцы хрустящей белоснежной салфеткой.
- Крыся - агент сложный, - Тышкевич жестом заказал еще зубровки. Деньги, убеждения, шантаж - все это пустое. Заставить ее работать может только постель.
- Постель? - недоуменно воззрился на начальника Юзеф.
- Ну не постель, co? podobnego! - раздраженно воскликнул Тышкевич. Назовите это иначе: удовлетворение похоти, обожание, любовь, наконец!
Тут же про себя выругался: "Тоже мне нашелся лингвист дерьмовый! Главное - пани в постель затащить. Остальное - nie ma znaczenia. Успокоившись, продолжил:
- Юзеф, вы были на моей свадьбе, это было полгода, да, почти полгода назад. Jasna cholera, моя жена ревнива, как сто Вельзевулов. Если она что-либо узнает (а подозревает она уже), не избежать скандала на всю Варшаву, да что там Варшаву - на всю Польшу, на всю Европу. Вы же знаете ее папочка заместитель министра иностранных дел.
- Но потерять такого агента! - Юзеф воскликнул это с искренним сожалением.
- Никак, никак нельзя, - тотчас среагировал Тышкевич. - Предлагаю Вам взять "Рысь" на себя. Вы холостяк. Агент она классный и дивиденды от ее работы будут начисляться на ваш счет. Что же касается ее постельных антраша... - Тышкевич облизнул губы, откровенно плотски улыбнулся. - Сейчас она подъедет сюда и я вас представлю.
Предложение начальника и польстило Юзефу, и в то же время насторожило. Отказаться от такой красотки лишь из боязни скандала с ревнивой женой? Смешно. У всех офицеров, женатых и холостых, у всех без исключения были любовницы, у некоторых - по несколько. Нет, здесь что-то другое. Что? Потом, спустя какое-то время он поймет: причиной был несносный характер, терпеть который было пыткой; однако, и потерять агента, стоившего целой дивизии, нет, корпуса! - было бы преступлением. Передача "Рыси" прошла безболезненно. Юзеф был моложе, смазливее, остроумнее. Там же в ресторане Крыся вспылила, когда Тышкевич пару раз взглянул на часы.
- Что, мегеры своей боишься? - громко вопросила она, выпив пятую рюмку "Устрицы пустыни" - смеси коньяка с шампанским. - И не затыкай мне рот, пожалуйста! Сплетен опасаешься, - она обвела глазами людей за соседними столиками. - Да они все сюда пожаловали за обретением украденной радости. Беги домой. Пусть она задохнется моими духами! Пусть в очередной раз вычислит меня по помаде на твоей сорочке! - и выхватив из сумочки тюбик, она нарисовала на его белой рубашке жирный крест.
- Надеюсь, вы не торопитесь? - она положила руку на плечо Юзефа. Он, разумеется, не торопился.
Но вот минули месяцы сумасшедших утех, горделивого бахвальства перед приятелями, бурных богемных сборищ с их безудержными попойками и бесстыдным экзибиционизмом, любовью втроем, вчетвером, впятером. Новых связей "Рысь" давно не приносила и Тышкевич уже дважды выразил Юзефу неудовольствие. Правда, между прочим, походя: "Кстати, наша "Рысь" за последние полгода не только барашка или козочку, но даже и паршивую курицу не прихватила. Досадно".
Накануне того воскресенья, во время еженедельного совещания в пятницу глава II Oddzia?u вновь поставил стратегическую задачу перед всеми отделами: "Противник Польши номер один на все времена - Россия. И правит там царь, Советы или кто угодно еще, это наш смертельный враг. Маршал требует от нас всемерной активизации агентурной работы. Наши люди действуют там на всех уровнях, но каждый новый завербованный агент - это еще один гвоздь в крышку гроба кремлевских бандитов. Охота за красными является первейшей обязанностью всех сотрудников нашей службы в Москве и Берлине, Лондоне и Стокгольме, Буэнос-Айресе и Токио. И, естественно, особая нагрузка падает на ваш отдел, пан Тышкевич".
После совещания Тышкевич пригласил Юзефа к себе.
- Пан Чарнецкий, вы слышали слова шефа. Мы вами довольны, но сами понимаете - и лавры со временем вянут. Новое задание конкретно и вполне вам по плечу. Завтра, в субботу, в Варшаву из Москвы прибывают четверо энкавэдистов: один - в полпредство, еще один - в торгпредство, два дипкурьеры. Первыми двумя займется, как обычно, группа капитана Вильневского. Дипкурьеры поручаются вам. Вот их объективки и фотографии. Можете задействовать "Рысь". Не все же ей с генералами и князьями в шампанском купаться. Этот, - он ткнул пальцем в фото пожилого, усатого брюнета, - судя по полученным данным, интереса не представляет: в годах, профессиональный подпольщик, из породы молчунов. А вот этот, - он взял в руки фото, долго, внимательно изучал лицо Сергея, - и социальное происхождение подходящее - из бедняков, и молод, и образование по их меркам вполне приличное получил - рабфак Киевского университета закончил. Между прочим, холост. - Пауза. - Зачислен в загранкадры. Полагаю, именно на таких руководство разведки Советов будет делать ставку. Дипкурьером едет для обкатки.
В ту же пятницу Крыся давала концерт в Летнем театре в Ogrodzie Saskim. Было открытие сезона, как всегда ее выступления шли при полном аншлаге. "Ах, наша Варшава - второй Париж!" - стоя за кулисами и наблюдая за "очаровательной примадонной всеевропейского калибра", Юзеф вспомнил эти слова дирижера Ставиньского. "Да, сердце Польши, красавица, как прекрасны твои бульвары и парки, твои памятники и костелы! А эти прелестные пани и паненки, эти блестящие ожерелья и кольца, эти восхитительные наряды и прически!" Он подумал о богатых магазинах, где вся эта роскошь в изобилии ювелирных, меховых, антикварных. Стоп, стоп - мысль его зацепилась за какое-то воспоминание. Лавки, пассажи, магазины... Вот оно, ну как же, конечно, этот антикварный магазин в Иерусалимских аллеях; его владелец Зденек Богуславский (клички "Нерон", "Душка" и "Винт"), один из единичных агентов, доставшихся ЧК от империи, недавно перевербован и стал двойником. Он доносил, что ожидает связника из центра. Не к нему ли пожалуют дипкурьеры?
И в субботу был разработан план операции "Дебют". Решающая роль в ней отводилась "Рыси", которую должен был вывести на русских Богуславский, представив ее как ярую почитательницу красной России. Это будет выглядеть так естественно, так подкупающе - известная, с европейским именем певица тайно симпатизирует власти рабочих и крестьян, восхищается отважным, гигантским экспериментом гигантской страны. Как тысячи и тысячи видных, известных, знаменитых ученых, артистов, художников, писателей, поэтов Старого и Нового света. Только бы вышли эти дипы на Зденека, именно на него, а не на кого другого. Конечно, их возьмут под наблюдение уже в поезде - как только поезд прибудет в Столбцы, и будут пасти все время их пребывания в Польше. И, похоже, осечки быть не должно. В объективке на Сергея, которую готовил польский агент в центральном аппарате НКВД, бесстрастно отмечалось: "Холост. Сильные стороны: умен; хитер; склонен к принятию неординарных решений. Слабые стороны: идеологический фанатик; легко идет на сближение с женщинами".
Впервые в жизни Сергей путешествовал в международном вагоне. Они с напарником занимали два смежных купе, поскольку они соединялись общим туалетом и душем. Разместив мешки с диппочтой в отсеке для багажа, Сергей с удовольствием плюхнулся на бархатный диван.
- Блеск! - воскликнул он, обводя взглядом надраенные до блеска медные ручки и полки, тяжелые бархатные портьеры в тон дивану и креслам, отделку стен и двери из красного дерева. - Вот так будет путешествовать лет через десять каждый гражданин Советского Союза!
- Совершенно излишняя роскошь! - отозвался из своего купе Игнат Савельич.
- А как же слова Ильича о нужниках из золота?
- Пока, я думаю - в обозримом будущем золото нам будет нужно совсем для других целей.
- Каких же? - Сергей прекрасно понимал, что может ему ответить напарник, но у него было отличное расположение духа и ему хотелось чуточку подурачиться.
- Строительство заводов, электростанций, армии, - Игнат Савельич ответил спокойно, заглянул в купе Сергея, долго смотрел на него. Уловил его настроение и рассмеялся.
- В таких вагонах я до революции исколесил всю Европу, - сказал он. Удобно, приятно. Не скажу, что всякий разз, но частенько я вспоминал о голодном русском мужике. И мне становилось не по себе. И я проклинал всяческую роскошь и всех, кто в ней купался за счет этого самого мужика.
В Столбцах поезд стоял довольно долго. Когда тщательнейшая проверка паспортов была наконец завершена, Сергей встал с дивана, сладко, с хрустом потянулся, сказал:
- Пойти в вокзальный буфет заглянуть, что ли? А то мы и чай пьем, и перекусываем в этих клетушках как бирюки-хуторяне.
- Думать не моги! - отрезал Игнат Савельич. Ты что - забыл инструкцию? Выход куда бы то ни было только вдвоем. А куда мы с тобой можем выйти, когда диппочта при нас?
Сергей резко сел, стал смотреть в окно. По платформе прогуливались нарядные пары, мимо окна проплывали причудливые прически и кокетливые шляпки дам, котелки и рогатывки кавалеров. Приглушенно доносились смех, воркующий говор, отдельные фразы. "Ничего, дядька Игнат, - думал добродушно Сергей, - погоди, приедем в Варшаву, там тебе расскажут, что на всякую инструкцию бывает своя особая конструкция". Рифмовка эта получилась непроизвольно и также непроизвольно он ей улыбнулся. Игнат же Савельич истолковал ее по своему:
- Молодец, дисциплина превыше всякой прихоти.
В Варшаву поезд пребывал утром. На Восточном вокзале их встретил работник консульской службы. Хмурый, усталый, он непрестанно оглядывался по сторонам, веки левого глаза вздрагивали. Его нервозность передалась Игнату Савельичу, он тоже стал бросать вокруг себя косые взгляды, изредка тяжко вздыхать, с силой выдыхая через ноздри. Когда погрузили мешки в полпредовскую "испано-сюизу" и отъехали от вокзала, Сергей с осторожной улыбкой спросил:
- Как обстановочка в Ржечи Посполитой?
- Как всегда, - был мрачный ответ. - Вчера опять обстреляли здание полпредства. А завхоза, который с двумя дежурными комендантами выехал на рынок за продуктами, оэнеровцы так изволтузили, что пришлось его госпитализировать.
Все остальное время ехали молча. Лишь когда въехали за ворота, консульский сотрудник глазами показал на два авто, оставшиеся за оградой, заметил:
- Наш постоянный почетный эскорт. Дефензива не дремлет.
Игнату Савельичу и Сергею отвели маленькую комнатку на втором этаже. Сдав диппочту, они собрались было позавтракать (у них оставались еще, как радостно объявил дядька Игнат, добровольный провиантмейстер, "московские харчишки: буханка ржаного, шмоток сала, две каспийские селедочки и аж три цибули"), как дежурный сообщил, что их вызывает на ковер "сам". "Сам" оказался радушным, интеллигентным, гостеприимным. Сразу предложил побеседовать "за английским завтраком".
- Ничего особенного, - тихо сообщил он, проходя в комнату за обширным кабинетом и усаживая гостей за стол, который уже был накрыт на три персоны. - Овсяная каша, яичница с беконом, тосты с медом и повидлом, кофе.
Разговор вели полпред и Игнат Савельич. Из него Сергей с удивлением узнал, что "сам" активничал в "эксах" вместе с Кобой в Тифлисе; что потом он и дядька Игнат принимали участие в Лондонском съезде; что в Гражданскую вместе воевали против Колчака, попали в плен, были приговорены военно-полевым судом к расстрелу и за час до казни бежали.
Полпред жадно расспрашивал о московских новостях, обрисовал обстановку в Польше.
- У нас здесь много друзей, - говорил он тихим голосом, близоруко щурясь и покашливая. - Увы, у власти не они, а те, кто лютой ненавистью ненавидит не только все советское, но и вообще все русское. С тоской вспоминают начало семнадцатого века и свои три похода на Московию, "царя" Гришку Отрепьева и "царицу" Марину Мнишек.
- Еще небось злорадствуют, что совсем недавно, в двадцатом отменно высекли красного маршала Тухачевского. А ведь дошел почти до Варшавы! воскликнул в сердцах Игнат Савельич.