- Збигнев как всегда прав, - Крыся подошла к Сергею, положила ему руку на плечо. - Жаловать его будете вы,панове. А мы, - она оглянулась на женщин, - мы будем его любить.
И, поднявшись на носки, она поцеловала Сергея в губы. "Красива, черт бы её побрал! - подумал он, следуя за тянувшей его за руку к софе Вишневецкой. - Однако, красота эта злая, хищная. Умный человек дал ей кличку "Рысь". Проницательный".
- А вы с вашими холопскими штучками вечно норовите удовольствие подпортить, - прохныкал Юзич. - Я же никогда не напоминаю вам, что вы, Збигнев, не шляхетского происхождения.
- Я сейчас вылью на вашу плешивую голову весь этот ликер! побагровел Збышко.
- Господа, господа, - заговорил по-русски Богуславский. - Мы хорошо знаем вашу взаимную симпатию. Лучше давайте послушаем нашего гостя. Нам же интересно услышать из первых уст о жизни людей искусства в Москве. Многие уехали, но многие и остались.
- И вернулись, - подсказала Вишневецкая. - К примеру, Алексей Толстой.
Большой и Малый, МХАТ, другие театры пополнились способной молодежью. Конечно, Репиных, Шаляпиных, Блоков за десять-пятнадцать лет не создашь, не спеша начал Сергей. - Но есть Маяковский, Серов, Станиславский, Горький, Мейерхольд, Прокофьев. Растут Фадеев, Асеев, Шостакович, Эйзенштейн, Булгаков. Слов нет - бывает и холодно, и голодно. Но есть главное востребованность художника обществом.
"А этот Полянский - штучка перченая. Как бы мои гаврики не прокололись на какой-нибудь ерунде. Хоть и репетировали нескольких вариантов, и народ они - что "Збышко", что "Юзич", что их "девицы" тертый, но этому русскому палец в рот не клади. Всю руку отхватит".
- А что вы, лично вы, как художник, думаете о черном квадрате? Юзич с явным любопытством ожидал ответа, хотя этот вопрос предварительным сценарием встречи предусмотрен не был. Чарнецкий одобрительно кивнул Вацеку. "Как здорово, что буквально на днях Иван, Никита и я спорили на эту тему, - подумал Сергей. - А то этот Богуславский со своим экспромтом об известном художнике из Москвы подвел бы меня под монастырь, пусть и католический".
- Если бы Малевич создал "Три богатыря", "Грачи прилетели", "Над вечным покоем", "В чем истина?", "Апофеоз войны", "Иван Грозный убивает своего сына", "Не ждали", я имею в виду - хоть одно из этих полотен - и "Черный квадрат", я подчеркиваю - "и" - тогда был бы предмет для диспута. Мы же говорим об искусстве, а не о выкидышах искусства. Не так ли, господа?
Наступило молчание, которое прервала Крыся.
- Серж нравится мне своей решительностью, - сказала она, обнимая его за шею. - Малевич, как и Кандинский и многие другие, решительно отвергает старое искусство. Серж и многие другие не менее решительно отвергают Малевича и то, что называется "новое искусство". Вообще Россия сегодня одержима решимостью во всем: в переделке мира, в искусстве, в политике. Не то, что усталая, дряхлая Европа!
- Будь она решительнее, большевиков бы ... - начал было захмелевший Юзич и вдруг осекся под свирепым взглядом Чарнецкого. А тот, мгновенно приняв улыбчатый вид, заявил:
- Предлагаю тост за пана Полянского и за его плодотворное творчество. Вы, насколько я понял, пейзажист?
- Нет, - ответил с веселым прищуром Сергей. - Я портретист.
Богуславский наполнил бокалы зубровкой, восемь рук сдвинули их в центре комнаты - дзинь!
Ах, этот звон наполненной живительною влагою посуды, будь она из самого дешевого стекла или из лучшего хрусталя; раздается ли он в бедняцкой хижине, расхожей столовой или таверне, скромной холостяцкой квартирке или роскошном особняке, фешенебельном ресторане, графском замке или королевском дворце; является ли влага простым виноградным вином или домашним самогоном, водкой, джином, виски, марочным коньяком или шампанским; пьют ли за здравие или за упокой, за новый чин или за старую дружбу, любовь и победу, горе или радость во всех их проявлениях, за ловкий обман или хитроумную махинацию, наконец - от невозможности не пить, или просто от абсолютной возможности пить все, что только заблагорассудится - человек ожидает радостного облегчения, возвышенного полета мысли или сладостного забвения, заглушения совести или притупления всяческой боли - чувств и ощущений, которые без этой влаги ему неподвластны - да здравствует во веки веков этот великий звон, господа - дзинь-дзинь-дзинь!
Улучив момент, Крыся прошептала Сергею: "Давайте сбежим! По-английски! Я знаю один истинно патрицианский ресторанчик, и не в центре, и высший класс. Неужели вам интересна эта публика?" Гримаса пренебрежения на ее прелестном личике была весьма убедительна.
- У меня и денег с собой нет, - решил он проверить, насколько императивным было ее желание.
- Фи, - она коснулась пальчиком его щеки. - Стоит ли задумываться о подобных пустяках.
Когда Сергей уже раскрыл дверь на улицу, их догнал Чарнецкий.
- Это как же получается, пани? - сердито проговорил он, схватив ее за локоть. - Вы исчезаете без объяснений, наконец, даже без следуемого по правилам приличия au revoir.
- Ах, простите! - Крыся вырвала руку, глаза источали откровенное презрение. - Вы мне не муж и не старший брат. Я ухожу, когда и с кем хочу. Au revoir? Получите - au revoir!
И, подхватив Сергея под руку, она покинула магазин пана Богуславского. Брошенное вдогонку "psiakrew!" неожиданно ее рассмешило.
- Злоба имеет свойство возвращаться бумерангом! - воскликнула она, усаживаясь в такси. - Вы такой сильный! Такой могучий! - она положила голову ему на плечо. - Шофер, гони в "Bristol".
Разумеется, Сергей не мог знать, что и последняя сцена с Чарнецким была тоже частью общего сценария, но его насторожила искусственность реплик и нарочитая бравада певицы. Похоже, правду говорят о вольных нравах гордых полячек. Вот только хотелось бы знать - одной конторе они служат или разным.
В "Bristolu" Лондоне" швейцар, бородатый, ливрейный, моложавый, склонился чуть не до пола. Метрдотель, сухопарый, с задорным хохолком на маленькой головке, с выправкой отставного полковника, был преисполнен чувства собственного достоинства и неподкупного благоволения.
- Пани Крыся, - произнес он торжественно и вместе с тем задушевно, ваш отдельный кабинет как всегда ждет вас, - и королевским жестом он предложил прибывшим гостям следовать за ним. В большом зале почти все столики были заняты, и когда они проходили через него по широкой ковровой дорожке, мужчины и женщины провожали их восторженно-завистливыми взглядами, и можно было расслышать тут и там произносимое сдержанно: "Это Крыся! Сама Крыся Вишневецкая!" Кабинет поразил Сергея. Просторный - метров сорок - он весь, кроме единственной двери, был обтянут темно-зеленым бархатом. В центре стоял огромный овальный стол, покрытый яркой темно-вишневой скатертью. Друг напротив друга разделенные десятиметровым столом, стояли два кресла искусной резной работы, исполненные в виде монарших тронов. Больше в комнате никакой мебели не было. Все четыре стены были увешаны крупными, метр на метр фотографиями певицы. Ни на одной из них она не выступала на сцене. Крыся на фоне римского Колизея. Крыся на фоне лондонского Биг Бена. Крыся на фоне Эйфелевой башни. Крыся на фоне венецианского Дворца Дожей. Крыся на фоне стокгольмского Королевского дворца... Откуда-то с потолка, который также был затянут зеленым бархатом, струился неяркий свет, направленный на лицо Крыси на всех фотографиях. Она улыбалась, смеялась, хмурилась, негодовала, плакала, кричала, говорила, молчала, сидела, лежала, пела, бежала - многоликая красавица на фоне многоликой планеты. Довольная произведенным впечатлением, она произнесла задумчиво:
- Когда я в Варшаве, я частенько провожу время здесь. Могу же я, в конце-то концов, позволить себе такой каприз? Дорогостоящий? Да. Но ведь я воскрешаю прошлое. Не ради аплодисментов и восторженных возгласов публики и критиков, ими я пресыщена на всю жизнь. Я вновь переживаю общение с нетленным, великим, прекрасным.
"Умная маскировка собственного тщеславия, - думал Сергей, рассматривая профессионально исполненные этюды. - По некоторым данным эта мудрая дива тянет чуть ли не на современную Мату Хари. Интересно, по каким соображениям она работает на разведку? Любовь? Деньги? Патриотическая идея - великая Польша до Урала?"
Крыся подошла к одному концу стола, указала Сергею на другой: "Прошу занять ваш трон, мой принц". "Здесь столько всяких и не всяких было", мысленно процитировал он Есенина, расправляя салфетку. Стол был безукоризненно сервирован, Крыся тряхнула серебряным колокольчиком, тотчас появился пожилой седовласый официант и, попеременно с молодым, однако менее умелым и опытным напарником, стал виртуозно подавать закуски, супы, вторые блюда, третьи, десерт, кофе, церемонно разливать напитки - слабые, крепкие, светлые, темные, каждый в свою особую рюмку, лафитник, бокал. Он пару раз едва слышно сделал замечание молодому, все остальное время официанты молчали, безошибочно и беззвучно обслуживая очень важных персон. Несмотря на то, что Сергей внимательно наблюдал за Крысей, определяя вилку, ложку, рюмку, которые следовало взять в тот или иной момент, он допустил несколько промахов, за которые корил себя нещадно всякий раз. "Все занятия, проводившиеся в отделе по этикету, сам пропустил, ссылаясь на чрезмерную загруженность оперативными делами. Теперь красней, дурень, перед надменной пани, которая хохочет про себя над мужланом из варварской Московии". Он также напряженно следил, чтобы ему не подсыпали снотворного или - еще того страшнее - яда. Но все напитки наливались и Крысе и ему из одних и тех же бутылок, и, в конце концов, он убедил себя, что цель этой встречи в чем-то другом. В чем?
Неожиданно посреди милой болтовни о стремлении варшавянок не отстать от парижских мод и извечной жажде польских дон-жуанов испытать любовь всех красавиц планеты, Крыся спросила:
- Скажите правду, Серж, вы действительно художник?
Она задала этот вопрос с такой обворожительной непосредственной улыбкой, что он едва не поперхнулся тем, что в этот момент хотел проглотить. "Неподражаемая детская любознательность, - затягивая ответ, он тщательно вытирал губы салфеткой. - Интонация наивной девочки в ее устах может означать лишь одно - она знает верный ответ. Откуда?"
- Допустим, я не художник. Допустим, я мореплаватель. Что это меняет? - он сказал это без надрыва, как бы между прочим, с небрежной усмешкой.
- Если вы действительно мореплаватель - ничего. Но если вы такой же мореплаватель, как и художник, то... - она стала изучать высокую ножку рюмки для токая.
- Истина заключается в том, что я и мореплаватель и художник, переняв ее детски наивную интонацию, Сергей произнес эти слова с обезоруживающей улыбкой. Крыся оторвала взгляд от рюмки и смотрела на него с явным недоверием.
- Могу дать слово чести.
Говоря это, Сергей был искренним. До того, как его взяли в одесский губчека, он оттрубил три года на Черноморском флоте. Ходил во Францию, Италию, Грецию, побывал в Румынии и Болгарии. Когда пришел директором на завод "Арсенал", организовал там изостудию, куда в качестве преподавателей были приглашены видные киевские художники. Сам Сергей рисовал с детства, а в студии приобрел навыки профессиональные. Только вот закавыка - когда рисовать?
- Хотите, я ваш портрет сделаю? - предложил он.
- Хочу!
- Но мне нужны хотя бы бумага и карандаш.
Крыся взялась за серебряный колокольчик: "Voila". Однако же передумала, хотя в кабинете уже бесшумно появился седовласый официант, готовый исполнить любой приказ пани Вишневецкой.
- Художник должен работать вдохновенно и сосредоточенно, по себе знаю. А кабак, даже такой отменный как этот, вряд ли пригоден для духовного полета и средоточия мысли. Посему предлагаю отправиться в мою скромную обитель. Там будет и тишина, и спокойствие. И даже мольберт.
И отвечая на вопросительный взгляд Сергея, потупив свои волшебные васильковые очи, скромно сказала:
- Я иногда и сама балуюсь кистью. Знаю - способностей нет, да душа требует. Разумеется, для себя. Даже лучшие друзья не посвящены в эту мою маленькую тайну.
Скромная обитель оказалась роскошно обставленной пятикомнатной квартирой в старинном доме недалеко от дворца Тышкевичей. Крыся крикнула горничную, дважды повторила распоряжения на завтрашний день и тут же её отпустила.
- Эта Марыська вечно что-нибудь да перепутает, - смеясь, сказала она, присоединяясь к Сергею, который рассматривал акварельки, развешанные на одной из стен "студии" (как назвала ее хозяйка) - самой дальней и самой большой комнаты. Мольберт, стул, тахта, стопки холстов на полу, на этажерке кисточки, краски.
- Вот здесь я отдыхаю, - Крыся подошла к Сергею, любовно оглядела свои пейзажи.