Что делает кучно обосранный несколькими десятками птиц человек под ошеломлёнными и любопытными взглядами многочисленной публики?
Падает в обморок?
Бежит со сцены?
Визжит на одной ноте высоким голосом и требует прекратить это безобразие?
Возможно, возможно. Но только не Зубатов.
Первую секунду он опешил, обалдел даже. По шеренгам публики прошелся дружный полувсхлип-полувздох.
И тогда Зубатов воздел руки к небу и демонически возвопил:
— Да что ж это такое⁈ Даже силы природы помогают Красной Армии и советским людям! Уничтожить! Истер-р-р-рзать! Мер-р-рзавцы! Большевики! Ненавижу! А-а-а-а!!!
И красиво заламывая руки, выбежал со сцены под гром аплодисментов.
Я аж восхитился и невольно зауважал его.
Дальше играющим красногвардейцев Жоржику и Люсе пришлось по ходу пьесы импровизировать и тянуть время. Но когда Зубатов, уже более-менее очищенный от конечных продуктов воробьиного метаболизма, выскочил на сцену с огромным бутафорским пистолем и наставил его на Жоржика, суфлирующая Нюра повернулась ко мне и сделала большие глаза:
— Давай! — зашипела она.
И я жахнул колотушкой по металлической поверхности. Барабам получился знатный. Стоящие в первых рядах аж вздрогнули. Но потом дружно зааплодировали. Так что и свою долю оваций я тоже получил.
Скотина Енох после такой навязчивой демонстрации внутреннего мира пернатых обитателей Вербовки, старался не попадаться мне на глаза. И правильно, между прочим, делал.
После антирелигиозного водевиля была ещё лекция Лазаря Максимушкина о методах ведения сельского хозяйства по новым технологиям. Я никогда особо всем этим земледелием и удоями не увлекался. Поэтому Нюра, увидев, что я весь горю, отпросила меня у Гудкова, чтобы я шел домой.
Гудков отпустил меня без возражений. По-моему, он даже видеть меня не хочет.
Голова разболелась жутко, ломило в висках. Я хоть и не ужинал, но аппетита не было. Лёг на свою скудную соломенную постель, накрылся худым одеялком и свернулся калачиком. Меня морозило и трясло, зубы выбивали крупную дробь.
Появился Енох, что-то спросил, немного померцал и, видя, что я не реагирую на него, исчез.
Я лежал, глядя в потолок, и никак не мог согреться. В помещении было холодно и очень сыро. А за дровами на растопку сил идти не было.
И тут дверь тихо скрипнула. Я слегка повернул голову. К моему удивлению, это оказалась Клара.
— Что происходит, Гена? — тихо спросила она, внимательно заглядывая мне в глаза. — Ты можешь мне объяснить? Скажи мне правду.
— Ты о чём? — не понял я и попытался сесть на постели.
— Вчера Виктора поцарапал кот, который живёт в твоем доме. Причём не просто поцарапал, а сильно разодрал ему лицо. Сегодня к представлению сколько грима истратили, пока замазала все царапины. А теперь воробьи…
— И что?
— Потому что так не бывает, Гена! Эти воробьи сколько здесь летают. А тут вдруг взяли и внезапно все вместе налетели на Виктора. И обгадили. Дружно.
— Богатым, значит, будет, — не удержался от подколки я, — примета такая… народная.
— Гена! Прекрати эти свои шуточки! — разозлилась Клара, — Виктор на тебя взъелся, и с ним потом это случилось. Таких совпадений не бывает!
Я пожал плечами и посмотрел на Клару, как на дурочку.
— Ты… не смотри на меня так! — рассердилась она, — я знаю, что это звучит глупо, нелогично, но я чувствую, что это ты во всём виноват! Ты!
— Конечно я, — глядя в упор на Клару, с горечью сказал я, — я у вас теперь во всем виноват. Всегда. И воробьев я заставил Зубова обосрать, и кота натравил. Правда был в это время с Гудковым и Бобровичем в кузнице, на другом конце села, но это не имеет значения. Да, Клара? Раз надо виноватым быть, то хоть на Северном полюсе! Я же на расстоянии могу кота на Зубатова натравить. А ещё я могу заставить бегемотов по кругу летать. А ещё…
— Прекрати! Не паясничай! — закричала Клара.
— Клара, — тихо сказал я, — ну включи мозги. Ты же умная девушка. Сама подумай, разве такое бывает?
— Но ведь было! — не сдавалась Клара.
— Да всё просто, — устало вздохнул я, — Зубатов полез в торбу с харчами. Барсик его расцарапал за это. Ты же сама знаешь, что мы с ним голодаем. Мои зарплатные деньги идут сразу на счета школы, своих продуктов у меня нету. Один раз Гудков дал мелочь, так хватило на каравай черствого хлеба и кусочек старого сала. Ещё один раз мы позавчера на ужине в сельсовете были, так я полпирога на утро взял и немного рыбы. Здесь же, у вас, не кормят. Конечно, когда Зубатов полез в торбу, Барсик решил, что он хочет отобрать последние харчи. Ну и защищал еду как умел. Коты же хищные животные, сама знаешь. Тем более он всегда голодный. А, может, Зубатов и побил его. С него станется…
— А воробьи? — уже менее уверенно сказала Клара, плечи её поникли.
— Воробьи стайные птицы. Обожрались чего-то, перелетали и случайно оказались над Зубатовым. Они же не соображают, где можно гадить, а где нет. Сдается мне овёс тот протравленный был.
— Наверное… — задумчиво протянула Клара и вдруг без перехода спросила, — А где плащ?
Чёрт, о плаще я совсем забыл.
— Клара, — умирающим голосом сказал я, чтобы отвлечь её от ненужных мыслей, — ты можешь меня за лоб потрогать, температуры нету? Что-то плохо мне, трясет аж всего.
Клара протянула руку…
— Ого! — сказала она. — Да ты же горишь весь!
Буквально через каких-то полчаса-час я уже лежал в жарко натопленном помещении (Клара сгоняла Жоржика и Гришку за дровами и велела натопить), укрытый тремя одеялами (натащила изо всех фургонов) и Клара, осторожно поддерживая мою голову, своими руками поила меня горячим липовым чаем с мёдом и малиновым вареньем. Из ложечки, чтобы я не обжегся.
Красота. Всегда бы так. Даже моя бывшая супруга за мной так никогда не ухаживала.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Клара тревожным голосом.
— Уже лучше, — прохрипел я.
— Я сказала Жоржу, он скоро кипятка из нашего дома принесет, мы тебе сразу ноги попарим. С горчицей. До утра должно отпустить.
— Клара, — сказал я восхищённо, — ты — лучшая из всех женщин в этом мире! Я на тебе женюсь! Когда вырасту…
Крала зарделась и смущённо засмеялась. Мой неуклюжий комплемент ей явно понравился.
После всех манипуляций я с трудом отправил Клару, у которой материнский инстинкт встал на дыбы, к себе домой, уверив её раз пятнадцать или двадцать, что до утра ничего со мной случиться не может, что я буду спать, и если вдруг что — то я её обязательно разбужу. И да, чай я попью. И да, мёд тоже через час съем. И раскрываться нет, не буду. И да, дрова сам подкину.
Фух, наконец, она ушла, и я остался один.
Ну как один — рядом на кровати спал обнаглевший Барсик. После того, как я сказал Кларе, что мы голодаем, она развила бурную деятельность: и если меня она вконец залечила, то Барсика закормила и затискала. И теперь эта шарикообразная скотина валялся на мой постели, отжав у меня лучшую часть, и урчал как трактор.
Я задумался: таких, как Клара, женщин я хорошо знал ещё по моей прошлой жизни. Очень неоднозначный женский тип. С виду суровые, скучные ледышки, на самом деле эти женщины глубоко несчастны внутри — их биологические часы, нереализованное материнство, хроническое одиночество, чувство собственной ненужности и молчаливо-насмешливое осуждение окружающих — всё это формирует у них сложный, порой даже язвительный и вздорный характер. С такими женщинами очень непросто общаться, у них постоянные перепады настроения, подозрительность, они как ёжики, постоянно ждут подвоха. А на самом деле они очень добрые, нужно только быть с ними хоть капельку по-человечески. И самое грустное, что такие «синие чулки» обязательно норовят влюбиться в самого недоступного нарцисса, который есть поблизости. Чтобы потом страдать. Вот и Клара безответно и горячо любит Зубатова, а он это давно просёк, вот и пользуется.
Я вздохнул. Обещал Кларе выпить ещё чаю с мёдом. Она-то не узнает, но не хотелось обманывать хорошего человека. Да и мне лечиться надо.
Кряхтя, я пододвинулся ближе к печи и налил из закопчённого чайника уже заваренный липовый настой в кружку. Добавил туда три ложки мёда и принялся помешивать.
— Ты заболел, человек, — сообщил мне Енох, который возник из воздуха прямо передо мной.
— Угум, — отпил я немного чая и отставил кружку, горячо.
— Человеческая плоть слаба, — продолжил поражать меня сенсационными выводами призрак.
— Так, говори, чего хотел, — буркнул я, — у меня голова болит и философствовать я сейчас не способен.
— Да я вижу, — замерцал Енох. — Клара догадалась. Хоть и женщина, а думать может…
— С воробьями здорово получилось, — хмыкнул я и сказал, — спасибо, кстати. Жалко только, что этот гад выкрутился…
— Шухер! Сюда идут! — предупредительно шикнул Енох и исчез.
Через секунду дверь распахнулась.
— С кем это ты разговариваешь? — на меня с подозрением уставился Зубатов.
— С Барсиком, — я кивнул на развалившегося на моей постели кота. И добавил, — дверь, кстати, закрой. Я заболел, Жорж и Гриша растопили, а ты тепло выпускаешь.
— Ничего тебе не будет! — зло фыркнул Зубатов, но дверь, однако, закрыл. — Я тебя предупреждаю, паря, со мной твои штучки не пройдут! Не знаю, как ты это устроил, но я тебя на чистую воду выведу!
— Ты о чем? — шумно отхлебнул чай я.
— Сам знаешь! — скрипнул зубами Зубатов.
— Опять товарищеский суд будешь изображать? — невинно поинтересовался я и добавил в чай ещё ложечку мёда.
Зубатова аж передёрнуло:
— Я тебя предупредил…
И тут Барсик, который всё это время лежал на постели и спал самым что ни на есть наглым образом, внезапно подскочил. Распушил хвост и с утробным адским рычанием и горящими глазами начал медленно и неотвратимо надвигаться на Зубатова.
Тот охнул и выскочил во двор. Даже дверь не закрыл, скотина.
Пришлось мне, бедненькому, больному ребёнку вставать с тёплой постельки и идти закрывать дверь. Заодно ещё дров в печку подкинул.
— Ну как? — весело спросил Енох.
— Это было здорово! — от души похвалил его я.
— Но ты же понимаешь, что он от тебя не отстанет? — с тревогой спросил Енох.
— Понимаю, — задумчиво ответил я и добавил, глядя через мутное оконное стекло во двор, где при свете большой керосиновой лампы Зубатов и Гришка Караулов болтали и курили. — Енох, слушай, ты говорил, что с ночными животными тоже так можешь… ну как с Барсиком…
— Кое-что могу, — с явной гордостью похвастался Енох.
— Вот именно сейчас прекрасный момент, — хмыкнул я, — если бы ему в волосы, к примеру, вцепилась сова или белка.
— Я лучше придумал! — хохотнул Енох, — летучая мышь! И страшно, и готично!
С этими словами он исчез.
Буквально через пару мгновений во дворе раздались хлопки перепончатых крыльев и нечеловеческий вой.
Кричал Зубатов, и кричал с перепугу.
Я быстро нырнул под одеялки и притворился спящим.
Через несколько минут дверь в мой дом с треском распахнулась, аж штукатурка (или что там её заменяет) посыпалась. На пороге стоял Зубатов. На лбу у него была кровь. И он был страшно зол. За его спиной маячили Гудков, Караулов, Нюра и ещё кто-то.
— Ты что творишь. Сопляк! — закричал он.
— Что? — я разлепил глаза и высунулся из-под одеял.
— Ты сам знаешь, что!
— Не знаю, — зашелся в кашле я. — Извините, уснул. Клара малиной напоила и меня вырубило. А что случилось?
— Виктор, ты перегибаешь, — тихо сказал Караулов, — глянь, вот он в хате больной спит. Ну как он мог?
— Не знаю, как, но это его работа! — желваки на лице Зубатова заходили, — ты доиграешься. Убью!
— Ты сейчас убивать будешь или подождёшь пока я немного выздоровею? — невинно спросил я. — Что я опять украл?
— Ты летучую мышь на Виктора напустил, — сказала Нюра и неуверенно посмотрела на Зубатова.
— Вы какие-то странные, ребята, — устало сказал я, — сами называете себя безбожниками, с мракобесием за духовное освобождение народа боретесь и тут же сами в какие-то волшебные сказки верите. Ну как я мог это сделать? Летучие мыши разве поддаются дрессировке? Животным можно управлять на расстоянии? Или я наколдовал это всё? Какая чепуха! Вы бы ещё сеанс спиритизма тут провели, комсомольцы…
— Не паясничай, Капустин, — сделал замечание мне Гудков.
— Макар, если я вам здесь мешаю — можно же просто мне сказать, и я с превеликим удовольствием уеду обратно в школу. Там хоть кормят вовремя. Но вот зачем все эти сказки выдумывать?
— Никто ничего не выдумывает, — нахмурился Гудков, — все видели, как летучая мышь Зубатову в лицо уцепилась.
— И вы решили, что я, обидевшись на то, что Зубатов наврал вам, будто бы я украл у него еду, превратился в летучую мышь и напал на него? Ну да, вполне логично…
— Ладно, спи давай, — Гудков решил прекратить этот балаган. Он и сам понимал, что выглядит смешно.
Когда все ушли, я встал, подкинул ещё дров (выпустили почти всё тепло, гады), плюхнулся обратно в постель и радостно захохотал.
— Как мы его, а? — появился довольный Енох и принялся хвастаться.
— Сейчас бы ещё раз что-то такое провернуть, — прыснул от смеха я, — чтобы закрепить результат.
— Сделаю! — сверкнул призрак, и я остался в доме сам.
Еноха я так и не дождался, уснул.
А наутро вся агитбригада гудела, что ночью, когда парни сидели в доме и пили самогон, на Зубатова напала крыса и укусила его за ногу.
Я вышел во двор и увидел, как Жоржик запрягает лошадей в телегу — решили его везти обратно в Красный Коммунар, там была больничка.
— Ну как так может быть⁈ — воскликнула Нюра.
Я подошел к девушкам, которые как раз пили на завалинке кофий.
— Вполне может быть, — сказал я, — цепочка совпадений. После того, как воробьи нагадили на него, он отмылся в бочке с водой, а нужно было идти в баню. Бани у нас нету. Вот запах и остался.
— И что? — не поняла Люся.
Все уставились на меня.
— А то, что все мыши и крысы, видимо, на этот запах так реагируют. Вот и нападали на него.
— Да не может такого быть! — возмутилась Нюра, — сказки рассказывай.
— А почему тогда в конюшнях хозяева вешают труп сороки под потолком?
— Суеверия, — фыркнула Люся.
— А вот и нет! — пожал плечами я, — труп сороки выделяет какие-то вещества, которые отпугивают ласку и куницу.
— Враки! — не сдавалась Люся.
— Мы на уроке природоведения изучали, — сказал я (хотя я точно не знал, как этот предмет назывался в школе, может биология, а может как по-другому).
Но девушки не стали поправлять меня, а наоборот — задумались.
— Аааа… вот ты где! — сказал Гудков, увидев меня во дворе, — смотрю, ты уже выздоровел?
— Не совсем. Но уже ходить потихоньку могу.
— Тогда сходи к Сомову и скажи ему, что мы сегодня в пять часов в клубе для сельской молодёжи будем агитлекторий проводить на тему «Исторический ли факт — гонение на христиан при Нероне?». А потом Нюра с девушками проведет беседу «Женщина и религия». И в это время парни будут свободны. Так он может подойти, и мы все вместе подумаем, как коммуну организовывать и колхоз. Понял?
— Понял, — сказал я.
— Но Макар, Гена ещё болен, — вступилась за меня Клара.
— Ничего страшного, Кларочка, — хрипло сказал я, — одну ведь работу делаем. Борьбу с отжившими идеологиями постоянно вести среди населения надо. Болеть некогда.
И я пошел в село.
На самом деле, мне нужно было поговорить с Сомовым, раз я Серафиму Кузьмичу пообещал.
Погода начала налаживаться. Солнышко припекало, стало даже жарковато. В прозрачном воздухе носилась паутина, деревья стояли почти голые, но кое-где еще желтела листва. Пахло грибами и опавшими листьями, после спёртого воздуха моего временного жилища, дышалось легко и свободно.
До двора Сомова я добрался довольно быстро и вошел внутрь.
— Герасим Иванович! — закричал я.
— Что случилось? — из дома вышел хозяин.
— Нам надо поговорить, — сказал я и посмотрел на Серафима Кузьмича, который стоял между нами.