Мне пришлось повернуться к ведьме спиной, чтобы иметь хотя бы шанс дотянуться до оружия. Я подставила ей спину, рука у меня была под подушкой, и по моей голой спине полоснули когти. Я вскрикнула, все еще пытаясь достать пистолет. Клешни рук схватили меня выше локтей и швырнули на пол. Я ударилась с размаху, безоружная, и Нерис навалилась на меня раньше, чем я успела перевести дух.
Я стала отбиваться ногами, и она полоснула их сквозь штаны. Я все пыталась отпихнуть ее и встать, но она не давала мне такой возможности. Она нападала, полосуя воздух, мои слаксы, тело под ними, пока я не доползла до стены, а дальше было некуда.
— Он наш! Наш! Наш! — визжала она, сопровождая каждое слово ударом когтей. Я выставила руки перед телом, но она готова была содрать с них кожу с мясом, а помешать ей я не могла.
Я думала, что сияние исчезнет под волной ужаса и боли, но продолжала светиться. Кровь хлестала из рук потоками сверкающей алости, будто светилась собственным светом. Я ощутила силу, будто теплый кулак набухал в моем теле, расширялся наружу, но не похоже ни на какую магию, известную мне до того. Сила заполыхала во мне, и тело засверкало так ярко, что ведьма остановилась в нерешительности.
Потом она заорала:
— Я шкуру с тебя сожру, и не будешь ты сверкать!
Она полоснула меня по рукам, я вскрикнула — и увидела, как черная когтистая лапа взметнулась к моему лицу, к глазам.
Я толкнула ее рукой в костлявое тело, меж обвисших грудей и сила потекла по руке, хлынула из пальцев. Я почувствовала как она врезалась в ведьму. Та бросила меня полосовать, упала на колени и застыла. Сила, текущая через меня, была болезненной, будто все клеточки моего тела запылали разом. Я закричала и попыталась остановить ее, но боль росла и росла, пока образ Нерис в моих глазах не посерел и не покрылся пятнами. Я была готова потерять сознание от боли, а тогда Нерис меня убьет.
Тело будто резали на части раскаленными докрасна ножами. Наконец ко мне вернулся голос, и я снова закричала — и Нерис вместе со мной. Она рванулась от меня, поползла к кровати. Нерис глядела на меня дикими глазами, лицо исказила гримаса неверия и боли. Кожа у нее начала… начала течь — другого слова не подберу. Кожа ее потекла, как густая вода, переливаясь через руку, как перчатка.
— Нет, нет! — кричала Нерис.
Тело ее стало складываться, кости вылезали из суставов, мышцы всплывали, как бревна в реке. Кровь полилась на ковер, потом хлынули едкой волной более темные, густые жидкости. Я видела, как сердце всплыло к поверхности тела и низкой пойманных рыб потянуло за собой другие внутренние органы. Она кричала долго, и даже когда превратилась в большой круглый ком плоти, слышны еще были эти крики — приглушенные, далекие, но живые. Нерис была бессмертной, и то, что ее вывернуло наизнанку, этого не отменяло.
Боль стала тише — как в ампутированной конечности, которая продолжает болеть. Я видела, как такие вещи делал мой отец. Это была одна из его рук силы, которая заслужила ему титул Принца Пламени и Плоти.
Я поползла к двери, глядя на этот пульсирующий, шевелящийся ком, который я сделала. Огибая конец кровати, я увидела Черную Агнес, сидящую верхом на Шолто. Она этот сияющий кусок его плоти затолкала в унылую черноту своего тела. Он отбивался, но она прижала его руки к полу. Среди фейри есть создания, физически сильнее сидхе. В частности, ведьмы.
Я пробиралась к разбитой двери и слышала за собой голос Агнес:
— Нерис, прикончи белую суку!
Последнее, что я слышала, был неуверенный жалобный оклик:
— Нерис?
Я добралась до лифтов раньше, чем начался новый сеанс воплей. Если Черная Агнес хотела моей смерти, то, увидев, что я сделала с ее сестрой, вряд ли передумает.
Поездка до вестибюля показалась невыносимо долгой. Меня тряс озноб. Руки кровоточили, их терзала боль, которая бывает только от порезов, но хуже всего пришлось левой. Из разреза на предплечье блестела кость. Текла непрерывным потоком кровь, ручейком стекая с локтя на пол лифта. Слаксы почти побагровели от крови.
Вообще-то ран хватило бы на шок, но я не думаю, что в нем было дело. Это была магия. Я сделала нечто такое, что могло быть только рукой силы. Нечто такое, что мог бы сделать мой отец. Это была самая страшная сила. Такая, что даже он всегда применял ее с сожалением, потому что жертвы не умирали. Нерис не умрет. Она останется в тюрьме собственной плоти и жидкостей вечно. Слепая, лишенная возможности есть или дышать, но бессмертная. Бессмертная.
У меня в горле поднимался крик, и я знала, что если он вырвется, то я так и буду кричать, пока Агнес не найдет меня и не вырвет мне глаза. Блузку, жакет и пистолет я оставила в комнате. Мне нечем было даже перевязать раны, Только лифчик я поправила, чтобы прикрыть груди.
Двери лифта открылись, и одна пара почти уже вошла, как вдруг увидела меня. Лица этих людей перекосились страхом, они отшатнулись, и двери закрылись. Я забыла поставить гламор — в таком виде нельзя идти через вестибюль.
Личный гламор — это заклинание, которым я лучше всего владею, но мне стоило колоссальных трудов, таких, как никогда раньше, набросить на себя вуаль. Лучшее, что я смогла, — это сделать так, чтобы люди не замечали моих ран и не видели, что сверху на мне только лифчик. Сосредоточиться на изменении внешности мне не удалось. Мне нужен был гламор, чтобы скрыться от слуа, а я не могла мысленно представить свой облик. Раз я его сама не видела, то и гламор навести было невозможно.
Лифт спустился в вестибюль, двери раскрылись, и я вышла. Никто не орал и не показывал на меня пальцем, значит, гламор все-таки работал. Все в порядке. Все будет в порядке. И тут я увидела Сегну Золотую — она сидела на плюшевой овальной кушетке посреди вестибюля. И глядела на меня желтыми глазами, прищурившись.
Я повернулась на месте и пошла к задней двери, а там перед выходом стоял Гетхин в гавайской рубашке и бейсболке. Я осмотрела ярко освещенный людный холл, всех, кто, улыбаясь, стоял в очереди к портье, вселяясь или уезжая, и я знала, что Гетхин и Сегна могут меня убить прямо в этом холле и никто не заметит, пока мое тело не рухнет на пол, а убийц и след простынет.
С того места, где я стояла, была видна дамская комната. Я не стала ничего спрашивать, а спокойно пошла туда. Когда за мной захлопнулась дверь, я повернулась и начертила на двери знаки силы и защиты. У меня достаточно текло крови, чтобы написать целое письмо. Прижав руки к двери, я призвала силу. Страшно было, конечно, делать это так скоро после того, как я случайно вызвала ее там, в номере, но выбора не было. Я влила свою силу в эту дверь, в эти руны, и знала, что ни одно существо волшебной крови сюда не пройдет. Знала, потому что так я пожелала, и я — сидхе, и я защитила эти двери собственной кровью. Обычно никто не использует кровь: она слишком сильна, чтобы расходовать ее по мелочам, не говоря уже о том, что это антисанитарно, но сегодня избыточное воздействие будет нелишним. Мне нужно время подумать.
Я прошла через небольшой вестибюль с чередой зеркал и диванчиком в сам туалет. И то, что я там увидела, сказало мне, что время на размышление мне не нужно: вот он, выход. Высоко в стене было окно, осталось только до него добраться.
Я схватила пару бумажных полотенец — заткнуть самые серьезные раны, пока смотрела, на что можно встать. Там, снаружи, мне придется обратиться за медицинской помощью. Но сначала надо выжить, иначе помогать мне будет только патологоанатом.
Голос Гетхина — наверное, его, потому что это не была ведьма, — произнес:
— Детка сидхе, детка сидхе, твоя мама пришла.
Я не стала отвечать следующую строчку. Если хочет цитировать детские стишки, пусть себе. А я ухожу.
Мне удалось подтащить стул с гнутой спинкой из вестибюля поближе к окну. Пришлось подпрыгнуть, чтобы схватиться за металлический прут наверху, и при этом стул опрокинулся. Я на миг повисла на руках, потом ногами полезла по стене, стараясь подтащить тело ближе к рукам. Кровотечение, которое было замедлилось, стало сильнее. Я дважды поскользнулась на собственной крови, пока смогла взгромоздиться верхом на стенку кабины и выглянуть в окошко. Оно было очень узким, и это был тот редкий миг, когда я порадовалась своим скромным размерам.
Я как раз повисла между кабинкой туалета и подоконником, когда что-то ударило в окно. Я увидела мелькнувшие щупальца и бритвы зубов, полосующие стекло, и рухнула на пол. Потом мне пришлось снова подползти к окну — не вылезти, но наложить защиту. Они не войдут, но и я не выйду.
Я попала в западню, потеряла больше крови, чем мое тело может вынести, и ничего не могла придумать. Раз ничего сделать нельзя, я могу хотя бы остановить кровотечение из рук. Взяв пачку бумажных полотенец, я подошла к умывальнику. Чего мне остро не хватало — это куска ткани или прочной нити, чтобы привязать полотенца к ранам.
Рассматривая в зеркале, насколько глубока у меня рана на левой руке, я заметила в нем какое-то движение. Глубоко-глубоко в Зазеркалье двигалось что-то маленькое и темное.
Я повернулась, все еще прижимая полотенца, осмотреть помещение. Кабинки были розовые и без украшений, стены бледно-розовые. Даже немногие трубы, торчащие из стен и потолка, были окрашены в розовый под общий фон. Ничего здесь темного не было, кроме моих слаксов и лифчика, а видела я не их.
Я повернулась к зеркалу — оно было все еще там. Будто темная тень шла по какому-то хрустальному залу, ближе и ближе, больше и больше. Я не стала думать, что это тот сидхе, который хотел убить меня в доме Алистера Нортона, потому что многие сидхе владеют магией зеркал. Зеркало защитить заклинанием я не могла — это не дверь и не окно в моем понимании. Если тот, кто там, умеет проходить сквозь зеркало, то он лучше меня владеет магией, и я не могу ему помешать.
Дверь раскрылась, и у меня сердце упало, но это были просто две женщины. Обыкновенные человеческие женщины, лишенные даже малейшей чувствительности, а то бы им не захотелось сюда входить. Они, смеясь начатому еще за дверью разговору, глянули на меня странновато, но скрылись в соседних кабинках, продолжая говорить и смеяться. То есть увидели меня одетой и без крови, потому что именно такой образ я излучала. Приятно знать, что хоть что-то получается.
Я не знала, что мне делать. И тут я заметила в зеркале что-то новое: по нему полз паучок. Нет, не по нему — изнутри. Он был внутри зеркала, полз по той его стороне. И был точно как те паучки, что помогли мне в доме Нортона. Это был тот фейри, что меня спас. Он или она меня уже спасли однажды. Если с тех пор я снова когда-нибудь нуждалась, чтобы меня спасли, то сейчас было самое время.
Я оторвала кусочек полотенца и написала кровью: СПАСИТЕ. Потом подождала, пока кровь высохнет, и скатала бумажку в тугой шарик. За спиной зашумела спускаемая вода. Время уходило.
Я поднесла пальцы к самой поверхности зеркала, аккуратно стараясь его не трогать. Не хотелось мне его трогать, пока я точно не буду знать, что там за чары. Я ощущала дрожащую нить силы, где магия как струна втягивала твердость зеркала. Как слабое место, как метафизическая трещина. Нашел этот маг слабое место в зеркале и воспользовался или сам его создал — не знаю. Я прижала пальцы к холодному стеклу и подумала о том жаре, который создавало зеркало. Потом разжала пальцы — и стекло растаяло как сладкая вата в жаркий день. В нем открылась дыра, и оттуда вылетела полоска белого ослепительного света, как далекая вспышка бриллиантов.
Я бросила в выплавленную дыру бумажку, потом разгладила зеркало, как пластилин. Даже расправила голой рукой. За моей спиной открылась дверь — время мое истекло. В стекле остался дефект. Я наклонилась, рассматривая на себе несуществующую помаду, заслонив этот участок.
Первая женщина открыла сумочку и стала действительно подмазывать губы.
Но я на свои губы не смотрела. Я смотрела на тень внизу зеркала. Она зашевелила ручками, разворачивая мою записку. И в комнате, подобно колоколу, прозвучал мужской голос:
— Будет сделано.
Женщина застыла перед зеркалом.
— Вы слышали? — спросила она.
— Что слышала? — сделала я недоуменные глаза.
— Джулия, ты слышала?
Ее подруга, все еще из кабинки, спросила:
— Что слышала?
Раздался шум воды, и Джулия вышла, подошла к своей подруге.
К моему ужасу, тень стала расти. Он собирался выйти. Он собирался выйти из этого дурацкого зеркала. А у меня не хватило бы гламора это прикрыть. Проклятие!
Я попыталась придумать, чем отвлечь этих женщин, и тут меня осенило. Несколькими шагами я подошла к выключателю и выключила свет. Темнота навалилась черной стеной, и я почувствовала, что давление в помещении изменилось. Я знала, что кто-то лезет через зеркало, будто раздвигая тяжелый хрустальный занавес. Сделав глотательное движение, чтобы продуть уши, я стала думать, что же теперь делать с этими вопящими тетками.