В фургоне сзади сиденья были сняты, там лежал коврик, а еще там были привязные ремни, которые Джереми установил с одной стороны — там, где обычно сидел Утер. Я стала переползать в средний ряд сидений, но Утер тронул меня за руку.
— Джереми предложил, чтобы ты села со мной и моя аура перекрыла твою — это собьет преследователей с толку.
Каждое слово было тщательно выговорено, потому что бивни, вроде бы торчащие из его кожи, из лица, на самом деле были видоизмененными зубами, закрепленными внутри рта. Поэтому, если он забывался, речь его бывала неразборчивой. Он обучался у одного из ведущих преподавателей речи в Голливуде, чтобы перенять произношение университетского профессора со Среднего Запада. Этот акцент не очень соответствовал лицу, более напоминающему кабанье рыло с двойными бивнями. У нас одна клиентка упала в обморок когда он первый раз с ней заговорил. Потрясать людей — это всегда забавно.
Я посмотрела на Джереми. Он кивнул.
— Пусть как маг я лучше, но у Утера энергия, которая старше самого Бога, и она вокруг него клубится. Я думаю, что он сможет тебя от них скрыть.
Отличная идея и простая.
— Молодец, Джереми! Я же понимала, что есть причина, почему ты начальник.
Он усмехнулся мне и повернулся к Ринго:
— Есть прямой путь по Сепульведе к аэропорту.
— Хотя бы не час пик сейчас, — заметил Ринго.
Я устроилась позади, рядом с Утером. Фургон слишком резко выехал на Сепульведу, и Утер подхватил меня раньше, чем я упала. Его большие руки притянули меня, как младенца, к его груди, почти такой же большой, как все мое тело. Даже хотя у меня щиты крепко стояли на месте, он ощущался как что-то большое, теплое, вибрирующее. Я видала фейри, у которых не было магии, стоящей упоминания, только самый примитивный гламор, но они были так стары и столько магии повидали в жизни, что будто бы впитали силу в самые поры своей кожи. Даже сидхе не найдут меня, спрятанную в руках Утера. Они ощутят его, а не меня. Наверное. Поначалу.
Я успокоилась на широкой груди Утера, в теплой надежности его рук. Не знаю, что в нем такое, но при нем мне всегда надежно. Не просто из-за его размеров, а потому, что это Утер. Он — центр спокойствия, как огонь, у которого можно жаться во тьме.
Джереми повернулся ко мне, насколько позволял ремень, сминая костюм, а это значило, что он собирается сказать что-то серьезное.
— Почему ты защитила мою спину, Мерри?
— Чего? — спросил Утер.
Джереми отмахнулся от вопроса:
— У меня старая рана от сидхе на спине. Мерри наложила на нее защиту. Я хочу знать почему.
— Ты назойлив, — сказала я.
— Расскажи.
Я вздохнула, закутываясь в руки Утера, как в одеяло.
— Возможно, что сидхе, который нанес тебе раны, может вызвать из твоей спины дракона или заставить тебя перекинуться в него.
У Джереми глаза полезли на лоб.
— Ты можешь это сделать?
— Я — нет, но я не чистокровная сидхе. Я видела, как делают такие вещи.
— И защита будет держаться?
Мне бы хотелось просто сказать "да", но это было бы слишком близко к лжи.
— Какое-то время продержится, но если сидхе, наложивший заклятие, будет здесь, у него может оказаться достаточно сил пробить мою магию, или он может постоянными ударами расшатать защиту, чтобы она упала. Шансы, что именно этот сидхе охотится за нами, ничтожны, Джереми, но я не могла позволить тебе помогать мне и не защитить тебя.
— На всякий случай, — сказал он.
— На всякий случай, — кивнула я.
— Когда это случилось, я был очень юн, Мерри. Сейчас я могу себя защитить.
— Ты сильный маг, но ты не сидхе.
— Это такая серьезная разница?
— Может оказаться.
Джереми замолчал и повернулся вперед, помогая Ринго найти самый быстрый путь в аэропорт.
— Ты напряглась, — заметил Утер.
Я улыбнулась:
— Тебя это удивляет?
Он улыбнулся — вполне человеческим ртом под костной дугой бивней, кабаньим рылом. Как будто часть его лица была маской, а под ней — человек. Большой, но человек.
Он толстыми пальцами погладил мои все еще мокрые волосы.
— Я так понял, что Слезы Бранвэйн еще действовали, когда пришел Джереми?
Я бы иначе ни за что не стала тратить время на душ, и Утер это знал.
— Так мне сказал Джереми. — Я села так, чтобы не намочить ему рубашку волосами. — Не хотела тебя пачкать, извини, просто забыла, что волосы мокрые.
Он мягко прижал мою голову обратно к своей груди — ладонью больше всей моей головы.
— Я же не жалуюсь, просто заметил.
Я устроилась поудобнее, положив щеку ему на руку возле плеча.
— Роан ушел сразу, как мы приехали. За помощью?
Я объяснила насчет Роана и его новой шкуры.
— Ты не знала, что можешь его исцелить? — спросил Утер.
— Не знала.
— Интересно, — протянул он. — Очень интересно.
Я подняла на него глаза:
— Ты что-то об этом знаешь, чего не знаю я?
Он посмотрел на меня сверху вниз.
— Я знаю, что Роан — дурак.
Это заставило меня посмотреть на него, попытаться понять, что за взглядом этих непроницаемых глаз.
— Он — шелки, и я вернула ему океан. Это его призвание, сердце его сердца.
— Ты на него не злишься?
Я нахмурилась, неловко пожав плечами у него на руках.
— Роан таков, каков он есть. Я не могу это поставить ему в вину. Это как сердиться на дождь за то, что он мокрый. Такой он.
— Так что тебя это совсем не трогает?
Я снова пожала плечами, и его руки обернули меня, почти как младенца, так что мне стало удобнее на него глядеть.
— Я разочарована, но не удивлена.
— Ты очень понимающая.
— Можно быть понимающей, Утер, если все равно не можешь ничего изменить.
Я потерлась щекой о теплоту его руки и поняла, в чем секрет его обаяния. Он такой большой, а я такая маленькая, будто я снова стала ребенком. Это чувство, когда тебя кто-то может взять на руки и защитить от всего на свете. Это не было правдой, когда я была ребенком, и тем более не стало правдой сейчас, но все равно приятно. Иногда ложный уют лучше, чем никакого.
— Черт! — выругался Джереми погромче, чтобы нам было слышно. — Там впереди авария — похоже, Сепульведа полностью забита. Попробуем боковыми улицами.
Я задрала голову на руку Утера, чтобы увидеть Джереми.
— И все остальные тоже пытаются туда съехать. Я угадала?
— Разумеется, — ответил он. — Устраивайся поудобнее, на это уйдет какое-то время.
Я повернула голову, чтобы снова видеть Утера.
— Новых анекдотов не слыхал?
Он слегка улыбнулся:
— Нет, только у меня ноги онемеют, если мне придется так их поджимать слишком долго.
— Ой, прости.
Я завозилась, чтобы он мог изменить позу.
— Нет, сиди спокойно.
Он подложил руку мне под бедра, приподнял меня и держал, как ребенка, без усилий, пока вытягивал перед собой ноги. Потом усадил меня к себе на колени, держа одной рукой за спину, а другая спокойно легла на колени.
Я засмеялась:
— Иногда я думаю, каково это — быть таким… большим.
— А я гадаю, каково это — быть маленьким.
— Но ты же был когда-то ребенком. Ты же помнишь, как это было.
Он уставился вдаль.
— Детство для меня было очень давно, но я действительно помню. Но я не в этом смысле говорю насчет быть маленьким.
Он посмотрел на меня, и было что-то в его глазах, что-то одинокое, неудовлетворенное. Это "что-то" пробивало то его спокойствие, которое я так ценила.
— В чем дело, Утер? — спросила я тихо. Какое-то было уединение в том, что мы были одни сзади и никого на средних сиденьях.
Его рука легко лежала у меня на бедре, и мне удалось наконец прочитать выражение его глаз. Я такого на лице у него еще не видела. Мне вспомнились его слова, когда я раздевалась для установления микрофона, — что он подождет в соседней комнате, потому что уже очень давно не видел обнаженной женщины.
Очевидно, я как-то выразила это на лице, потому что он отвернулся.
— Извини, Мерри. Если тебе неприятно это, только скажи, и я никогда об этом не заикнусь.
Я не знала, что на это ответить, но попыталась.
— Не в том дело, Утер. Я сейчас сяду в самолет и улечу Богиня знает куда. Мы можем уже никогда не увидеться.
Это отчасти было правдой. То есть я действительно покидала город и не могла придумать, как выпутаться из этого положения, не ранив его чувств и не наврав ему. Мне не хотелось ни того, ни другого.
Он заговорил, не глядя на меня:
— Я думал, ты — человек с примесью крови фейри. И никогда бы не предложил этого тому, кто был воспитан людьми. Но твоя реакция на уход Роана доказала мне, что ты думаешь не так, как люди. — Он почти застенчиво снова повернулся ко мне. В глазах его читалось открытое доверие. Не то чтобы он полагал, что я скажу "да", но он верил, что я не буду плохо реагировать.
Будь это вчера, я бы первым делом подумала, как ужасно одинок Утер на нашем берегу. Сколько раз я вот так свертывалась рядом с ним в клубочек, думая о нем как о старшем брате, как о замене отца? Слишком много раз. Это было нечестно, но он всегда вел себя как настоящий джентльмен, полагая, что я — человек. Теперь он знал правду, и это меняло положение вещей. Если даже я скажу "нет" и он примет это как должное, уже не будет прежней легкости в отношениях. Я никогда не смогу так невинно свернуться у него на руках — это в прошлом. Пусть это меня огорчает, но прежнего не вернуть. Единственное, что я могу сделать, — это постараться не ранить Утера. Беда была в том, что я понятия не имела, как это сделать, потому что совершенно не знала, что сказать.
Я задумалась слишком надолго. Он закрыл глаза и убрал руку с моего бедра.
— Извини, Мерри.
Я подняла руку и тронула его за подбородок.
— Да нет, Утер, я польщена.
Он открыл глаза и посмотрел на меня, но в них читалась явная боль. Он протянул мне сердце на ладони, а я проткнула его ножом. Черт, я же скоро сяду в самолет и никого из них никогда не увижу. Оставлять его так я не желала. Слишком он хорошим был мне другом для этого.
— Во мне есть человеческая кровь, Утер. Я не могу… — Нет, этого никак было не сказать намеком. — Я не смогу вынести повреждения, которые вынесет чистокровная фейри.
— Повреждения?
Вот она, цена обиняков.
— Ты слишком велик для моего тела, Утер. Если бы ты был… меньше, я бы могла с тобой запросто переспать, но как-то не могу себе представить, что мы друг за другом ухаживаем. Ты — мой друг.
Он посмотрел на меня — всмотрелся пристально.
— Ты действительно могла бы спать со мной без отвращения?
— Отвращения? Утер, ты слишком долго прожил среди людей. Ты — призрак-в-цепях и выглядишь именно так, как тебе полагается. Есть и другие фейри той же породы. Ты не урод.
Он покачал головой:
— Я изгнан, Мерри. Мне никогда не стать фейри, а среди людей я урод.
У меня сердце сжалось от этих слов.
— Утер, не надо, чтобы чужие взгляды заставили тебя себя ненавидеть.
— А как иначе? — спросил он.
Я положила руку ему на грудь, ощутила уверенное сильное биение сердца.
— Вот там, внутри, — Утер, мой друг, и я люблю тебя как друга.
— Слишком долго я жил среди людей, чтобы не знать, что значат эти разговоры о дружбе, — ответил он.
И снова отвернулся от меня, тело его напряглось и стало неудобным, будто он не мог вынести моего прикосновения.
Я встала на колени. Я бы сказала, что села на него верхом, но лучшее, что у меня вышло, — поставить колено на каждое его бедро. Руками я стала трогать его лицо, проводя по крутизне лба, густым бровям. Мне пришлось опустить руки, чтобы снизу потрогать его щеки. Большими пальцами я погладила его рот, потерлась о гладкую кость бивней.
— Ты — красивый призрак-в-цепях. Такие двойные бивни высоко ценятся. А закругление в конце — среди призраков оно считается признаком мужественности.
— Откуда ты это знаешь? — удивленно шепнул он.
— Когда я была подростком, королева взяла себе любовника-призрака по имени Янник. Она говорила, побывав с ним, что ни один сидхе не мог так ее наполнить, как Призрак Сердец.
Кончилось тем, что она обозвала его Призраком Дураков, и он выпал из фавора. Но он остался жив, что редко случалось среди несидхейских любовников королевы. Люди обычно кончали жизнь самоубийством.
Утер уставился на меня. Когда я стояла на нем на коленях, наши глаза были почти на одном уровне.
— И что ты думаешь о Яннике? — спросил он тихим, замирающим голосом, так что мне пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.
— Я думаю, что он был дурак. — Я потянулась поцеловать Утера, и он отвернулся. Я взяла его ладонями за лицо и повернула к себе. — Но я всех любовников королевы считала дураками.
Мне пришлось сесть на колени к Утеру, пропустив ноги по обе стороны от его тела, чтобы его поцеловать. Бивни, конечно, мешали, но если это уберет выражение страдания из его глаз, то стоит усилий.
Я целовала его как друга. Я целовала его, потому что не считала его уродом. Я выросла среди таких фейри, что Утер рядом с ними по людским меркам — мальчик с глянцевой обложки. Одна из вещей, которым учит Неблагой Двор, — это любовь к любому виду фейри. Слов "уродливый" при этом Дворе просто не употребляется. А при Благом Дворе я сама считалась уродкой — недостаточно высокая, недостаточно стройная, и волосы кроваво-каштанового цвета, как при Неблагом Дворе, не рыжие по-человечески, как принято при Благом. При Неблагом Дворе у меня тоже было немного "кавалеров". Не потому, что меня там не находили привлекательной, а потому что я смертная. Наверное, их пугала сидхе, которая была смертной. Они к этому относились как к заразной болезни. Только Гриффин решил попытаться, но для него я тоже оказалась недостаточно сидхе.
Я знала, что мне вовеки придется быть чужаком, уродом. И все это я вложила в поцелуй, закрыв глаза, взяв Утера ладонями за подбородок.
Утер целовал так же, как говорил, — осторожно, когда каждый звук и каждое движение тщательно продуманы. Руки его сплелись у меня на пояснице, и я ощутила их поразительную силу, потенциал его тела сломать меня, как фарфоровую куколку. Одно резкое движение — и он бы оказался во мне и насквозь без повреждений. Но я доверялась Утеру, и я хотела, чтобы он снова в себя поверил.
— Очень не хочется вас прерывать, — вдруг сказал Джереми, — но впереди еще одна авария. И авария на каждой боковой улице, куда мы пытались свернуть.
Я оторвалась от поцелуя:
— Что?
— Две аварии на двух боковых дорогах.
— Для случайности слишком много, — сказал Утер.
Он нежно поцеловал меня в щеку и дал мне выскользнуть из его объятий и сесть рядом, все еще оставаясь в тени его энергии Боль в его глазах исчезла, оставив что-то более солидное, более уверенное в себе. Это стоило поцелуя.
— Они знают, что я была в квартире Роана, но не знают, где я теперь. Пытаются отрезать все пути бегства.
Джереми кивнул.
— Почему ты их не почуяла?
— Была слишком занята, — объяснил Ринго.
— Не в этом дело, — возразила я. — Как аура Утера скрывает меня от них, точно так же не дает и мне их ощутить.
— Если ты от него отодвинешься, сможешь их обнаружить, — сказал Джереми.
— А они меня, — ответила я.
— Что мне теперь делать? — спросил Ринго.
— Кажется, мы застряли в пробке. Не думаю, что ты можешь что-нибудь сделать, — ответила я.
— Они перекрыли все дороги, — сказал Джереми. — И сейчас начнут обыскивать автомобили. В конце концов они нас найдут. Нужен какой-то план.
— Если Утер меня подержит, я могу попытаться выглянуть, не обнаружат ли мои глаза того, чего не ощущают другие чувства.
— С удовольствием, — улыбнулся Утер.
Мы оба улыбались, когда я переползла на второй ряд сидений. Утер наклонился ко мне через спинки, держа ручищу на моем плече. У одной стороны улицы стояли припаркованные автомобили, и две полосы движения уходили от светофора. Стояли мы потому, что на светофоре столкнулись три машины. Одна из них лежала на мостовой, перевернутая. Вторая в нее врезалась, а третья влетела в обе, так что они все три представляли собой кучу битого стекла и искореженного металла. Я могла себе представить, как вторая и третья машина врезались в первую, а вот чего я никак не видела — это как первая перевернулась набок и вверх колесами посреди дороги. Ни один сценарий, который приходил мне в голову, такого результата не дал бы. Перевернуть машину так, чтобы она как можно лучше перегородила улицу. Ручаться можно было, что эту машину перевернул кто-то — или что-то, — чтобы остальные две в нее врезались. Они создали плотину из автомобилей и истекающих кровью людей. Пока они могут использовать гламор, чтобы прикрыть себя и избежать обвинения, им наплевать на случайных раненых. До чего же я иногда ненавижу своих родичей!
На тротуарах собрались люди, они выходили из машин, стояли в открытых дверях. Посреди перекрестка остановились две полицейские машины, остановив тех, кто пытался еще проехать перекресток поперек. Огни этих машин полосовали ночь цветными мигалками, соперничая с уличными фонарями и освещенными окнами офисов и клубов по обе стороны улицы. Слышен был приближающийся вой "скорой помощи" — вот зачем, наверное, полиция остановила движение.
Я стала изучать толпу зрением и ничего необычного не увидела. Тогда я потянулась наружу другими чувствами. Обтекающая меня энергия Утера ограничивала мои возможности, но не до полной беспомощности. Может быть, я засеку их до того, как они обнаружат меня.
Воздух заколебался на две машины впереди нас, как рябь над горячим асфальтом, но было не жарко, и вообще после заката такой эффект уже не наблюдается. Я потянулась дальше и обнаружила еще три таких ряби.
— Четверо в нашу сторону, каждый больше человека. Ближайший за две машины от нас.
— Ты видишь их форму? — спросил Джереми.
— Нет, только рябь.
— Способность сохранить гламор на месте, когда переворачиваешь машины, — это выше способностей большинства фей, — сказал Джереми.
Явно никто из нас не верил, что первая машина сама встала на крышу.
— Даже большинство сидхе этого не может, кроме некоторых.
— Значит, четверо, больше человека, и не менее одного сидхе рядом, — подытожил Утер.
— Да.
— Какой у нас план? — спросил Ринго.
Хороший вопрос. К сожалению, у меня не было хорошего ответа.
— На перекрестке — четыре полисмена. Они нам будут помощью или помехой?
— Если мы сможем сломать гламор противника, сделать так, чтобы полиция их видела, а они этого сразу не поймут… — начал Джереми.
— Если они что-нибудь нехорошее сделают на глазах у полиции… — продолжила я.
— Мерри, девочка моя, ты просекла мой план.
Ринго обернулся ко мне:
— Я мало что знаю насчет магии сидхе, но Мерри не чистокровная; хватит ли у нее сил сломать их гламор?
Все обернулись ко мне.
— Так как? — спросил Джереми.
— Нам не надо пробивать заклинание. Надо только его перегрузить, — объяснила я.
— Мы слушаем, — сказал Джереми.
— Первый автомобиль перевернули, но остальные просто разбиты. Они заглядывают в машины, ища меня, но ни к кому не прикасаются. Если мы выйдем и начнем с ними драку, сидхе не смогут удержать их невидимыми.
— Я думал, мы хотим избегать прямой схватки как можно дольше, — сказал Ринго.
Рябь почти уже дошла до нас.
— Если кто-то придумал лучший план, у него есть шестьдесят секунд на его изложение. Сейчас нас обыщут.
— Спрятаться, — сказал Утер.
— Что?
— Мерри спрячется, — пояснил он.
Это была хорошая мысль. Я свернулась за спинкой средних сидений, и Утер отодвинулся от стенки так, чтобы я оказалась за ним. Я не думала, что это получится, но лучше, чем ничего. Драться можно и потом, если они меня найдут, но если я спрячусь…
Я втиснулась между холодным металлом стенки и теплой спиной Утера и пыталась не особо напрягать мысли. Некоторые сидхе умеют слышать процесс мысли, если мозг достаточно возбужден. От взглядов я была прикрыта полностью. Даже если откроют большую скользящую дверцу, на что, я считала, они не рискнут пойти, меня они не увидят. Но я тревожилась не из-за их глаз. Есть самые разные виды фейри, и далеко не все полагаются на зрение подобно людям. Это даже не считая тех сидхе, которые наводили сейчас гламор. Если мы — единственная машина, в которой сидят фейри, то сидхе обследуют ее раньше, чем уйдут отсюда. Наверняка придут посмотреть лично.
Мне страшно хотелось посмотреть, как это завихрение в воздухе заглядывает во все окна. Но это противоречило бы самой цели игры в прятки, поэтому я свернулась за Утером и постаралась быть потише. Я услышала, ощутила какое-то поскребывание по металлической стене у меня за спиной. Что-то большое прижалось к металлу. Потом я услышала — кто-то шумно принюхивался, как огромная собака.
Миг у меня был подумать: "Оно меня чует", и тут же что-то пробило металл в дюйме от меня. Я вскрикнула, выбралась из-за спины Утера раньше, чем сознание зарегистрировало кулак размером с мою голову, пробивший борт фургона.
Резкий звук разлетевшегося стекла заставил меня обернуться. Рука размером с древесный ствол и грудь шире окна автомобиля протискивались через окно водительской дверцы. Ринго ударил по руке, но она схватила его за рубашку и потащила в разбитое окно.
Пистолет был у меня в руке, но я боялась попасть в Ринго. Джереми метнулся по сиденью, и я увидела лезвие, полыхнувшее в его руке.
Металл взвизгнул, когда гигантский кулак вырвал бок фургона, и здоровенная ухмыляющаяся рожа показалась в дыре. Ее обладатель смотрел мимо Утера, будто его здесь и не было, желтые глаза уставились на меня.
— Принцесса! — прошипел огр. — А мы тебя ищем.
Утер врезал по морде кулаком. Из носа огра хлынула кровь, и морда убралась. Снаружи закричали — закричали люди. Гламор не устоял перед насилием — огры появились среди людей как по волшебству. Послышался ревущий мужской голос:
— Полиция! Никто ни с места!
Ага, полиция постилась. Хорошо. Я сунула пистолет за пояс — не хотелось давать объяснения по этому поводу.
Я обернулась к переднему сиденью. Ринго остался на месте водителя. Джереми наклонился над ним, и руки его были в крови. Я поползла к ним через передние сиденья. Хотела было спросить, не ранен ли Ринго, но увидела его грудь, и вопрос отпал. Перед его рубашки пропитался кровью, из груди торчал кусок стекла шириной с мою ладонь.
— Ринго! — тихо позвала я.
— Извини, — сказал он, — кажется, от меня будет мало толку.
Он закашлялся, и видно было, что это больно.
— Не разговаривай, — сказала я, трогая его лицо.
Снаружи копы орали на огров всякие вещи вроде: "Руки на голову!", "На колени!", "Не двигаться, мать твою!" Потом послышался голос — уверенный мужской голос с едва заметным акцентом. Знакомый мне голос.
Я полезла к дверце, а Джереми все еще спрашивал:
— Что? Что там такое?
— Шолто, — ответила я.
Недоумение не исчезло с лица Джереми. Имя ему ничего не говорило. Я попыталась объяснить:
— Шолто, Властелин Всего, Что Проходит Между, Властитель Теней, Царь Слуа.
От этого титула глаза Джереми полезли на лоб, лицо исказилось страхом.
— Боже мой!
— Отродье Теней здесь? — спросил Утер.
Я глянула на него:
— Только не назови его так в глаза.
Сквозь разбитое окно голоса были слышны совершенно явственно. Все происходило как в замедленной съемке. То ли дверца не хотела открываться, то ли я стала неуклюжей от страха.
Голос говорил:
— Большое вам спасибо, джентльмены.
— Мы подождем транспорта для огров, — сказал один из полисменов.
Дверца открылась, и на миг я застыла, оглядывая это зрелище. Три огра на коленях на тротуаре, сцепив руки на головах. Двое полисменов с пистолетами в руках. Один на тротуаре, перед ограми, другой был отделен от них полосой припаркованных автомобилей. Высокий мужчина — но не выше человека — стоял рядом с этим полисменом и машинами. Он был одет в серое кожаное пальто, и его белокурые волосы струились по спине. В последний раз, когда я видела Шолто, он был одет в серый плащ, но эффект был на удивление тот же, когда он повернулся, ощутив, что я здесь стою. Даже за несколько ярдов в этой смягченной электрическим светом темноте я видела три оттенка золотого в его глазах: металлическое золото вокруг зрачков, потом янтарь и внешний круг цвета желтых осенних листьев. Я боялась Шолто, всегда боялась, но когда увидела эти глаза, вдруг поняла, как я тосковала по сидхе: на миг я обрадовалась, увидев тройной цвет глаз у кого-то, кроме себя. Но потом взгляд этих знакомых глаз обдал мне шею холодом, и миг ощущения единства миновал.
Он повернулся к полицейским, улыбаясь:
— Я буду сопровождать принцессу.
И он пошел к фургону — они его не остановили. Почему — я поняла, когда он подошел ближе. У него на шее висела эмблема королевы, бляха, которую носит ее стража. Эмблема на удивление походила на полицейский жетон, и Двор постарался сделать широко известным, что тот, кто наденет эту эмблему, не имея на то права, будет проклят. Таким проклятием, что даже сидхе не рискнет на себя его навлечь.
Не знаю, что он им сказал, но могу догадаться. Его послали защитить меня от нападения. Он доставит меня домой под охраной. Все весьма разумно.
Шолто двигался ко мне грациозной поступью. Он был красив — не щемящей красотой некоторых сидхе, но все равно эффектен. Я знала, что люди провожают его взглядами, потому что не могут удержаться. Серое пальто развевалось позади, и была едва заметна выпуклость посередине тела. У Шолто было все как надо — волосы, глаза, кожа, плечи, ну, все вообще, — да только прямо под сосками, уходя в штаны, располагалось гнездо щупальцев, живых тварей с пастями. Мать его была сидхе, а отец — нет.
Кто-то тронул меня за плечо, и я с криком отдернулась. Это был Джереми.
— Утер, закрой дверь.
Утер закрыл дверь — почти перед носом Шолто. И привалился к двери, так что снаружи ее не открыть без некоторого усилия.
— Беги, — сказал Утер.
— Беги, — повторил Джереми.
Я поняла. Только на войне слуа охотятся более чем за одной дичью. Шолто не причинит вреда моим друзьям, если меня здесь не будет.
Я вылезла через рваную дыру в металле с другой стороны, сумев не пораниться. Слышно было, как Шолто исключительно вежливо постукивает в дверцу фургона.
— Принцесса Мередит, я прибыл доставить вас домой.
Я пригнулась к земле, прячась за припаркованными машинами, добралась до тротуара и собравшейся толпы. Набросила на себя еще один покров гламора. Неопределенного цвета темные волосы, загорелая смуглая кожа. Я шла через толпу, меняя облик постепенно, чтобы никто не заметил и не привлек ко мне внимания. Когда я вылезла на той стороне и пошла в боковой переулок, только одежда была на мне та же самая. Я сбросила жакет, взяла пистолет в руку и свернула жакет вокруг него. Шолто видел темно-рыжую женщину с бледной кожей в синем жакете. Сейчас я была каштановая, загорелая и в зеленой кофточке. Я спокойно шла по улице, хотя между лопатками у меня свербило, будто кто-то взглядом сверлил во мне дыру.
Мне хотелось обернуться и посмотреть, но я заставила себя идти дальше. До угла я добралась, и никто не завопил: "Вот она!" О Богиня, как мне хотелось оглянуться через плечо! Но я подавила это желание и свернула за угол дома. Оказавшись вне взглядов толпы, я шумно вздохнула — задержала дыхание, сама того не заметив. Опасность не миновала — пока Шолто на этих берегах, — но это было начало.
Сверху послышался шум. Высокий тонкий звук, почти неслышимый, такой высокий, но он прорезал обычные городские звуки как стрела в сердце. Я осмотрела ночное небо, но оно было пусто, если не считать далекого следа самолета, светящегося в темноте. Звук донесся снова, высокий почти до болезненности, как писк летучей мыши. Но ничего в небе не было.
Я снова пошла, медленно, все так же осматривая небо, когда мой взгляд привлекло какое-то движение. Я проследила это мерцание до верхушки ближайшего дома. Вереница черных теней повисла на краю крыши. Как полоса чернильно-черных капюшонов размером с небольшого человечка. Один из "капюшонов" встряхнулся, как птица, охорашивающая перья. Чернота подняла голову, и блеснула бледная плоская физиономия. Раскрылась щель рта, и раздался тот высокий крик.
Они летают быстрее, чем я бегаю. Я это знала, но повернулась и бросилась бежать. С резким звуком развернулись их крылья — так хлопает толстая выстиранная простыня на ветру. Я побежала. Резкие высокие крики погнали меня в ночь. Я побежала быстрее.