Теснота, смрад, почти полная темнота — к этому он уже привык за время плена у Старков. Вот разве что в клетке посреди лагеря было не так темно, но там были другие "прелести". Все можно перенести. Кроме одного — слабых, едва различимых стонов Серсеи.
Из всех многочисленных прегрешений сестры сейчас Джейме больше всего злился на эти звуки. Хотелось орать: "Заткнись! Заткнись уже наконец!" — как изредка орала сама Серсея от усталости и отчаяния, когда у детей резались зубы, и она не спала ночами. Так злиться можно только на тех, кого по-настоящему любишь. И чем сильнее любишь, тем сильнее злишься, особенно, если вымотан до предела. Наверное, поэтому Серсея заказала его убийство вместе с убийством Тириона — думал Джейме. Из любви и отчаяния.
Серсея снова застонала, и Джейме сцепил зубы, лишь бы не выпустить заветное "Заткнись!" наружу. Если бы она помолчала хоть немного! Не заставляла с каждым болезненным вздохом чувствовать себя никчемным и беспомощным. И в то же время перестать слышать ее стоны он боялся до шума в ушах и темноты перед глазами. Если Серсея замолчит, значит — все кончено.
Умом он понимал — так было бы лучше. Даже если бы его оставили здесь, рядом с ее гниющим трупом, как сама Серсея поступила с Элларией Сэнд. Тихо умереть во сне, не дожидаясь неизбежного "дракарис", когда их ребенок покинет утробу матери и перестанет быть живым щитом — для Серсеи это было бы облегчением. Но он не мог заставить себя смириться с этой мыслью. Стоило только представить, что Серсея не дышит, что биение сердца, которое он часто чувствовал рядом, порой принимая за собственное, прекратилось — и мир останавливался.
Как ни просила его Серсея исполнить старое глупое пророчество — прекратить мучения, как ни подставляла тонкую шею под здоровую левую руку, Джейме не мог этого сделать. Сам не знал, почему. Ребенок? Глупости! Ребенка не ждет ничего хорошего в мире, в котором они его оставят. Он знал, что выторговав жизнь этому младенцу, обрек его на судьбу, полную страданий. И сделал это сознательно. Ради Серсеи.
Это нельзя было даже назвать любовью. Его чувства к Серсее были похожи на древнее темное колдовство, из тех проклятий, что подавляют волю. Будто он один из бессмысленных вихтов, повинуясь неизвестно чьему приказу, существует с единственной целью — защищать Серсею, делать ее счастливой. Любой ценой.
Защищать Серсею… Да, какой бы опасной она ни казалась другим, какой бы сильной ни считала себя сама — для него Серсея всегда была хрупким нежным существом. Прекрасный цветок — со смертоносным ядом в каждом лепестке.
Когда-то ему нравилось ощущение собственной силы на фоне ее хрупкости, но сейчас, под участившиеся к рассвету болезненные стоны, хотелось побыть просто человеком. Орать во всю глотку — от усталости, безнадежности, от страха перед будущим. Но рядом с Серсеей нельзя. Рядом с Бриенной… Пожалуй, рядом с ней можно было бы.
Леди Бриенна Тартская. Вернее — сир, он сам же и посвятил ее в рыцари. А потом поступил… Ну да. Как он обычно поступает. Как типичный негодяй — берет, что захочется, и не думает о последствиях. Человек без чести. Ему к этой глупой кличке не привыкать, она уже не задевает. Почти. А обесчещенной, если история всплывет, назовут Бриенну. И от этого было неожиданно больно.
И все же, несмотря на уколы совести, воспоминания о Бриенне были тем единственным, что поддерживало его все последние недели. Или уже месяцы? Он потерял счет дням. Злая насмешка судьбы — в плену у Старков он выживал мыслями о Серсее. А сейчас, деля с сестрой каменный мешок камеры и тощий соломенный матрас, он жил памятью о Бриенне. Даже теми днями, когда она тащила его на привязи со связанными руками и делала вид, что его насмешки ее не задевают.
Бриенна… Интересно, знает ли она? Жив ли еще глупец Сноу? Второе маловероятно, учитывая, как изменились условия их содержания, а первое… После того, что он сделал — как он ушел, оставив эту, казалось, непрошибаемую женщину в слезах, не исключено, что она никогда ничего не захочет слышать о Джейме Ланнистере. Цареубийце, клятвопреступнике. Одним словом — предателе.
Узкий луч восходящего солнца пробился сквозь крошечное окошко в массивной двери. Полчаса на рассвете — вот и все время, когда они могли видеть солнце. Вернее, он мог. Серсея всегда спала утром. Да и на протяжении дня тоже — разве что просыпалась ради крошечных порций еды, которую поглощала с жадностью, наплевав на гордость. Ребенок требовал своего, живот уже начал оформляться, и Серсея была постоянно голодна. Джейме отдавал ей половину своей порции, но знал, что этого недостаточно…
Поначалу все было не так плохо. Когда он только явился на суд над Серсеей, в сдавшемся на милость Таргариенов городе его принимали с должным почетом — как одного из участников Битвы с Королем Ночи. И на суд пустили без возражений.
Серсея вела себя как обычно — отвратительно. Будто не понимала, что насмешки над победителями и кривляние унижают лишь ее саму. Хохотала как безумная, потешаясь над выплывшим из-за писем Вариса наружу фактом: Джон Сноу — тоже Таргариен, законный наследник Железного престола. Будто лишившись последних крох инстинкта самосохранения, дразнила Дейенерис тем, что та наверняка спала с собственным племянником, и тем, что северянину на престоле Вестерос будет рад больше, чем чужестранке-Таргариен…
Наверняка, Дейенерис казнила бы ее, не дожидаясь окончания суда, если бы Джейме не попросил слова. Если бы не сказал, что просит судей дать ему возможность разделить с сестрой любую кару, какую ей назначат, в обмен на жизнь ее ребенка. Их ребенка — он даже не стал отпираться. Вместе грешили, вместе отвечать. После этого Серсея заткнулась. Посмотрела на него затравленно. Не сказала ни слова о его поступке, ни тогда, ни позже.
Джон Сноу на его словах встал, будто желая отговорить, но тоже — промолчал. Зато заговорил, когда Дейенерис попыталась насмехаться над самим Джейме. Кажется, впервые показал королеве зубы прилюдно — посмел возражать. Перечислил какие-то достоинства Джейме, подвиги в Битве, о которых он сам не очень-то помнил. Вынудил королеву Таргариен принять условия Ланнистера. Может, именно это и стало первой трещиной в отношениях Сноу с гордячкой Дейенерис?
Первое время их с Серсеей жизнь едва ли можно было считать настоящим заточением осужденных на смерть. Их держали в просторных соседних камерах и позволяли видеться на ежедневных прогулках. Кормили не то чтобы роскошно, но не хуже, чем солдат под его командованием когда-то. Но это длилось лишь первые три недели. Затем, посреди ночи его грубо выдернули из постели, не дав толком одеться. Выволокли из камеры к перепуганной, пусть она и пыталась это скрывать, Серсее — та тоже осталась в одной ночной рубашке. В ответ на их вопросы лишь сыпались оскорбления и насмешки.
Их бросили в эту темную, затхлую, пусть и продуваемую насквозь ветрами камеру на вершине одной из башен, вопреки традиции не посадив в подвальные темницы. Оставили трястись от холода и неизвестности до утра. А утром явилась Дейенерис, и все стало понятно.
Джейме и раньше слышал разговоры, что младшая Таргариен может повторить судьбу своего безумного отца, но не придавал этому значения. Его в тот момент занимали другие вещи. Но увидев королеву тем утром, ее взгляд… Джейме хорошо его помнил — именно такой взгляд был у Эйриса за минуты до того, как Джейме вонзил ему клинок в спину. И сделал бы это снова. И жалел только об одном — что не может повторить это с Дейенерис.
Он не особо понимал, что она говорила. Ясно было, что Сноу обвинили в предательстве, и что Ланнистеры — интересно, КАК?! — якобы этому предательству способствовали. То ли Тирион отличился, то ли безумный разум Таргариен видел связи там, где их не было… Джейме не успевал следить за поворотами мысли Дейенерис, частившей так, будто от скорости ее речи зависело ее право на престол. Уловил главное — она считает их заложниками и ждет возможности убить их у Сноу и "его северных приятелей" на глазах.
Интересно, кто по мнению этой безумной должен был оплакивать его в Винтерфелле? Сноу уважал его как воина, но и близко не был другом, а кроме него… Санса? Арья? Может быть, Бран? О, ну точно — призрак Кейтилин Старк, как он сразу не догадался… Если бы Джейме не было так страшно за сестру, он бы, пожалуй, не отказал себе в удовольствии поглумиться над безумием Таргариен.
Под конец, покидая камеру, она бросила им старый меховой плащ Сноу, и за это — через ненависть — Джейме был ей благодарен. Кто знает, что творилось в ее бедном воспаленном мозгу, но без плаща Короля Севера пытка стала бы еще ужаснее, а так…
Джейме крепче прижал к себе спящую Серсею, плотнее заворачивая ее в потрепанный, но по-прежнему теплый плащ, и закрыл глаза. Луч солнца исчез. Камера вновь погрузилась во мрак. Можно было представить, что он далеко отсюда. Что руки по-прежнем две, пусть они и связаны, и в них меч… Наверное, он ненормальный, но почему-то этот эпизод — когда он впервые сражался с Бриенной почти на равных, вспоминался чаще всего.
Но на этот раз сосредоточиться на воспоминании не вышло. Дверь содрогнулась от мощного удара. Джейме резко сел, отчего сразу же закружилась голова. Серсея, вздрогнув, открыла глаза, но не поднялась, а напротив — сильнее зарылась в плащ, будто ребенок, который прячется от страшной сказки под одеялом. Обхватила Джейме за пояс прижалась лбом к бедру и что-то — слов не разобрать за новыми оглушительными ударами — зашептала быстро и горячо. Кажется, с разумом у нее сейчас было не лучше, чем у проклятой Дейенерис.
Джейме подобрался, оглядываясь в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. Он понимал, что в нынешнем состоянии не смог бы даже удержать меч в здоровой, но ослабевшей руке, а все же — он не был бы собой, если бы не пытался защититься.
Дверь наконец поддалась напору и с грохотом ударилась о каменный пол. Свет, заливший камеру, показался ослепительным, и в этом свете… Джейме понял, что тоже лишился рассудка — этот силуэт он узнал бы из сотни, но не может же быть на самом деле, чтобы она…
— Ключ подобрать… — издевательски бросила Бриенна куда-то за спину, явно передразнивая собеседника. В ее тоне слышались знакомые интонации. Его собственные.
Она шагнула внутрь, и Джейме зажмурился, пытаясь разглядеть ее в слепящем свете. По выражению лица Бриенны можно было понять только одно — высадить дверь ей было непросто. Она бросила быстрый взгляд на Серсею, прижавшуюся к Джейме и сухо спросила:
— Подняться на ноги можешь?
Это было соблазнительно. Чертовски соблазнительно — просто сказать "да" и уйти с ней. Куда бы ни повела, лишь бы подальше отсюда.
— Я не оставлю Серсею, — заставил он себя выговорить. Горло, почти отвыкшее от разговоров, работало неохотно, и вышло хрипло.
Бриенна на секунду закатила глаза, а затем хмуро ответила:
— Догадываюсь, — и едва заметно указала подбородком на дверь: ну же, иди.
За спиной будто выросли крылья — она пришла не за ним одним. За обоими. От облегчения Джейме едва не лишился последних сил, как какая-нибудь малолетняя идиотка. Но уже в следующий момент надежда на спасение заставила его вывернуться из цепких объятий Серсеи и встать, покачнувшись, напротив Бриенны.
— Я… — начал он.
— Потом, — отрезала она и снова нетерпеливо указала на дверь.
Джейме кинулся к Серсее, убеждая ее подняться, но это явно было ей сейчас не по силам. Она хваталась за его шею, тянулась к выходу, скорее не понимая даже, что происходит, а просто пытаясь добраться до света, но не то что встать — сесть не могла. А у Джеме не хватало сил ее поднять.
За спиной раздалось тихое но полное ярости ругательство, закованные в броню ладони взяли его за плечи и грубовато отстранили. А потом Бриенна — легко, но с выражением сильнейшего отвращения на лице подняла Серсею на руки.
— Вперед, — приказала она Джейме и тот немедленно послушался. Снаружи их ждали какие-то незнакомые солдаты, очевидно, подручные Бриенны, и Арья Старк.
— На ней такие лохмотья, не знаю, стоит ли, — обратилась к ней Бриенна.
— Стоит, — коротко ответила та. — Детали важны.
Бриенна кивнула и усадила несопротивлявшуюся Серсею на скамью охраны. Гвардия Бриенны как по команде отвернулась, а женщины принялись стаскивать с Серсеи грязную сорочку.
— Отвернись, — потребовала затем Арья и начала расшнуровывать свой жилет, не дожидаясь, когда он выполнит ее приказ.
Джейме нехотя послушался, каждую секунду ожидая удара в спину — черт знает, что происходит, и чего и от кого здесь можно ждать, но пару минут спустя Арья серой тенью скользнула в камеру в сорочке его сестры.
— Передай Джону, — донеслось оттуда, — я верну ему его плащ.
— Может, еще сказать, что голову Дейенерис в него завернешь? — фыркнула Бриенна. Джейме повернулся и увидел, как она кутает Серсею в такой же длинный и теплый плащ, как тот, что остался внутри.
— Я бы и завернула, да он не оценит, — отозвалась Арья.
— И как она объяснит дверь? — ехидно поинтересовался кто-то из сопровождающих Бриенну северян.
— Никак. Посмотри на нее, — Бриенна кивнула на трясущуюся и вперившуюся пустыми глазами в воздух перед собой Серсею. — Кому тут объяснять? Чем больше несуразицы здесь будет, тем быстрее королева придет на это посмотреть.
— Жду с нетерпением, — донеслось из камеры.
— Удачи, — пожелала Бриенна. Снова подняла Серсею на руки и кивнула в сторону соседнего коридора. — Идем. И кто-нибудь дайте сиру Джейме меч.
Кто-то из ее свиты стал поспешно стягивать портупею, и Джейме усмехнулся.
— Сир Джейме? Кто это? — поинтересовался он с искренним, как ему казалось, любопытством. — Не знаю такого. Однорукого калеку-Джейме знаю. Тупейшего из Ланнистеров — его тоже, кажется, зовут Джейме — знаю. А еще Джейме, который и срать-то сядет — упадет знаю. Вы про этого Джейме?
Бриенна нахмурилась и остановилась, но ответить не успела — кто-то из солдат — по голосу тот самый, что спрашивал про дверь, презрительно хмыкнул:
— Хорошенького же помощника получит наш король, нечего сказать.
Бриенна резко развернулась и смерила говорившего взглядом. В этом было что-то новое — в том, как она смотрела. Прежде она не умела вот так вколачивать собеседника в землю одним выражением глаз.
— Тебя поместить в те условия, в каких он провел эти два месяца — я посмотрю, на что ты будешь способен, Брой, — процедила она. — Попробуем? Уверена, король Джон согласится.
Брой заткнулся, опустив голову.
— У кого-то еще есть желание обсудить мои действия? — тихо поинтересовалась Бриенна. Определенно в ней что-то сильно изменилось, потому что от этого едва слышного вопроса мурашки бежали по коже. — Сейчас самое время, — добавила она саркастически. Последовала напряженная пауза. — Скажи спасибо, Брой, что ты лишь временно под моим командованием. Среди своих людей я бы такого не потерпела. И среди вас больше не потерплю. А ты… — она повернулась к Джейме, удобнее перехватила Серсею и прищурилась. — Мне все равно, кем ты себя считаешь, я знаю — ты будешь держать меч зубами, если понадобится. Так что бери и не спорь. Дайте ему легкий клинок, — бросила она за спину, снова развернувшись к выходу, и быстро пошла вперед.
Прилаживать меч на пояс пришлось на ходу, и что бы Джейме ни говорил, а чувствовать его тяжесть было приятно.
У подножия башни, в которой их держали, он обернулся, поискав глазами Серсею, и обнаружил ее в объятиях какого-то рыцаря, верхом на могучем коне. Что ж. По крайней мере, так у нее есть шанс унести ноги.
К сожалению, конь был всего один. Всем остальным пришлось идти пешком, и уже через пару минут Джейме забыл обо всем, кроме одного: что нужно переставлять ноги. Одну за одной, одну за одной. Он внимательно смотрел на них, будто мог взглядом помочь коленям сгибаться. Ну или остановить землю, когда та вдруг бросилась ему в лицо. Ни то, ни другое, разумеется, не получилось. Скрючившись, он оперся в грязь и рукой, и бесполезной культей, радуясь, что сейчас мог хотя бы подняться самостоятельно — в отличие от такого же падения во время плена Лока. Кто-то попытался ему помочь, но он оттолкнул чужую руку и встал сам. И пошел вперед, вытирая грязь с лица.
— На лошади вместе с сестрой удержишься? — негромко спросила Бриенна. Недовольство тем, что он не успевал двигаться так же быстро, как остальные, буквально висело в воздухе.
— Думаю, да, — Джейме не особо полагался на силу своих ног, но понадеялся, что можно будет опереться на стремена и вцепиться в гриву. Да и Серсея наверняка способна держаться за него сама.
Так и вышло. У него даже получилось залезть на коня с минимальной помощью… Ну если, конечно, не считать, что этой помощью была Бриенна, вздернувшая его за шкирку как котенка, чтобы он мог достать до стремени.
Серсея всхлипнула, обняла его обеими руками, а конь послушно пошел вперед, едва почувствовав давление на бока.
— Она сказала тебе, куда нас везут? — прошептала Серсея.
Он прислонился щекой к ее макушке и покачал головой.
— Какая теперь разница? — прошептал в ответ. — Точно не на казнь, а это главное.