Валён, как и приказал ему Вида, поговорил с новыми оградителями.
— Некоторые долго не протянут, — сообщил он хардмару. — Как их только ноги донесли… Гниют изнури, или точит их иной недуг, но умрут они раньше, чем возьмут в руки меч и дадут рийнадрёкцам хоть один бой.
— Сколько их? — спросил Вида.
— Сюда пришло больше сотни, вместе с рабами, с десяток умрут еще до исхода этой луны, а еще с два десятка протянут разве что до середины зимы.
— Керел вылечит их, — убежденно сказал Вида. — Он лекарь.
Он дал всем отдохнуть и выспаться, а на следующий день вновь собрал оградителей на лобном месте. Когда пришлаки выстроились перед хардмарами, Вида заметил, что у многих тоска и горечь в глазах немного померкли.
Валён почесал затылок и сказал:
— Большинство из них никогда не держало в руках ничего, кроме ножа. Как и я в свое время. Но работы здесь много.
Сотня тех, кому предстояло заменить собой павших братьев, глядели себе под ноги. Они и впрямь совсем не походили на воинов.
— Я сдюжу, — ответил Вида. Он понимал, что из всех новоприбывших ему нужно выбрать тех, кто сразу сможет принести отряду и всем оградителям хоть какую-то пользу.
— Есть ли из вас те, кто обладает знаниями да умениями, которые пригодятся нам на службе? — спросил он.
Керел, который тоже был здесь, перевел ксененежичам его слова.
Новенькие переглянулись, но смолчали.
— Не бойтесь же! — подбодрил их Вида. — Каждый, кто что-то умеет, будет в отряде на вес золота!
Из толпы вышел один человек — тот, который давеча, не таясь и не боясь, держал в руках нож.
— Я умею! — сказал он. — Я был надзирателем во Всгоре. Охранял пленных.
Вида спиной почувствовал, как Ракадара передернуло от этих слов.
— Тут нечем гордиться, это верно, — продолжал всгорец, заметив взгляд, которым жег его Ракадар, — но нечего и стыдиться. Круж Сабохват славился тем, что у него при переправе не умер ни один пленник.
— Это хорошо, — согласился Вида.
— Я перевозил людей из одного отряда в другой, иногда переправлял их и в столицу. У нас никогда не было спокойно, поэтому надзиратель жил не шибко-то хорошо. Ему часто бывало хуже его кандальников.
Вида заметил, что Асда что-то жарко шепчет Валёну, и решил дать второму хардмару слово.
— Я беру всгорца в свой хард, — сказал тот, еще раз оглядев великана с ног до головы. — Мне такие нужны.
Асда улыбнулся и мстительно поглядел на Ракадара, который от бессилья лишь сжал кулаки. Ракадар знал таких, как Круж — в Койсое они находили себе приют десятками. И уж точно они не были добрыми друзьями тем, кто по воле богов потерял свободу.
— Идет! — согласился Вида. — Еще кто-нибудь?
Но пришлаки лишь качали головами. Среди них не было ни мастеров, ни умельцев, ни ратников, иначе они бы не оказались в оградительном отряде.
— Завтра поутру собраться всем на учебной площадке! — сообщил Вида. — Я поучу вас обращаться с мечом.
На том все разошлись. Один Ракадар остался стоять позади Виды, словно истукан.
— Что случилось? — спросил его хардмар, почесывая свои шрамы.
— Зачем ты принял всгорца? — выпалил Ракадар. — Разве ты не слыхал, кем он был?
— Разве он был твоим надзирателем? — жестко спросил Вида.
Ракадар ожег его взглядом.
— Надзиратели — везде одни. Что в Койсое, что во Всгоре. Они не люди, раз выбрали себе такое ремесло. Я повидал их за свою жизнь довольно, чтобы возненавидеть всем сердцем!
— Оставь! — осадил его Вида. — Ты был рабом в Койсое, а я — господинчиком в Низинном Крае, но это вовсе не мешает нам служить на границе, словно родным братьям. Я не могу отказывать всем вокруг только потому, что раньше они были преступниками. Тогда мне придется распустить весь отряд!
И Ракадар понял, что ему не удастся переубедить Виду.
— Тогда опасайся и его, и Асду, — предупредил он.
— Мне нечего бояться, — ответил Вида, отворачиваясь. — А тебе — ненавидеть.
— Хараслат был в плену во Всгоре, — в спину ему бросил Ракадар. — И такой, как этот Круж, мучал его, высасывая по капле жизнь из его тела. Неужто ты думаешь, что он бы оставил его здесь? Неужто ты сам позволишь ему здесь остаться? Ведь это он мог быть надзирателем Хараслата!
Он больше ничего не добавил и оставил Виду в одиночестве. Но хардмара очень задели эти слова. Он не подумал об этом и теперь понял, что Ракадар был прав.
— Я погляжу на него в деле, — решил Вида. — И тогда решу.
Все вышло так, как и говорил Валён — первый оградитель умер ровно через три дня после того, как попал в отряд. Это был южанин, пришедший из города. Вида не запомнил имени, но лицо его — худое и вытянутое, как и лица десятков других мертвых оградителей, что он повидал, навсегда отпечаталось в его памяти.
Часть пришедших подхватили в дороге неизвестную хворь, и, как ни старался их излечить Керел, вскоре они навечно легли в землю. Остальные оказались куда как крепче, чем Вида мог подумать, и цепко ухватились за жизнь обеими руками.
— Некоторые не так-то и плохи, — как-то обронил Валён, признавая свою ошибку.
И Вида начал учить и их, как когда-то учил Ракадара, Асду, Денови и других оградителей.
— Экие они смешные, — как-то сказал Ельма, пихнув в бок своего брата Ельву. — Даже и меч в руках-то не держат.
Хардмар засмеялся, вспомнив, что думал так когда-то и про самих братьев.
Никто не ждал, что пришлые чужаки сразу подружатся с оградителями, но Вида запретил все кровавые драки, объявив наказание для тех, кто ослушается: каждый зачинщик будет обязан дать бою своему хардмару. Такой приказ быстро отбил у оградителей охоту без дела задирать пришлаков, ибо никто даже в мыслях не готов был сразиться с Видой. Некоторые оградители быстро смекнули, что жизнь в отряде была куда лучше прежней, другие же все еще сомневались, правильно ли они сделали, присягнув Виде.
Однажды один из оградителей, что пришел в отряд по свой воле, сказал своим приятелям:
— Я буду биться за Виду и пусть боги покарают меня на месте, ежели я лукавлю в своем сердце!
Другой поспорил с ним:
— Тут неплохо, это верно. И кормят, и платье дают. Но раньше я был сам себе хозяином, делал, что хочу, а теперь, словно ученый пес, слушаюсь хардмарских приказов.
Первый загоготал:
— От дурак! Когда это был ты свободным? Ты был вором! От собственной тени бежал, боясь поимки и казни!
Дело могло бы окончиться дракой, но Уйль, который следил за порядком в харде, остановил их:
— Я был лучшим воином здесь! — сказал он, перекрыв голоса спорщиков. — Но Вида побил меня в честном бою. В нем сокрыты такие силы, которым нет имени и нет объяснения. Его словно бы ведут боги, указывая верный и правильный путь. А пока я с ним, так они ведут и меня.
Эти слова показались чудными, но тут третий, сидевший дальше всех, сказал:
— Мне нет дела до богов, но я не хочу подохнуть в одиночестве. Здесь я нашел друзей и хочу найти братьев. Я не уйду.
— Это Круж, — сразу догадался Вида, когда Уйль пересказал его слова. — Всгорский надзиратель.
И, хотя Вида и ждал этого, никто не ушел из его харда.
***
Перст получил письмо от Виды и усмехнулся. Все шло так, как он и задумал. Мерзавец и негодяй Вида Мелесгардов даже и не понял, почему обозы не дошли до границ. Еще чуть-чуть и оградители узнают правду и убьют проклятого Виду.
Опытный и умный Перст знал, что дни Виды в отряде сочтены.
***
Ракадар не сказал Виде ни слова после их разговора об изгнании Кружа из отряда. Он был зол, но не смел открыто перечить хардмару, а Вида понимал, что творилось на сердце у койсойца, и не отвечал гневом на обиду. Однако, хардмар должен был выполнить данное самому себе обещание и испытать всгорца в деле.
— Эй! — в один день подошел он ко всгорцу, когда тот собирал щепки в кучку. — Круж!
Тот поднял глаза.
— Слушаю тебя, хардмар.
— Ты сегодня заступаешь в дозор.
Круж поклонился.
— С кем же, хардмар?
— Со мной, — усмехнулся Вида и пошел дальше отдать распоряжения Валёну.
Весть об этом быстро разнеслась по всему становищу — усилиями Ракадара многие не любили Кружа и опасались его, а потому решение Виды всем показалось неосмотрительным и скорым.
— Уйти в дозор со всгорским надзирателем! — в сердцах шипел Денови, — Такое еще и придумать нужно…
Ракадар, который услышал эти слова, и испугался и взбеленился разом — Вида словно назло приближал к себе Кружа, хотя и знал, как ненавидел его он, Ракадар.
Ельва, проходя мимо койсойца, остановился и спросил:
— Ты, видать, услыхал о дозоре, — предположил он.
Ракадар кивнул.
— Хардмары иногда делают дивные дела, но нам того не разуметь, — сказал Ельва, почесывая затылок.
— Он не слушает моих слов! — выкрикнул Ракадар, — Круж должен быть вовсе не здесь, а в милом его сердцу Всгоре или Койсое, где может всласть мучить людей!
— Оставь, — махнул рукой Ельва. — Виде лучше знать.
А Ракадар ушел в свой шатер, громко ругаясь. Он слышал, как на другом конце становища Круж переговаривался с Асдой, спрашивая у того совета, и возненавидел его еще больше.
— Не пропусти же этого, Хараслат! — воскликнул он.
Но Хараслат не мог ему ответить, как и не мог изгнать Кружа из отряда, и Ракадар это знал.
Когда Круж и Вида собрались выезжать в Бидьяд-Сольме, проводить их собрался почти весь хард. Всгорец, как показалось Ракадару, очень недобро поглядел на оградителей и кровожадно улыбнулся Валёну, который стоял в стороне. В сердце Ракадара закрался страх. Он горячо взмолился о том, чтобы боги сохранили его другу жизнь.
К ночи неизвестность стала совсем невыносимой, и Ракадар отправился к Валёну.
— Готовь подмогу, хардмар, — требовательно сказал он.
Валён засмеялся, словно услыхал веселую шутку:
— Зачем?
— У меня нет веры тем, кто истязал несчастных в кандалах.
Асда гадко захихикал и зашептал что-то на ухо Райму.
— Но вера есть у Виды, — ответил Валён.
— Это надзиратель! — выкрикнул Ракадар. — И всгорец! Хараслат провел там несколько лет!
Напоминание о прежнем хардмаре быстро отрезвило Валёна. Он тотчас же бросил кости и вскочил на ноги.
— В словах койсойца есть правда, — объявил он другим. — Асда! Денови! Вы поедете к Виде.
Ракадар верил, что Валён отправит его, но, увидя торжество в глазах Асды, ничего не сказал.
— Как прикажешь, — поклонился он Валёну.
***
Вида развел костер и стал жарить мясо. Круж хлопотал рядом, собирая хворост и перевязывая вязанки бечевкой. Огромный и сильный, словно боров, с маленькими темными глазами, которые не хранили чувств, с руками словно у мясника, Круж сильно отличался ото всех остальных оградителей, которые тоже были отнюдь не господинчиками в шелковых рубахах.
— Нравится ли тебе в отряде? — спросил Вида, надеясь застать хардмарина врасплох.
Круж обернулся:
— Нравится. Здесь хорошо.
— Кормят ли тебя как следует? Не обижают ли?
— Нет, хардмар, — коротко ответил всгорец.
Он всегда был немногословен, да и оннарский язык знал не так хорошо, чтобы вести на нем вольные беседы.
— Мои люди крутого нрава, — заметил Вида, — и не любят шутить.
— Я кое с кем подружился, — ответил Круж. — С Асдой.
— Только с ним?
— Да, — отрезал Круж. — Он не задает мне вопросов.
— Я тоже, — напомнил ему Вида.
— Я знаю, хардмар, — ответил Круж.
Он отошел подальше, чтобы насобирать еще хвороста, а Вида задумался: Ракадар упрекал его справедливо — Хараслат больше всего на свете ненавидел Всгор, хотя поминал о нем с улыбкой на губах. Всгорский плен отнял у Хараслата все. Но ведь Вида сам поклялся, что никогда не будет судить о людях по прошлому, почему же с Кружем должно быть по-иному? Только потому, что он всгорец?
— Хардмар! — вдруг крикнул всгорец. — Кто-то едет из становища.
Вида прислушался. И впрямь — земля тихонько вздрагивала от топота копыт.
— Неужто что случилось? — тревожно спросил он и стал вглядываться в непроглядную чернь ночи.
Круж выхватил свой нож.
— Если это не наши братья, то я их убью! — грозно сказал он.
Но это были оградители — Асда и Денови приблизились к сопке и спешились.
— Валён прислал нас! — крикнул Асда. — По просьбе твоего ручного раба.
— Ракадара? — изумился Вида.
— Он еще трусливее, чем я думал, — усмехнулся Асда, кивая Кружу, который засунул свой нож обратно за пояс. — Сказал, что боится всгорцев и надзирателей.
Асда был рад, что может выставить койсойца дураком в глазах главного хардмара и поквитаться за прежние обиды в доме Ирели.
— Что ты сказал? — спросил Вида, подходя ближе.
— Трусливый пес Ракадар… — начал Асда, но не договорил, ибо удар Виды отбросил его назад и повалил на землю.
— Ракадар не трус! — прошипел Вида, склоняясь над поверженным Асдой. — Он лишь охраняет своего хардмара. Как и полагается хардмарину, а не трепачу!
Асда со стоном поднялся на ноги и зло поглядел на Виду.
— Можешь пожаловаться Валёну, — жестко предупредил его тот, — но коли ты не запомнишь, что мы должны держаться вместе, я не посмотрю, что ты его личный хардмарин, и отделаю тебя так, что ты сам себя не признаешь!
— Не гневайся, хардмар, — сказал Асда, сплевывая кровь и отходя подальше от драчливого сотника.
— Возвращайтесь в становище! — приказал Вида подошедшему к нему Денови. — И сообщите Валёну, что у него нет причин тревожиться.
Денови поклонился и вместе с Асдой побрел обратно к своему коню.
— Твои люди не доверяют мне, — заметил Круж, когда оба оградителя отбыли.
— Лишь поначалу, — объяснил Вида. — Ракадар был рабом в Койсое, а мой прежний хардмар — пленным во Всгоре. Его гнев направлен не против тебя, а против всех, кто избрал себе такое ремесло.
Круж вздохнул:
— Да я и не избирал… Да только кто-то должен делать и такие дела. Я не солгал тебе, хардмар, в том, что у меня не умер ни один из тех несчастных, которых я вез или охранял. Я не добр, но и не зол.
Вида кивнул.
— Я принимаю сюда всех, — сказал он. — И каждый может позабыть о дурных делах. Но я не прощу зла среди оградителей. Каждый здесь — мой брат.
— Это я понял, — ответил Круж. — Твой хардмарин зря не верит мне. Я пришел сюда ради того, чтобы позабыть обо всех ужасах моей прежней жизни.
— Я тебе верю, — сказал Вида.
Остаток ночи они провели, сидя у костра и угощаясь жареным мясом, а наутро вернулись обратно в становище. Их встретили Валён, Ракадар и Асда, который глядел на мир лишь одним глазом.
— Ракадар! — сказал Вида, когда заметил койсойца. — Сам господарь не может похвастаться таким преданным воином!
***
Иль готовила завтрак на Забена, себя и теперь уже двоих подмастерьев, когда Оглобля, запыхавшись, передал ей волю хозяина тотчас же явиться в лавку.
— Иду! — крикнула Иль, обтирая руки о передник.
Для посетителей время было раннее, а что могло заставить Забена ни свет ни заря засесть в лавке, Иль и представить себе не могла.
Старик сидел, как обычно, откинувшись на своих подушках. Прямо напротив него стоял высокий мужчина, одетый в серое дорожное платье и черный плащ. Даже со спины Иль узнала Лема и, охнув, прислонилась к стене. Хотя ни разу она не заговаривала о пропавшем рийнадрекце и не давала волю слезам на людях, думать о нем она не переставала никогда.
Услыхав ее голос, Лем обернулся. Глаза его вспыхнули огнем, какого Иль доселе не видела.
— Иль! — хрипло сказал он, подавшись вперед.
Иль, не зная, что ей делать, и как говорить, подошла к Забену.
— Звали? — спросила она, заикаясь от волнения.
— Тут к тебе пришли, — буркнул Забен, вставая с места. — Говорить хотят.
И оставив свою юную помощницу и рийнадрекского гостя одних, Забен поковылял в мастерскую.
— Иль? — снова позвал Лем, но робко и неуверенно. Он испугался, что она забыла его, что не хочет глядеть ему в глаза потому, что образ его давно стерся из ее памяти. — Иль!
Иль медленно повернулась. Щеки ее пылали, а по ним бежали слезы, которых она не могла сдержать. Лем вернулся, хотя и не должен был! Лем выжил в той бойне, вырвался из лап смерти!
— Ты помнишь меня? — несмело спросил Лем, делая шаг к Иль. — Я вернулся.
И Иль, повинуясь тому самому чувству, которое так долго пыталась в себе заглушить, кинулась ему на шею.
— Меня ранили… — шептал Лем, прижимая трясущуюся от рыданий Иль к себе. — В голову. Помню, что упал, а потом и не встал. Очнулся в чьей-то избе. Ни имени своего не помнил, ни языка, на котором говорю. Только мычал что-то, как теленок… Только начну вспоминать, так сразу в морок проваливаюсь… Лежал на лавке, уж и не знаю, сколько дней… Хозяева за мной, как за родным дитем… Кормили, воды подносили, раны чистили… Я уж думал, что и не вспомню ничего… Только вот однажды ночью постучалась к нам баба одна. Сказала, что в Опелейх путь держит… Просила хоть хлеба кусок, хоть воды глоток… Тут-то я и начал вспоминать. А потом вставать начал… Тут мне хозяин и принес одежу мою. А там, в кармане — стекло битое. Я и вспомнил медведя-то, которого в первый день в лавке купил… А следом и все другое.
Лем тоже плакал, не таясь.
— Гарда далече от того места, где меня выходили. Да я и без коня, без единой монеты в кармане. Дали мне с собой котомку и отпустили на все стороны. Идти пешком по большой дороге мне раньше не приходилось — все лошадные принимали меня за бродягу. Насилу я одного спешившегося упросил отцу весточку от меня передать. Сказать, что жив я, да попросить послать мне на встречу хоть осла! Тот сначала не хотел ко мне заезжать, а потом и согласился. На полпути до Гарды меня встретили, погрузили в повозку и домой повезли. Там я еще луну в постели пролежал, раны свои залечивал. А как только встал, так сразу же и сюда, в Опелейх…
— Я получила письмо, — только и смогла ответить Иль. — О том, что ты погиб.
— Я и сам так думал. Только боги спасли меня.
Уульме, никем не замеченный, вошел в лавку и долго разглядывал Лема. Ревность, которая противно колола его раньше, умерла. Исчезла, будто бы ее и не было. Он был только рад, что Иль перестанет его поминать, считая себя вдовой. Но та, словно прочитав мысли Уульме, отстранилась от Лема и сказала, глядя в пол:
— Я рада, что ты жив. Я молила о том своих богов. А с тем и распрощаемся.
— Но почему? — воскликнул Лем, не желая верить своим ушам.
— Я вдова. И должна беречь честь своего покойного мужа.
Рийнадрекец сник, словно от удара. Совсем не такого приема он ждал.
А Уульме, услыхав такой ответ, зарычал. Если бы он мог напомнить Иль, что ничего она ему не должна, ибо никогда ему не принадлежала, если бы мог отпустить ее с миром! Он в бессилии заскреб дощатую половицу.
— Уульме явился ко мне во сне, — сказал Забен, входя в лавку. — Он поведал мне, что больше не думает о тебе.
— Правда? — вскричала Иль, с надеждой глядя на старика. — Так и сказал?
— Истинная правда, — подтвердил Забен. — И тебе не след о нем думать. Своими слезами ты лишь тревожишь его покой, возвращая туда, куда ему нет ходу.
Уульме взвыл, желая подтвердить слова Забена. Эх, старик умел убеждать!
Иль вытерла лицо и снова посмотрела на Лема.
— Я прошу тебя поехать со мной в Рийнадрек, — тихо сказал Лем, опускаясь перед Иль на колени.
***
После того, как Вида вернулся с Кружем из Бидьяд-Сольме, многие оградители перестали подозревать всгорца в дурных намерениях. Но только Ракадара было не так-то просто задобрить — он тенью ходил за Кружем по становищу, подслушивая его разговоры и стараясь выведать его замыслы. Он не сомневался, что бывший надзиратель еще покажет свое нутро, и старался глядеть в оба, чтобы не просмотреть беду.
Рийнадрёкцы пока дали оградителям короткую передышку, и Вида каждый раз благодарил богов за то, что пока может обучать новых воинов, а не выпустить в бой необученных рабов, которые тут же и падут от меча опытного ратника.
— Это — ольвежский бой! — говорил он, проходя мимо нестройных рядов своих учеников, слушавших каждое его слово. — Самый лучший. Овладейте им и ничто более не будет вам страшно. Вы поразите любого врага!
Круж, который был самым большим и здоровым среди всех, усмехнулся.
— Наш надзиратель, кажись, не верит своему хардмару! — закричал Ракадар, бросаясь вперед. Он только и ждал дня, когда сможет поквитаться с ненавистным всгорцем.
— Стой! — приказал Вида.
Круж же не двинулся с места и не переменился в лице.
— Если Круж считает, что он знает ратную премудрость лучше меня, то пусть бьется так, как ему будет угодно, — сказал главный хардмар.
Ракадар сжал кулаки.
— Ракадар! Круж! Встать друг напротив друга. Сейчас мы и узнаем, кто лучше дерется.
Остальные оградители переглянулись, предвкушая показательный бой, а Ракадар и Круж стали готовиться к поединку. Круж скинул с себя рубаху и снял тяжелый пояс, а Ракадар завязал длинные волосы тесьмой.
— Начать поединок! — приказал Вида.
Ракадар только и ждал этого — змеей бросился он на всгорца и скользнул в волосе от его меча. Круж же ударил так, что если бы не ловкость хардмарина, то поединок бы закончился, даже не начавшись.
— Давай же, кровопийца, иди сюда! — шипел Ракадар, подзывая к себе Кружа.
Всгорец размахнулся и снова ударил. Силы ему и впрямь было не занимать.
— Да помогут тебе боги, Ракадар, — прошептал Вида, пристально следя за каждым движением противников.
Но койсоец не нуждался в помощи богов — он владел мечом хоть и хуже Виды, но лучше остальных. Круж тоже был знаком с мечом. Однако все увидели, что здоровяк был совсем не ровней верткому Ракадару. Он защищался, но не успевал нападать.
Ракадар прыгнул вперед и повалил Кружа на землю, носком сапога отшвырнув от того меч.
— Проси пощады! — просвистел он.
— Ракадар победил! — объявил Вида, хотя никто и не сомневался в этом. — А теперь же он и его новый ученик встанут да обнимутся как братья.
Ракадар переменился в лице — неужто он ослышался? Ученик? Он должен будет учить Кружа вместо Виды?
— Но, хардмар, — начал Ракадар.
— Ты слышал мой приказ. И не смей со мной спорить! — ответил ему тот и, посмеиваясь, удалился с учебной площадки вместе с Валёном.
— Ты хорошо бьешься, — заметил Круж, вставая на ноги.
— Заткнись! — ответил его новый учитель, больше всего на свете желая перерезать Кружу глотку.
Но делать было нечего, и Ракадар стал учить Кружа, как когда-то Вида учил его самого. Мало-помалу, ненависть сменилась равнодушием, а потом и гордостью, когда он увидел успехи своего ученика.
— Я не замышляю зла, — как-то сказал ему Круж. — Тебе нечего меня опасаться.
А Валён, в чьем харде был всгорец, не мог нарадоваться на него. Ему как раз и не хватало таких воинов.