Валлейский лес остался далеко позади, ровно как и границы герцогства Аддерли. Это очень чётко ощущалась из-за отступления леса, который герцог Уайт, местный пэр, вырубил под корень. Высокий обрывистый берег смотрелся плешивым и убогим. Мёртвые корни срубленных сосен все еще сдерживали земляной вал, но желтоватая почва все равно мало помалу осыпалась в реку, делая дно илистым, а воду — мутной. Тем не менее бесчисленные колонии щурков гнездились в этой почти отвесной стене, а свободные от деревьев территории бодро осваивала молодая кленовая поросль.
Жизнь возвращала себе то, что принадлежало ей.
Я смотрел как миля за милей мимо меня проплывают поля, перелески, рыбацкие деревушки и новенькие пилорамы с водяными колёсами. Они велись бесконечной чередой, оставались за спиной и сливаясь в памяти в единый однообразный фон.
Смотрел и греб, вместе со всеми. Погода установилась пасмурная, и ветерок был не очень-то попутный, поэтому капитан грузовой баржи, на которую мне удалось попасть, распорядился налечь на вёсла.
Взяли меня на удивление легко.
— Беглый чтоль? — спросил меня высокий худощавый человек, возраст которого на глаз было сложно определить. Волосы тёмные с проседью, длинные и засаленные, а бородка — щёгольская. Одет в старый, видавший виды кожаный колет поверх некогда белой льняной рубахи с зарукавьями — шмотьё, которое было явно ему не по статусу, будь оно не настолько старым. А в глазах его играла лихая чертовщинка. Или пьяная. Бес его разберёт.
В миру звали его Бенджамин Эйнсли, но в определённых кругах он был больше известен как Чёрный Бен. Или просто Чёрный, не знаю уж почему.
— Не беглый, но убегающий, — честно сказал я.
— Ну-ну, — заговорчески улыбнулся Бен. — А за что ищут?
— За убийство, — и это фактически была правда. Что-то подсказывало что убийцу на борт такого судна возьмут охотнее чем парня которого ищет инквизиция.
Впрочем, судя по лицам людей, таскающих на борт бочки и ящики, убийц среди них было немало, и я чувствовал себя на их фоне почти невинным.
— Убийство? — собеседник оглядел меня недоверчиво. Видимо тоже ощущал эту разницу.
— Вчера. В лесу, — благо мельник загодя предупредил что лучше говорить как есть, иначе б язык не повернулся. — Не факт что нашли уже, но мне в любом случае нужно убираться отсюда.
Если б я был тем капитаном, то ни за какие деньги не стал бы связываться с новоиспеченным убийцей. Впрочем, я и с командой такой связываться не стал бы ни за что, и мысль о том что мне придется плыть с этими людьми какое-то время меня нервировала.
Но капитаном был не я, а Чёрный. И то ли алкоголь делал его безрассудным, то ли он сам по себе был напрочь отбитый, но взгляд его просветлел и смягчился, сделавшись похожим на взгляд настоятеля монастыря, к которому пришел просить пострига заядлый грешник.
— Ну, тогда добро пожаловать на борт, сынок! — он почти по отечески (и как-то излишне панибратски) приобнял меня за плечо. Перегар всё-таки имел место. — И слушай сюда, если хочешь чтоб всё было тихо-гладко. Правило первое: делать то, что я говорю. А если я не говорю — то делать то что говорит мой старпом Михал. Второе — деньги деньгами, а лежать прохлаждаться не выйдет: будешь работать как остальные. Ты сам кто, говоришь?
— Подмастерье. Скорняк.
— Подмастерье? Ты не старшего цехового там грохнул от обиды, а?… — он весело посмеялся собственной шуточке. — Слышь, а сапоги зашить сможешь? Чтоб хорошо?
— Надо посмотреть, — ответил я, невольно изучая рваные дырки на его колете. Если сапоги в таком же состоянии, то «хорошо» точно не выйдет. Дай-то боги чтоб получилось «абы как», а не развалилось прямо под иглой.
— Славно, — ответил капитан, буквально таща меня к пирсу. — Значит пригодишься.
— Так что на счёт коня? — уточнил я.
— А на счёт коня — это как раз третье. Взять мы его возьмем, приходилось уже сплавлять, но за дополнительную плату. Ну и сам понимаешь: твоя лошадь — твоя проблема. Сам ее корми-пои, и чтоб навоза на палубе не задерживалось! Это ясно?
Я облегченно вздохнул и согласился. Работы-то я не боялся никогда, наоборот — она сулила стать противоядием от мрачных мыслей, а уж о коне то я позаботится смогу.
Так что теперь бедняга Серый стоял в своем закутке, жевал овёс, прикупленный для него ещё на мельнице, и несколько нервно переминался с ноги на ногу. А я — сидел на веслах, как и все остальные.
Чёрный и его люди дело свое знали, и вели судно вниз по течению уверенно и слаженно. Мне в целом оставалось только подстраиваться под них, и это было легко. Грубые и обветренные мои попутчики гребли и гребли под негромкий ритмичный напев, к которому я вскоре настолько привык, что перестал его замечать. Зато руки двигались словно бы сами — в такт, точно как надо, вместе со всеми остальными, подталкивая баржу вперёд по течению, вытесняя из головы тяжелые думы и слишком живые воспоминания.
К наступлению вечера я почти не чувствовал ни рук, ни плечей, ни даже спины. Причалили мы на ночь к небольшому рыбацкому поселению, существовавшему, видимо, не столько за счёт рыбы, сколько за счёт того что находилось оно ровно в дне пути от Дайнспорта. Тут же стояла и вторая баржа груженная лесом. Поменьше нашей, видать, прибывшая сюда немногим ранее. При взгляде на неё капитан скорчил кислую мину.
— Таак… Вилдор, Зак и Бонза, сегодня ваше дежурство. С барки не шагу, и смотрите чтоб крысы Салливана даже близко не подходили. Ты! — он выразительно ткнул пальцем в меня — Ты тоже сидишь тут и не высовываешься. А это тебе, чтоб не скучно было! — Чёрный снял побитый жизнью колет, свернул мотком и швырнул мне. — Глянь, что там можно сделать.
И ушёл. Сошёл на берег, и остальные матросы вслед за ним. Только дежурные и остались. Чёрный отдал им уходя пару распоряжений — в том числе, видимо, присматривать за мной на всякий случай, судя по тому как они на меня поглядывали время от времени. Мне было все равно — пусть присматривают, я и не собирался делать ничего этакого. Впрочем, ровно как и не собирался присоединяться к ним, предпочтя общество своего коня.
Пристроившись на ящиках рядом с Серым и наскоро поужинав из собственных запасов, я попытался оценить объем работ.
Всё было плохо, просто из рук вон. Разнесчастный колет за свою тяжёлую жизнь, судя по всему, то отсыревал, то иссушался под палящими лучами солнца, и кожа — козлиная, да ещё и дубления халтурного — стала хрупкой и легко рвалась от любого неосторожного движения.
С моей точки зрения спасать там было уже нечего, и это старье, сколь любимым и привычным оно ни было, стоило с достоинством похоронить в ближайшей мусорной куче. Из этой кожи даже шнурки нарезать бесполезно, настолько ветхой она была. Латать — затея заранее безнадёжная.
Вызов моим способностям, проще говоря.
Только нужны будут ситец и воск.
И в идеале — нормальная мастерская, но ведь вызов на то и вызов, что условия наипаршивейшие.
…спать пристроился там же, у тех же ящиков, завернувшись в плащ. Уснул почти моментально, едва ощутив что лежу наконец и мне относительно тепло. Спал почти без снов, только ближе к утру вроде как пригрезилось что-то бессвязное, но в памяти не отложилось. И это было скорей хорошо.
Проснулся от холода. Рань была несусветная, но я впервые за последние дни ощутил что выспался.
К возвращению Черного с командой из местного постоялого двора, успел позавтракать тем что у меня осталось, задать корма Серому, вычистить его закуток и даже зашить несколько небольших дыр на многострадальном колете. Чувствовал себя, надо сказать, превосходно: мало что так благостно сказывается на настроении, как раннее, наполненное делами утро.
Впрочем, судя по лицам моряков, они это утро почитали каким угодно, но уж точно не добрым. И на меня поглядывали с откровенным раздражением.
Я на рожон не лез. Хотя с сожалением отметил что пока наши «речные волки» просыпались и похмелялись, вторая баржа уже снялась с места и скрылась вдалеке, влекомая размеренной Бравоной вниз по течению.
Мы же отплыли поздно, утро успело перетечь в унылый пасмурный день. Серое небо хмурилось, то и дело грозя пролиться дождём, но всё никак не проливалось.
Капитан Эйнсли опять усадил всех за вёсла. Он надеялся добраться до следующего перевалочного пункта до захода солнца, а вот Бравона наоборот, кажется никуда не торопилась. Напротив — она немного обмелела и расширилась, и водная гладь ее была такой ровной, что казалось течения нет и вовсе. Со стороны пологого берега раскинулись заливные луга пестрящие полевыми цветами — рай для пасечников, чьи хутора виднелись вдали на холмах. Им на беду противоположный отвесный берег заселили ласточки. Большие и процветающие колонии ласточек, самые настоящие птичьи города в крутой земляной осыпи. Пернатые истребительницы пчёл сновали в воздухе едва не врезаясь друг в друга, так много их было. Сразу видно, что недостатка в еде у них нет.
Иногда встречались и небольшие рыбацкие поселения, чаще всего при мельнице или пилораме. К таким местам как правило вели торные дороги, и у каждого речного подворья был собственный паром, на котором всякого желающего, за всё ту же звонкую монету, могли переправить через реку. Это был единственный способ сухим перебраться с одного берега на другой на многие десятки миль вперёд, так как мосты через Бравону строить запрещалось.
Заинтересованный в результате капитан раздобыл по моей просьбе воск и полоску тонкого льна, а ещё — освободил от гребной повинности. Так что я самозабвенно нырнул в свою стихию, ненадолго возвращаясь к привычному любимому делу. Ушёл в ремонт с головой, с таким тщанием и пристрастием, словно бы это занятие могло обернуть время вспять и вернуть мне Бригги.
На деле же оно просто помогало не думать о ней хотя-бы какое-то время. Скорбь, кажется, так нисколько и не ослабла с того проклятого дня, когда все случилось. Стоило хоть немного отвлечься — и память немедленно затмевала голову сценами казни. Просто бессмысленной и болезненной чередой воспоминаний, зацикленных в бесконечный круг.
Как правило люди, спасаясь от подобных вещей, заливают горе алкоголем, до состояния когда думать становится невозможно. Что до меня — я знал другой проверенный способ справится с собой: работу на износ. Чем ответственнее и тяжелее, тем лучше. И этот сложный случай подошёл мне не хуже вчерашней гребли.
Настолько, что Чёрный глазам своим не поверил.
— Но это не панацея, кожа всё равно своё отжила, — предупредил я. — Лучше прикупите себе новый.
— Новый не этот, — ответил капитанй, с пьяной теплотой в глазах застёгивая спасённый колет. — А ты точно подмастерье?
— Точно, — я невесело усмехнулся. — Я для мастера несколько родословной не вышел.
— Жёстко у вас, — согласился он. — То ли дело на реке! У нас тут, знаешь ли, ты тот кем ты достоин быть, без всех этих ваших цеховых условностей. Настоящая свобода! Плывешь куда хочешь, делаешь что пожелаешь, никто тебе не указ!
Да уж, кем хочешь. Расскажи это судоходной Гильдии на которую ты работаешь!
Черный со своими романтическими идеями намного естественнее смотрелся бы в море. Река, как мне думалось, была для него тесновата. Но что-то в его рассуждениях было верное: чем ниже сословие, тем больше у тебя на самом деле свободы. Правда при этом — сильно меньше возможностей ею распоряжаться. Такой вот сословный парадокс.
Остаток дня я провёл за починкой сапог, сначала капитану, потом старпому.
А к вечеру леса вновь подступили к реке с обеих сторон. Где-то за свинцовой пеленой туч солнце покидало мир, а под ними и без того тусклый дневной свет растворялся в разрастающихся тенях. Однако Черный всё так же настойчиво вел нас вперёд, хотя все до одного уже валились с ног от усталости.
Я несколько нервничал — не похоже было на то что здесь вообще есть человеческое поселение. Даже нормального берега не было — чащоба по обе стороны спускалась к самой воде, а из-за густого кустарника да камыша к земле было не подобраться. Мы что, до утра будем плыть? Ещё полчаса и темень будет хоть глаз выколи. А капитан будто и не придавал этому значения. Только старпом зажёг несколько масляных ламп и повесил их на носу судёнышка. Толку от них было не слишком много, разве что заметить мель или корягу какую за минуту до столкновения, не более.
Однако вскоре река немного свернула, и я понял что сомневался в капитане зря. Посреди реки чернел на фоне угасающего неба поросший ивами островок, на котором заманчиво мелькали отблески костра или нескольких.
Команду это зрелище почему то не обрадовало.
— Салливан чтоль? — спросил кто-то из матросов.
— А кто ж ещё? — старпом Михал, кряжистый низкорослый мужичонка, вынул трубку изо рта и смачно сплюнул за борт. — Вот сукин кот, с опережением же шёл, не мог, паскуда, до Лоутона догрести и там заночевать?
Капитан Эйнсли досадливо потёр лицо рукой.
— Таак… слушай сюда, ребяты! С Саливановским отребьем драк не начинать, на подначки ихние за ножи не хвататься! Если кто первый свару начнёт — про жалованье может смело забыть. Это ясно?
Матросы недовольно загомонили между собой, но грести стали бодрей. Впереди маячил какой-никакой, но всё-таки отдых.
К острову, что приметно, даже были пристроены несколько пирсов. У одного из них как раз покачивалась та самая баржа гружённая лесом, уплывшая с предыдущей ночёвки прямо перед нами. Мы пристали по соседству с ней, и команда с видимым облегчением стала сходить на берег.
На сей раз никто меня не останавливал — капитан как-то вообще обо мне забыл. Так что я подождал когда все кроме дежурных покинут корабль, отвязал своего коня и не спеша последовал за ними. Бедняга Серый шёл за мной с превеликой охотой, и едва он оказался на берегу — жадно принялся щипать свежую травку. Ощущалось насколько он на самом деле устал без дела стоять на одном месте.
А я наконец мог осмотреться как следует.
Оказалось, что если пройти от берега немного вглубь острова, то можно попасть на небольшую прогалину, на которой стояла пара наскоро срубленных сараев. Судя по посеревшей древесине, им был уже не один год. Видимо, отважные покорители реки из Бравонской Судоходной Гильди некогда позаботились сами о себе, устроив на этом клочоке земли в какой-никакой ночлег, чтоб можно было при желании укрыться от ветра и дождя.
Тут же, у одного из навесов, жгли костёр и громко гоготали матросы со второй баржи. Завидев команду Чёрного они подняли радостный ор, словно приветствовали вышедших на сцену в борделе куртизанок. Их старшой рявкнул на них, веля заткнутся, а сам поднялся с места чтобы пожать Чёрному руку.
Что ж, пока всё выглядело мирно. Оставалось только придумать чем поужинать и где пристроится спать, так чтобы ор и шум не мешались — судя по разговорам среди нашей братии, сами они ложиться собирались не раньше чем отметят хорошенько еще один удачно прожитый день. Что ж, подумал я, может стоит устроится под навесом? Они ведь явно для этого и поставлены. В крайнем случае — ну разбудят они меня, тогда — вернусь на корабль. А то чёрт его знает как тут у них заведено…
— Эй, слышь, парень! Пошли, с готовкой поможешь.
Я с отвычки не сразу понял что обращаются ко мне. Фразу произнёс высокий, крепко сбитый кучерявый матрос из наших, кажется, один из тех что давеча оставались на дежурстве. Смотрел он на редкость доброжелательно, как-то не очень укладываясь в образ разудалого речного волка. В его руках характерно благоухала большая корзина.
— Ну пошли, — я пожал плечами, привязывая Серого за узду к небольшому деревцу. — Сегодня рыба на ужин?
— Ага. Её почистить надо, а за одно морковь и лук, — ответил кучерявый. — Почистить, порезать, и в котёл. Чем скорее управимся, тем скорее все пожрём.
— Это запросто, — воодушевился я, охотно следуя за ним. — Что это будет, уха?
— Я тебя умоляю! — на лице парня появилась самодовольная ухмылка. — Уха хороша из карася, а у нас сегодня форель… О. Закари! Эй, Зак!
Проходящий мимо нас с бочонком эля матрос повернул голову в сторону товарища.
— Жрать хочешь? Тогда ставь это куда-нибудь и пошли рыбу чистить. И Бонзу с собой прихвати, а не то ужин будет только на завтрак.
Зак кивнул и пропал в толпе, а мы отправились под навес у сарая, к грубому столику, на который мой спутник и водрузил корзину со свежей, только что из сетей форелью. Рыбы все ещё трепыхались и беспомощно разевали рот.
— Держи вот, — передо мной на стол лёг целый букет из кухонных ножей. — Можешь начинать, а я за овощами.
И мигом исчез среди суетливо разжигающих ещё один костёр людей.
Зак явился в компании мрачного лысого типа едва я успел обезглавить вторую рыбину. С ними дело пошло быстрее, а вскоре вернулся и организатор действа с мешком в руках.
— В идеале бы филе снять и кости выбрать, — мечтательно произнёс он, ставя на стол котелок.
— Так сожрём, — отозвался приведенный Заком матрос.
— С костями наваристей будет, — с энтузиазмом поддержал Закари. Был он, кстати, явно не из наших краёв, длинные светлые волосы и голубые глаза выдавали кровь не то берингов, не то уроженцев Йормарка. Правда для последних он был, пожалуй, слишком изящно сложен. Север не терпит хрупкости.
— Это вы просто никогда не пробовали правильно приготовленную рыбу, — ответил тот, который нас собрал. — Когда без костей, тушёная на свежих сливках с фенхелем и диким укропом.
— Я пробовал как-то, когда был проездом в Валехии, — признался я, всё-таки снимая филе с третьей рыбины. — Если вам лень, то давайте её мне, хоть позвоночники повытащу.
— Долго возиться, — фыркнул заков приятель.
— Не очень, — возразил я, решив всё-таки побороться за ужин без костей.
— Ну раз тебе охота — возись, — лысый не чинясь прямо локтем сдвинул ко мне то что успел начистить. Делал он это, кстати, быстро и небрежно, так что на одну мою рыбину приходилось три его.
— А где пробовал? — заинтересовался здоровяк.
— Давно ещё, если мне память не изменяет — где-то в верховьях Рены. Чуть ли не на Ренском озере.
— Значит точно там. Это наш рецепт, из Горце.
— А ты оттуда? До Горце мы не добрались, но пока мы были в Миасте, то баек про ваше селенье наслушались. У вас там красиво до безумия. И вода в реке прозрачная как стекло.
— Не то слово. А тебя как занесло в наши края?
— С купцами много ездил когда был младшим подмастерьем. Мне лет десять было, наверное.
— А, ну если с купцами, то и понятно почему до нас не доехали. Красота красотой, а кроме рыбы ловить в Горце нечего… — парень сноровисто чистил крупные луковицы, то и дело протирая глаза рукавом. — А ты сам кто и откуда, раз уж на то пошло? И как тебя к нам занесло?
Зак и его лысый товарищ с каким то излишним любопытством уставились на меня. Я невольно почувствовал себя глупее некуда. Наверное потому и сбился с панталыку, выдав вместо привычного “Джона Смита” своё настоящее имя:
— Баи Финч, из Нордвика. Был до недавнего времени подмастерьем в скорняжном цеху.
…а ещё — состоял в столичной гильдии свободных мастеров, борющихся с цеховой монополией, имел право голоса в городском совете и был соучредителем мануфактуры «Эванс и Финч», но это всё явно лишнее.
Вот кстати с последней теперь неясно что будет, потому что Свен Эванс ни черта не смыслет в организации производства, даром что знает как делать деньги. А написать доверенность на имя наставника я так и не успел, слишком быстро и неожиданно пришлось бежать из города.
Черт… пропадут рабочие места. И моя идея со школой-интернатом при предприятии тоже. И договорённости, и всё о чём я мечтал и над чем работал. А ведь я даже успел почувствовать этот сладкий вкус победы, будто мне всерьёз всерьёз по силам делать мир вокруг лучше…
Боги, почему все вот так?….
— Ну а занесло не от хорошей жизни, что очевидно.
— Убил кого-то? — спросил Зак.
— Ага, — мрачно ответил я я.
Лысый ткнул Зака локтем в плечо.
— А я говорил. Гони десятку.
— Ты говорил что каторжник, — возмутился Закари.
— Я говорил что убийца.
— За то я говорил что явно городской, и на каторжника не похож.
— И что? Все равно я выиграл. Гони десятку.
— Тогда требую проценты от сделки, — вмешался я, несколько задетый тем что стал объектом спора.
— О как. А ты что, бессмерный чтоль? — поинтересовался победитель и в его тёмных глазах мелькнул характерный огонёк.
— Судя по последней паре недель — возможно.
— Ну так это легко проверить! — с нездоровым энтузиазмом отозвался лысый, демонстративно резким, отточеным движением вспарывая брюхо очередной рыбине.
— Бонза, остынь, — флегматично бросил здоровяк из Горце, даже не удостоив того взглядом. — Сначала ужин, а потом хоть поубивайте друг друга.
Бонза беззлобно фырнул что-то про недостаток чувства юмора.
— А у тебя имя есть? — всё-же поинтересовался я.
— Вилл.
— Вильям?
— Вилдар, если на то пошло. Но лучше просто Вилл. Для ясности.
— А я — Зак! — дружелюбно ответил Зак. — И я из Грауэрштайна.
Действительно, беринг. Угадал.
— А я откуда был, там меня уже нету, — Бонза играючи крутанул нож в руке, словно красуясь, прежде чем с размаху отрубить следующую рыбью голову. — И упаси меня тьма туда вернутся.
— Ага, — насмешливо согласился Зак. — Тебя, дурака, если третий раз поймают, то повесят сразу.
— А тебе руку отрубят. Давно напрашиваешься.
— …или не повесят, а сошлют в форт, на Драконью Пустошь. В целом, один фиг подыхать.
— …и ты мне тоже, дружище, очень дорог.
— Ножом работать не забывайте, ага? — терпеливо напомнил товарищам Вилл, принимаясь за нарезку моркови. — А то обоих потушу и скормлю остальным вместо ужина! — он ссыпал овощи в котёл и вздохнул. — Эх. Жаль что сливок нет. В сливках тушить — вообще сказка…
По правде сказать, меньше всего я ожидал в этом путешествии таких вот уютных посиделок за столом. Вдобавок какой-то заботливый матрос явился из тьмы с четырьмя кружками эля в руках. Для ребят и для меня. И тогда я подумал, что погорячился в своих суждениях об этих людях.
Последние кусочки филе полетели в котёл, который наконец подвесили над огнём. Команда встретила его возгласами радости — видно, Виллову стряпню тут любили и уважали. Мои новые знакомцы уселись с товарищами у костра. Сам я пристроился немного поодаль от их тесного круга с чаркой эля в руках. С одной стороны пить хотелось очень, с другой — внутренний голос напоминал что эль на голодный желудок — такая себе идея. Как, впрочем, и на сытый. Но кипятить воду, видимо, никто не собирался, а пить из реки, чтоб потом прохватило как следует… Пожалуй, всё-таки лучше потерпеть это пойло разок.
Кто-то предложил спеть. Его поддержали ещё несколько голосов, и все наперебой стали требовать Зака принести лютню пока все ждут жратву. Того долго уговаривать не пришлось. Играл Закари просто отлично, во всяком случае — на мой любительский вкус. И голос у него был звонкий, с лёгкой хрипотцой. Подумать только, настоящий менестрель! Интересно, что его на грузовую баржу занесло? В удачный день пением можно заработать столько, сколько и за месяц не наплаваешь по реке туда-сюда. Впрочем Бонза, кажись, упоминал что-то про отрубленную руку. Вор что ли?…
Запах тушёной рыбы вскоре разнёсся над поляной, одновременно обостряя голод и пророча неземное блаженство грядущей трапезы. Зак пел, а матросы дружно подпевали невпопад, налегая на эль . А вот у ребят из команды Салливана своего менестреля не было, и они, как мне показалось, были немало раздражены нашим весельем.
Менестреля не было, зато джина — в избытке. Зря я расслабился и не принял это в расчёт.
Серого я решил проверить чтоб скоротать время. Ну и посмотреть как он хоть, не боится ли этого шума, и нет ли места поудачнее куда его можно было отвести. Конь при виде меня встрепенулся, и потянулся обнюхивать — не принёс ли я ему чего послаще травы?
— Прости приятель…. Но на следующем ночлеге непременно добуду, — пообещал я, размышляя, большой ли наглостью будет попросить Вилла купить яблочек у местных. У нас-то их и бесплатно обычно рады сбагрить, а тут…
…а тут меня резко дернули за плечо, и я с размаху впечатался спиной в дерево.
Вокруг стояли трое. В полумраке лиц было не разобрать, а вот запах сивухи чувствовался очень отчетливо.
— Слышь, ты! Вы какого чёрта все наши дрова перетаскали, крысюки? — грозно уставился на меня тот, что стоял посредине. Это было забавно, учитывая что он был на голову ниже меня. Двое других, повыше, расположились по флангам, видимо чтобы отрезать мне путь к отступлению.
— Какие к черту дрова? — не понял я. Впрочем, опыт подсказывал что дело не в дровах вовсе, а в том что я имел неосторожность отойти от своих. И что меня сейчас будут бить. Или, во всяком случае, попытаются это сделать.
Ничто не ново под луной…
— Которые в общаке лежали! — пьяно прошипел тот что был слева.
Мне стало смешно.
— Это те которые тут припасены были, что ли? Я так понял они как раз ничьи.
— Мы первые приплыли, и это были наши дрова, слышь! — распетушился низкорослый, характерно набычивышись. Не помогло. Не получалось у меня воспринимать его всерьёз, Ну не выходило и всё, настолько потешно смотрелся этот недомерок на фоне храмовых паладинов, следопытов инквизиции или телохранителей герцога Аддерли.
— Если на то пошло, то там их осталось больше половины. Вам хватит за глаза.
— Слышь… ты чего дерзкий такой?
— Не дерзкий, а трезвый. А теперь давайте расходится по хорошему, ребят.
— А то что? — поинтересовался тот что справа. Он демонстративно поигрывал кинжальчиком, лезвие которого ловило блики от ближайшего костра. Серьёзно? Даже так?
— Ты не хочешь это проверять, мужик, — ответил я, изображая надменное хладнокровие. Внешне. На самом деле это бы чистейшей воды блеф. Трое, мать их разэдак! И драки во что бы то ни стало нужно избежать. Да и будет это уже не драка, а избиение. Еще чего не хватало.
— А если захочу?
Я уловил в его голосе едва заметную заминку. Крохотная трещинка в обороне. Что ж…
— Навлечешь на свою голову гнев Императора.
На сей раз заминка была дольше.
— Я чёт не понял, ты мне карой небесной угрожаешь, что ли?
— Я чёт не понял, тебе документы, что ли, показать?
Оппонент замешкался. Хорошо. Теперь держать маску до тех самых пор пока он не отступит. Давай же, уходи. Уходи вместе со своими дружками. Документы-то у меня есть, но одним богам ведомо какую беду они на навлекут на мою голову. Так что давай. Ну же…
— Эй, как там тебя, Баи? Там щас наши все сметут и тебе ничего не перепадет!
Кажется, голос Бонзы. Это уже более неожиданно…
— О, ещё один! — низкорослый развернулся, и снова набычился, на это раз в сторону моего лысого знакомца. — Слышь, каторжник, вы какого чёрта все наши дрова перетаскали?
— Ты что, Ёрш, в конец охренел? — оторопел Бонза. — Общак же!
— Так мы первые сюда приплыли! — снова завёл низкий, которого видимо звали Ершом. — И это наши дрова были!
Двое, контролирующие меня с флангов перегруппировались, угрожающе встав клином за спиной товарища. Это они не подумали, хотя о думаньи речи сейчас не шло. Парни явно просто хотели получить по морде, и я, честно говоря, уже желал поспособствовать воплощению этой мечты.
Пользуясь тем что обо мне забыли, я тихо скользнул в сторону от злополучного дерева, ближе к нежданному соратнику. Эх, не уверен что мне не прилетит в зубы уже от него, но нечто подсказывало: если стычка будет, то добром точно не кончиться.
— Интересно, когда вы хоть одну щепку завезли сюда последний раз, а, Ёрш? — судя по виду, Бонза вызов принял и очень ему обрадовался. Его пальцы сжались на рукояти ножа. — Я вот чёт не припомню. А вот дров после вас никогда нет, и все схроны пустые,
— Мы завсегда завозим, а вот вы, крысюки…
— Бонза стой! — я без церемоний сгрёб приятеля в “замок”.
— Ты что творишь, гнида? Руки убери! — тот рванулся со всей дури. Благо посложению и силе мы оказались примерно равны.
— Не надо, не убивай их! Потом проблем с капитаном не оберемся.
Секундная заминка. Новый рывок.
— Пусти, миротворец хренов или после них я примусь за тебя!
— Мужики, валите лучше, я его долго не удержу.
— Пусти я сказал!! Убью!!!
Трое отпрянули в нерешительности. Боевой пыл у них несколько поутих, и я на секунду даже поверил что они свалят наконец и мы спокойно пойдём ужинать. Но вместо этого на шум привлёк внимание всех остальных.
— Какого дьявола тут происходит? — рявкнул наш старпом. За ним подоспели ребята Чёрного, почти полным составом. У костра остались только уже изрядно хмельной Зак и наш юнга, слишком юный для таких разборок.
- Убью тварей! — кричал Бонза все ещё пытаясь вырваться из замка. Он был опасно близок к этому, но вовремя подоспевший Вилл сообразил прийти на помощь. С ним держать буйного товарища стало в разы проще.
— Вы, раки болотные, на кой чёрт трогаете чужие дрова? — по третьему кругу запел Ёрш.
— А, теперь ясно всё, — закатил глаза Вилл. — Каждый раз одна и та же песня…
— Выпотрошу как рыбёх, и вас обоих следом!! Руки убрали! — надрывался наш буйный каторжник, однако уже несколько менее рьяно…
— Цыть! — шикнул Михал. — Что опять не так с дровами, Бэйтс?
— Это были наши…
— Он всегда такой оригинальный? — спросил я.
— Всегда, — поморщился Вилл. — И не он один, они там все буйные. Вот же понаберут отребья задёшево…
Кстати об отребье: привлеченная шумом команда баржи Салливана почти полным составом подтянулась к месту событий. Силы сравнялись. Воздух почти звенел от напряжения и нарастающего гомона, хотя орущего Ерша перекричать оказалось сложно.
— А капитаны где? — полюбопытствовал я.
— Бухают где-то за встречу, как всегда, — ответил Вилл. — Так что я бы на них не надеялся.
— А где вражеский старпом?
— Дык это… Ёрш и есть старпом.
— О как… Стало быть дело безнадежное?
— Скорее всего. Проклятье, а я так надеялся просто натрескаться и спать лечь…
Не он один надеялся. Я слышал как скрипят зубы и сжимаются кулаки. Как не крути дело выходило скверное.
Не знаю чем бы всё обернулось, если бы свара началась.
Если б мы таки сошлись в пьяной драке в неровном свете костров.
Если б не раздался над поляной задорный голос Зака.
— О. Ёрш. Здрова, д-рогой!
Наш менестрель, уже откровенно пошатываясь, шел через толпу прямо по направлению к зачинщику всего этого бедлама.
— Здорова, ребят! — он приветственно помахал рукой команде Салливана. — А чо эт тут твориться?
— А то ты не догадываешься, — язвительно произнёс кто-то из наших.
— А! Муж-ики, вы п-драться хотите? — лицо менестреля озарилось пониманием. Он панибратски приобнял Ерша за плечо и обратился к его соратникам: — Так нет проблем! Д-вайте подер-мся! Пр-сто так! От души! В рук-пашку ток, без ножей. А потом нормально выпьем за встречу! А то чо вы как не родные, в самом деле?
Салливанские молодчики, казалось, налетели на невидимую стену. Причем все разом, на полном скаку. Вместо пьяной жажды кровушки на их лицах появилась растерянность.
— Или нет, давайте сначала выпьем за встречу. А потом подеремся. А потом споём! — Зак импульсивно взмахнул лютней. — Не, ну а чо? М-жем, ес-сли хотити, и сначала спеть!…
— Что здесь, мать вашу, опять творится? — послышался требовательный окрик Бена Эйнсли.
— Бэйтс, какого хрена? — не менее резко рявкнул спешащий за Чёрным капитан Салливан, обращаясь к своему старпому — Вас что, ни на секунду одних оставить нельзя, демоны вас раздери?! А ну быстро разошлись, сукины дети!
Не дожидаясь особого приглашения, Вилл коротким кивком дал мне понять что Бонзу нужно оттащить отсюда подальше. Тот правда больше не вырывался, только сжался комком и сильно трясся от… хохота. Едва сдерживаемого хохота, который очень скоро превратился в почти истерический конский ржач, настолько громкий и натуральный, что Серый удивлённо посмотрел в нашу сторону.
— Ах ты чертов притворщик! — Вилл облегченно отвесил товарищу подзатыльник.
— Да лааадно, они же почти повелись. Ты их рожи не видел… — продолжал ухахатываться Бонза, игнорируя удар. — Они ж чуть не обделались прямо там где стояли… Уууу, ради этого стоило целый день грести….
Он одобрительно хлопнул меня по плечу.
— А ты ничего, соображаешь! Задумка то что надо была, я оценил! И выгорело бы, кабы прочие не припёрлись.
***
Я не разочаровался. Это действительно было божественно на вкус. Даже вкуснее чем в Миасте, пожалуй.
Так я и сказал Виллу. Тот небрежно отмахнулся.
— Ерунда, без сливок всё-таки не то.
Но видно было, что ему приятно.
Теперь я сидел у костра вместе с Виллом и Бонзой, и, надо сказать, чувствовал себя намного более своим чем полчаса назад. Их миролюбивый друг-менестрель всё еще продолжал громогласно развлекать публику, успевая невероятным образом закидывать в себя рыбу и эль в перерывах между песнями.
Да… опыт на лицо.
— В первый раз что ли? — спросил Бонза.
— Что в первый раз?
— Ну это. Того, — лысый красноречиво провел большим пальцем по шее…
— Ага, — я постарался сказать это как можно более небрежно, хотя на душе что-то продолжало скрести звериными когтями. И никакие увещевания о том, что у меня, мол, не было выхода, не помогали.
— Я так и подумал. Ты, может, и неплохо наловчился людям голову морочить, но у тебя на лбу написано: честный работяга из каких-нибудь столичных предместий. Тут уж меня не проведёшь.
Да уж, в проницательности ему не откажешь…
— Кого грохнул хоть?
— Не того, кого следовало бы.
— Случайно еще поди?
— Как раз нет, очень даже специально.
— И, закономерно, теперь бежишь, — заключил каторжник.
— И докуда тебе с нами плыть-то? — спросил Вилл.
— По-хорошему — до самого Креймора. А там — посмотрим.
— В Блэкшир? — почему то удивился Бонза.
— Ну да.
— Ну ты нашёл куда от закона убегать, конечно… — он презрительно фыркнул. — Дыра дырой, поверь мне как человеку, который там родился и вырос.
— Серьёзно? Ты из Блэкшира? — вот это было уже любопытно.
— Даа… И моя старушка живёт там по сию пору, если не померла ещё. — Бонза как то тоскливо уставился на угасающий уже костёр. — Расстались мы с ней скверно, и она теперь меня знать не желает. А живёт, поди, по прежнему не ахти как. Хата-то наша ещё лет десять назад на ладан дышала. Как батя в трясине сгинул, так некому стало за хозяйством смотреть.
Я про себя недовольно отметил, что лучше б этот парень вместо разбоя остался присматривать за пожилой матушкой. И был бы дом при хозяйской руке — у Бонзы наличествовали обе.
Потом устыдился, ведь я был ни на йоту не лучше. Где-то там, в Нордвике, осталась покинутая мною приёмная мать, о которой некому позаботиться. Боги… матушка Финч. Моя бедная, сухонькая и старенькая. Как же она теперь, что с нею будет, без меня? Как так вышло что я должен был её бросить? Я ведь уже всё закупил чтоб дом починить основательно, давно было пора. А если балки не заменить и кровлю не пересобрать, то лет через пять наш скромный домишко просто рухнет.
А она сама с хозяйством как? Совсем плоха становится, память уже не та, и за последний год она всё чаще по рассеянности называла меня «Джоном», именем своего родного сына. Волею судеб он был мой ровесник, но к тому моменту когда я впервые переступил гостеприимный порог дома Финчей, его уже два года как унесла в мир иной эпидемия оспы. Его и его отца. И безутешная пожилая женщина осталась безрадостно доживать свой век в одиночестве.
Вернее осталась бы одна, как бы не принесло однажды в Нордвик столичных цеховых, которые, по своему обыкновению, взяли меня с собой в качестве подай-принеси. Тогда была весенняя ярмарка, трактир был переполнен, потому мы остановились у нее.
Мне было двенадцать. В большинстве провинций это уже считается совершеннолетием. И к тому времени я уже ясно представлял себе, чего мне хочется от жизни и знал как это получить. Я уже не был беззащитным мальцом, и наивно считал себя взрослым, серьёзным человеком, которому не до всяких там глупостей. Смешно вспоминать.
Матушка Финч же годилась мне скорее в бабушки, чем в матери. Однако в те дни, неведомо почему, она окружила меня бесконечными теплом и заботой — всем тем что она припасала для покойного сына, а отдать теперь было некому. Сначала я растерялся было, а потом понял, что не хочу уезжать. Что ждало меня там, в Столице? Чопорные господа, презрительно глядящие сверху вниз, красивые и холодные белокаменные улицы, работа на износ, а ещё — жизнь в подсобке при швейной мануфактуре с товарищами по несчастью, которые в последнее время больше интересовались друг другом, чем мной. У меня с ними и без того были натянутые отношения, а теперь я и вовсе стал лишним. Только раздражение и равнодушие. Равнодушие, равнодушие и снова равнодушие. Как же я чертовски устал от равнодушия… По этому, наверное, и сдался так быстро, едва почувствовав что, оказываться, могу быть кому-то нужен.
Вскоре я и перебрался в Нордвик. Не в тот же приезд, где-то через месяц — но так быстро как только сумел. В немалой степени — к ней и из-за неё. Мы были нужны друг другу, и, постепенно, что-то давно пустовавшее в душах мальчика и старушки вновь наполнилось до краёв.
Я стал звать её «матушкой Финч», хотя первое время испытывал муки совести перед своей покойной матерью — как же так, не предаю ли я её память, называя так кого то иного? Но позже смирился: до изнеможения хотелось вспомнить каково это слово на вкус.
Она же довольно быстро перешла на обращение «сынок», не испытывая никаких моральных терзаний. Приняла и всё.
Так и жили, и я был искренне счастлив все эти девять лет, в нашем старом доме. Мне ведь и правда ничего большего не требовалось. Дом, куда можно вернуться. Где тебя ждут. Любят. Если у тебя ничего за душой нет, быстро начинаешь ценить малое.
— Слушай, — спросил я, как бы из праздного любопытства. — А верно ли говорят, что в Крейморе по ночам из дому выйти нельзя, потому что восставшие из могил покойники прямо по улицам ходят?
Бонза прыснул со смеху и немедленно поперхнулся элем.
— Чушь собачья. Почти как россказни про то что в Столице аристократия оргии прямо средь бела дня на улицах устраивает. Серьезно, не устраивают! Я лично ходил посмотреть когда там был.
— На улицах — нет, — тактично согласился я. — Но поверь мне на слово, о том что творит столичный цвет общества лучше никогда не знать. Грязи более густой и ароматной, чем то, что творится в “верхах” ты во всей Империи не сыщешь!
— О, а ты, видимо, повидал всякое дерьмо? — хихикнул Бонза. — Ну-ну… А нежить… нежить попадается иногда, да. Тут не сказки. По улицам, конечно, не гуляет, но ближе к границам с Пустошью в лесу на ночь лучше не оставаться, если тебе жизнь дорога.
— То есть правда. И как же вы там живёте тогда?
— Да как столетиями жили так и живем: заборы высокие ставим, на ночь все двери запираются. Ну и набожные все через одного, конечно. Это как в лесу жить: если живёшь в лесу — всегда помни про волков. Ну а если живёшь в Блэкшире — всегда помни про нечисть.
— А инквизиция, кстати, чего? Или там серые братья совсем мышей не ловят?
— Да тут как… вроде как делают они чего-то там: зачистки какие-то регулярно проводят, на дорогах да на болотах. Колдунов выискивают, казнят кого-то регулярно. Вроде как иных и за дело, но как по мне — все больше показательно, чтоб людей в узде держать. Да и толку с этих казней, если большая половина графства — топи непролазные, а за ними — рифт и Драконья Пустошь? Вот откуда-то из Пустоши и лезут всякие гули и покойники, если верить слухам. Не толпами, тут, что не говори, гарнизону форта низкий поклон, но всё же нет-нет, да проползет какая-нибудь мерзость. А уж там, на Драконей, этих неупокоенных полно! Ходят-бродят, на форт нападают, а кого убьют — то тело с собой уносят. А потом возвращаются, а павшие фортяне в их рядах идут, мёртвые, да не до конца. И стрелы их не берут, и клинки — только если на куски порубить или огнём жечь.
— Смахивает на байки которые мне в детстве дед травил, — флегматично заметил Вилл, раскуривая трубку.
— Ты про байки-то аккуратнее, — Бонза недовольно покосился на товарища. — Мой батя, пока жив был, снабжением гарнизона подрабатывал. За стены, конечно, не заходил: дурная примета, невозможно, мол, покинуть форт Ван Лайке, единожды в него зашедши. Но уж поверь, батя мой даже издали такого насмотрелся, что поседел раньше времени.
Судя по лицу Вилдара, он не впечатлялся.
А вот я как раз услышал то, что хотел.
Интересно, насколько вообще реально проскользнуть мимо легендарного форта и спустится в долину? Наверняка ведь должен быть какой-то способ, и я не я буду, если не найду его.
— Стало быть, где-то в этой самой вашей пустоши живёт какой-то могучий колдун и некромант?
Бонза посмотрел на меня недоверчиво.
— С чего ты взял?
— Ну, это логично, разве нет? Нежить-то сама по себе не поднимается.
— А пёс его знает, — махнул рукой каторжник. — Может и есть. Говаривают, в те места в разное время много всяких гадов уползло, так что кто не подох — видать по сию пору там. Только это не наши проблемы, а тех, кто в Ван Лайке службу несёт, — он зевнул. — Ладно, демоны с ними со всеми. Я — спать, а вы как хотите.
Поспать как раз стоило. Тем более мои новые приятели гребли весь день как проклятые, а на утро мне предстояло присоединиться к ним в этом нелёгком деле.
Впрочем, это по прежнему было скорее хорошо.
…и к слову: интересно, а насколько уверенно эти ребята держаться в драке? И куда они меня пошлют, если я попрошу у них показать мне пару боевых хитростей?…