…почему они орут так громко? Каждое слово отдаётся в голове вспышкой боли. Пожалуйста, заткнитесь, или отойдите отсюда подальше. Или добейте меня на худой конец, раз уж поспать мне всё-таки не светит. Я ведь и дремал-то всего ничего. Мутит, и сны бессвязные, как в бреду. В горле пересохло, и такое чувство, что я вот-вот выплюну собственный желудок. И голова раскалывается так сильно, что хочется снять ее с плеч и выкинуть подальше.
— …тогда в общем драка завязалась, и они на нас попёрли как оголтелые…
Светло. Серо, моросит, но светло. Свет этот втыкается в приоткрытые глаза словно нож, заставляя срочно зажмуриться в поисках спасения.
Забытые боги, как хреново-то…. Это от чего? От волнения? От недосыпа? Нет, головные боли у меня и раньше случались, но вот так, чтоб жить не хотелось — ещё ни разу…
А, вспомнил. Джин! Мы с Виллом на двоих допили проклятый джин!.. Это, стало быть, и есть то самое похмелье от которого все так страдают? Если да, то я ничего в жизни не понимаю. Зачем? Зачем вообще пить, если на утро с тобой будет вот такое? Да чтоб я ещё хоть раз…
— …ну мы клювом щелкать не стали, пока он атаману ихниму кинжалом угрожал, по быстрому порубили абордажные тросы и отчалили…
Кажется, это опять этот самый Марвин. Или Мартин. Или как его там…
Кому он всё это рассказывает, интересно?
Спина затекла и ныла. Пошевелиться было сложно, да и по чести говоря, не очень хотелось. А хотелось только чтоб Мартин заткнулся со своими россказнями, и не мешал спать. Или хотя бы просто не шевелиться в блаженной тишине. Тут, конечно, сыро и жёстко, но я не променял бы сейчас этот угол даже на царские хоромы, хотя бы и потому что переползти в них стоило бы невероятного количества сил и мучений. А тут вроде как даже уютно, что-то тёплое рядом… а, точно, это же Вилл. Интересно, он вообще как?…
— …потом всю оставшуюся ночь гребли как проклятые. И вот мы здесь.
— А этот ваш «герой дня» где?
— Да вон он, спит ещё наверное.
Кто это? Не наши. Голоса незнакомые. Да и тон такой… характерный такой тон… где я такой слышал?
— Ясно, мистер Грин. Благодарим вас за подробный рассказ. Можете быть свободны.
…о, точно. Должно быть городская стража.
Интересно, насколько всё плохо? Доходила ли до стражи разнарядка на меня? И если да, они ведь не откажут мне в такой малости как отрубить голову не сходя с этого места? Это почти невыносимо…
— Эй, парень, просыпайся! — меня даже слегка попинали сапогом для пущей убедительности. Удар был лёгкий, но бедной больной голове хватило и этого.
— Чего вам? — я всё-таки пересилил себя и приоткрыл один глаз. Вот ведь мудака кусок… чувствуй я себя хоть на гран лучше, я не поленился бы отбить кое у кого желание злоупотреблять полномочиями раз и навсегда. А так… не сейчас. Пёс с ними. Лишь бы ушли поскорее.
— Тобеас Петерс, капитан городской стражи, — представился невысокий человек в кольчуге с характерной котой поверх неё.
— Юрген Беккер, старший лейтенант берегового патруля, — сказал его спутник, моложе первого лет на десять, в другой коте. — Как ваше имя?
— Джон Смит, — привычно соврал я. Теперь главное было не забыть откликаться на это имя.
— Мистер Смит, если мы все правильно поняли, вы тот человек который фактически решил исход дела.
— Мне просто повезло вовремя свалиться за борт, сэр.
— И тем не менее, — взгляд, которым одарил меня капитан Петерс был преисполнен характерного презрения ко всяким невнятным похмельным матросам рано по утру. — Вы видели главаря этой банды вблизи.
— В основном с затылка, сэр, но да. Видел.
— Можете помочь составить словесный портрет?
— За чарку с водой — всё что угодно.
— За две, — простонал Вилл, с великим трудом приподнимаясь на локте.
— Ясно всё с вами… — почти брезгливо произнёс стражник и отвернулся в сторону. — Эй, мистер Эйнсли! — мы с Виллом как по команде сжались от нового спазма головной боли. Чего он так орёт? Бьюсь об заклад что специально! — Мистер Эйнсли, у вас есть час на то чтобы привести ваших людей во вменяемое состояние, дабы они могли адекватно отвечать на вопросы.
— Вы смеётесь, сэр? — не очень-то почтительно (и столь же громко) отозвался Чёрный. — За какой, к демонам, час? Дайте людям поспать нормально, и они вам расскажут всё что захотите, и даже больше! Мы между прочим всю ночь глаз не сомкнули!
— И пили не просыхая, — язвительно бросил лейтенант патруля.
— Мистер Эйнсли, береговой патруль должен был отправить карательный отряд ещё на рассвете! — капитан Петерс, видимо, даже не собирался сбавлять тон. — А без внятных показаний это не имеет смысла. Вряд ли эти ваши бандиты остались дожидаться прибытия дозорных. Мы должны представлять кого мы ищем. Так что через час жду вас и всю вашу команду в патрульной управе. Не явитесь — пеняйте на себя: я вам устрою обыск корабля, в присутствии представителя Гильдии. Бьюсь об заклад, мы найдём очень много интересного если возьмёмся. Не испытывайте судьбу, мистер Эйнсли. Время пошло!
Ушли. Боги, наконец они ушли и перестали орать! Я сейчас даже осилю встать на ноги ради такого счастья, не знаю уж как, но осилю! Обыск, ещё чего не хватало! У Чёрного неучтённого товара воз и маленькая тележка, а ещё — бывший инквизиторский конь с клеймом и мои сомнительные трофеи.
Кстати о коне. Он ведь перепугался, бедняга, а мне этой безумной ночью не до него было. Надо встать. Проведать. Дать ему яблочек. Сейчас. Сейчас я поднимусь. Только пять минут посижу. Всего пять минут…
— Эй, вы как, бедолаги? — перед нами возник наш приятель-менестрель. В отличии от нас он был свеж и бодр, чем невольно вызывал раздражение и зависть.
— А то сам не видишь, — огрызнулся Вилл вторя моим мыслям.
Зак усмехнулся и протянул ему увесистый бурдюк. Вилл недоверчиво принюхался к содержимому, а за тем припал к нему с такой жадностью, что я на секунду заподозрил что мне ничего не достанется.
И зря.
Во фляге плескался божественно кислый, пряный рассол из под каких-то овощей. Кто бы мог подумать, оказывается нет на свете ничего желанней и вкусней! Уже с первого глотка внутри всё словно ожило. Ещё, ещё, ещё, дайте ещё! Я не помню когда в последний раз чувствовал такое блаженство.
— Спасибо, дружище. За мной должок, — искренне поблагодарил Вилл.
— Я сразу подумал что утром вас придётся спасать, — Зак с лёгкостью уселся на бочку с соленьями. Подумать только, вроде такая малость, а раздражение немедля сменилось благоговейной благодарностью, а сам Закари виделся теперь едва ли не ангелом из храмовых притч, сошедшим с небес. — Давайте, прочухивайтесь уже. И если это вас утешит, то как уладим дела — нас ждёт тёплый очаг на постоялом дворе. Михал уже обо всём позаботился, даже коня твоего горемычного в тамошние конюшни отвёл.
— А Бонза где? — спросил я. — Ему же нельзя перед стражниками мелькать.
— Да что ему будет? — беззаботно сказал наш менестрель. — Слинял с корабля ещё до того как я целителей притащил. А сейчас он в гостинице дрыхнет как ни в чём ни бывало. Так что дела у него получше нашего будут.
— Да уж… Не было печали… — Вилл медленно, с явным усилием поднялся на ноги. Я последовал было его примеру, но в глазах тут же потемнело, и меня едва не вывернуло. Каким чудом я успел уцепиться за край ящика и не упасть — одним богам ведомо.
— Совсем хреново? — сочувственно спросил менестрель.
— Твою ж мать… Он ж у нас идейный трезвенник! — прозрел Вилдар. — Вот же пропасть… Зак, тащи сюда воды. Придётся спасать парня.
Под «спасением» гордый сын ренских рыбаков имел в виду суровое промывание желудка. Процесс не из приятных, но сработал он верно. Дурнота отступила, даже задышалось нормально. Осталась только головная боль, которая так и продолжила словно огромный гвоздь вбиваться в череп при каждом громком звуке или резком движении.
И тем не менее, я снова мог стоять на ногах и смотреть по сторонам.
Итак, вот мы и прибыли. Значит этот насквозь провонявший рыбой порт и есть тот самый городок Тэйл-Бэй, предел наших мечтаний в последние три дня? Какой же он на самом деле мрачный и убогий… Деревянной набережной на вид лет больше чем мне раза в два. Доски серые, с характерными потёками ржавчины от древних железных скоб. Всё отсыревшее и гнилое, и судя по всему портовое начальство это обеспокоит только в тот момент, когда вся пристань просто обвалиться у кого-нибудь под ногами. Прилегающие к берегу амбары и склады были под стать: такие же ветхие и неухоженные. Кое-где, правда, виднелись следы ремонта, но и они больше напоминали неумело пришитые на рубище бедняка заплатки, и положение не спасали. Видимо управляющий порта решил что и так сойдет.
Народу на пристани было немного: пара стражников старательно делала вид будто неусыпно бдит за нашей баржей, побитые жизнью работяги вяло коротали рабочий день под навесом у одного из амбаров да одинокий старик удил рыбу в лодке недалеко от берега. Ещё была пара вульгарно одетых девиц не первой свежести. Дамы с явным интересом пялились в сторону пирса, видимо прикидывая на глаз нашу платёжеспособность.
— Лучше? — спросил Вилл.
— Ощутимо. Спасибо, ребят.
— Да нормально, не ты первый такой, и не ты последний. Единственное что тебе в следующий раз стоит начинать с порций поменьше. И не на пустой желудок.
— Я после такого лучше вернусь к идее не пить вообще.
— Ну, удачи тебе с этим, — хихикнул Зак. — Пойдём. Наши уже выдвигаются.
***
Логову берегового патруля повезло больше чем пристани: это было целое подворье в которое входили управа, казармы, конюшни, тренировочная площадка, медицинское крыло и даже купальни. Одним словом — ощущалось, насколько высшая имперская власть заинтересована в людях, охраняющих одну из важнейших торговых артерий страны.
Весь этот комплекс скорее напоминал маленький форт, ещё и вполне способный держать оборону в случае чего. Наверное здесь это было оправданно, пусть и непривычно до жути. В ближайших к Столице владениях, (а то и во всех землях Хартлэнда) проблемы междоусобиц не стояло уже лет сто: пэры давно приучились решать споры более тонко и между собой, а если кто и пытался махать кулаками, то Легион очень быстро появлялся у места конфликта и расставлял точки над «и». А здесь, в глуши, это было более чем оправданно, особенно учитывая насколько далеко сюда придётся тянутся карающей длани Императора случись что.
— Эх. Надёжнее б было тебя на постоялый двор отослать, — ворчал Чёрный, пока мы всей командой пересекали внутренний двор.
— Лишнее, капитан, — я потирал висок, словно это хоть как-то могло помочь. На фоне головной боли меня уже мало волновало, опознают меня или нет. — Всё равно они меня уже видели, и благодаря Мартину…
— Марвину?
— Да-да. Благодаря Марвину знают в подробностях что там произошло. Если после этого я начну от них прятаться, вот тогда это действительно будет подозрительно, вам не кажется? Тем более у меня есть что им рассказать.
— То есть полагаешься на «авось»? — неодобрительно поморщился Эйнсли. — Ну, смотри сам. Не знаю и знать не хочу что ты там на самом деле натворил, но мне не нужны неприятности.
— Никаких неприятностей не будет, сэр, — отвечал я. — Вы ведь и правда ничего обо мне не знаете, и преступления в том что вы взяли меня на борт никакого нет. Если вас спросят кто я такой, просто рассказывайте правду, и дело с концом.
— Я, должно быть, произвожу впечатление законченного проходимца, но ты будь уверен, свой кодекс чести есть и у меня, — ответил капитан. — И меньше всего мне нравиться идея прилюдно отречься от человека, которому я обязан собственной шкурой.
— И тем не менее отрекайтесь если потребуется, мистер Эйнсли. Я точно так же меньше всего желаю втягивать в неприятности вас. Но, может статься, пронесёт. К тому же если меня и ищут, то не в этой дали и уж никак не светские власти.
— Вот это-то и пугает больше всего, — едва слышно проворчал мой собеседник и толкнул дверь.
…Просторный холл управы украшало знамя баронского берегового патруля: сине-зелёное полотнище, разделённое сверху вниз белой полосой, символизирующей реку, а поверх вышиты щит с имперским гербом и два меча за ним — общепринятая символика стражей порядка.
Стяг этот делал атмосферу в зале чуть более торжественной. А вот громко орущий Чёрный — скорее наоборот.
— Я — честный человек, и, как и все, плачу чёртовы налоги! — он яростно тыкал пальцем в грудь невозмутимо стоящему напротив него офицеру патруля, представительному мужчине с идеальной выправкой и выдающимися усами. — Плачу, демоны вас раздери, именно для того чтоб вам и вашим соратникам выплачивали жалование! И что в итоге?
— Угомонитесь, мистер Эйнсли, — холодно отвечал офицер. — Я прекрасно вас слышал с первого раза. Карательный отряд уже готов к отправке. Ждём только ваших показаний.
— Да уж, лучше поздно чем никогда! — ядовито бросил капитан. — Только Генри Салливану и его людям это уже не поможет.
— Мистер Эйнсли, — предупредительно рыкнул уже знакомый нам Тобеас Петерс. — Если вы не можете сообщить нам ничего нового, то не мешайте своим людям, — он обвёл нас строгим взглядом. — Итак, господа, а теперь я попрошу вас высказываться спокойно, по очереди, не перебивая друг друга, и желательно — по существу. Капрал, записывайте!
— Да, сэр! — отозвался сидящий за столиком юноша и обмакнул перо в чернила.
— Во первых и в главных, нападающие явно были под какой-то дурью, — спокойно начал Вилл. Ей-богу, на фоне разбушевавшегося капитана он выглядел настоящим оплотом здравомыслия. — Шли в атаку агрессивно и неосторожно, а ещё, похоже, не чувствовали боли. Один даже с топором в боку продолжил драться, и продержался неестественно долго.
— Да, было такое, — подхватил Зак. — Я лично воткнул нож в какого-то мудилу, а тот ещё долго не замечал что случилось. А потом капитан его за борт столкнул.
Остальные согласно загалдели, наперебой пытаясь выложить правосудию собственные подробности. Я невольно зажмурился от очередной вспышки боли.
— Почему вы так уверены что именно под дурью, а не пьяны, например? — уточнил патрульный.
— Знаете, видал я за свою жизнь немало хмельных бойцов, и эти больше всего походили на людей нализавшихся Йормаркской настойки на мухоморах, — Вилл скрестил руки на груди. — От неё так бывает что ты и на рожон лезешь, и боли не чувствуешь, а потом, как попускает, ещё пару суток жалеешь что на свет родился.
— Откуда такие познания? — поинтересовался капитан Петерс.
— Два года служил в Легионе, — коротко ответил Вилл.
Ответ был исчерпывающий.
— Ещё была другая странность, — подал голос я. — На счёт тех ребят, которых ограбили до нас. Их вскрыли и органы вытащили. Причём не просто выгребли наружу, а разложили по сосудам, насколько я смог рассмотреть.
— По сосудам? Вы уверены?
— В деталях полюбоваться не вышло, но я, считайте, носом в это воткнулся когда выплыл. Тут волей-неволей запомнишь всё в подробностях.
— Это уже кое-что, — офицер переглянулся с капитаном стражи. — Человеческие органы широко используются в алхимии. Стоят изрядно, и на них всегда спрос.
— И что? — возразил Петерс. — Это вполне могут быть просто предприимчивые головорезы с выходом на черный рынок.
— Кстати да! — припомнил Зак. — Их главарь им сказал: «не капли не получите и сдохнете». Или что-то вроде этого.
— Вот как? — патрульный задумчиво пригладил усы. — Что ж, это уже интересно.
— Что вам интересно?! — вклинился Чёрный. — Нам вот, например, интересно не было. Мне сегодня ещё из за вашей халатности семерых хоронить! Где я, по-вашему, должен найти разом столько денег чтоб оплатить похороны?!
— Мистер Эйнсли! Ещё слово и я попрошу вас подождать ваших людей за дверью! — процедил патрульный. — Что ещё, господа?
— Ещё он нёс некую пургу про то что его якобы наняли для этого дела, — продолжил я. — Что он де не знает имён и лиц, но клялся что расскажет всё что сможет.
Теперь на меня с громаднейшим интересом смотрели уже все, включая моих же товарищей.
— Это когда ты ему горло чуть не перерезал было, чтоль? — ошарашенно уточнил Марвин.
— Зря не перерезал, — серьёзно ответил офицер. — Этот человек явно вне закона, то есть за его убийство вам полагалась бы премия.
Премия… Да даже и без неё я бы сделал это, и совесть бы только одобрила. Но я дал ему слово что сохраню его жалкую жизнь, а моё слово всё же кое-чего стоит. Он выполнил свою часть сделки, а я — свою.
Петерс нахмурился и посмотрел на меня в упор.
— Итак, мистер Смит, вернёмся к тому что вы видели их главаря вблизи.
— Видел, сэр.
— Можете его описать?
Я честно порылся в готовой расколоться надвое голове, тщетно подбирая слова.
— Ну… у него нос такой, крупный, немного кривой; и зенки бегающие, мелкие… такие… хм…
Нет, это бесполезно. Непосильная для похмельного задачка, словесный портрет составлять. Благо есть другой способ.
— Сэр, может лучше я просто нарисую как помню? Думаю, толку будет больше.
— Это было бы очень кстати, — с некоторым облегчением ответил усатый. — Вас устроят бумага и грифель?
— Более чем.
Портреты — это не моё. Вот Бригги умела, и очень хорошо. Но сейчас о художественной ценности речи не шло. Я старательно набрасывал по памяти черты лица, такими, какими успел запомнить, а команда во главе с Чёрным столпилась вокруг, излишне громко комментируя под руку:
— Нос похож, ага! Он вот такой у него и был, на спелую клубнику похожий!
— Точно! А брови погуще были.
— Да не, не! Брови самое оно!
— Не знаю за брови, но вот глаза точно такие, маленькие и мутные.
— И это, патлы у него рыжие с проседью. И усы такие тонкие, борода жидкая… Да не такая, длиннее!… Вот! Вот так лучше!
— Да, вот теперь и правда похож, — Чёрный посмотрел на получившийся портрет так, словно признал врага и уже готов был порвать его на клочки. — Я-то хорошо его разглядел, подонка…
— Ещё у него на левом ухе крупная круглая бородавка, — припомнил я, передавая получившийся портрет стражу порядка. — Само ухо когда-то было порвано, а потом криво срослось. Ну и да, у него теперь порез от ножа на горле. Не слишком серьёзный, но метка верная.
— Следовало ожидать, — фыркнул патрульный, делая пометки прямо на портрете. — Ну как, капитан? Узнаёте?
— Похож на Хьюго Роджерса, который «Алхимик», — удивлённо ответил Петерс. — И улики к тому сводятся. Теперь ещё интереснее. Что он делает в наших краях?
— Вот и я об этом, — согласился офицер и вновь окинул нас взглядом. — Что ж, господа, благодарим вас за содействие следствию! А вы его оказали немалое. Сейчас можете быть свободны, однако мы настоятельно просим вас не покидать город до возвращения патруля. Возможно потребуется опознать арестантов.
— Свободны… — ворчал Эйнсли по дороге назад. — Кто свободен, а кто-то ещё пошёл на счёт отпевания договариваться! Не дай Император Гильдия зажмёт денег на похороны!…
— Дружище, прости за прямоту, но ты — дурак, — тихонько сказал Вилл поравнявшись со мной.
— Спасибо, я знаю, — ответил я.
— …и теперь тебя здесь долго не забудут, — продолжил он. — Парней со шрамом на лице на свете много, а вот рисовать умеют далеко не все.
М-да… И правда дурак, ничего не скажешь… Проклятая головная боль!
— Ну что ж… Во всяком случае меня не одного повесят, а всю эту шайку за одно.
— Ага. Только их-то и правда повесят, а вот тебя перед этим, если я все правильно понимаю, ещё и выпотрошат в подвалах, так что будешь завидовать висельникам. Если только ты на самом деле не следопыт под прикрытием.
— Нет. Это точно нет.
— Тогда мы жаждим подробностей, — сказал Зак.
— Они в основном унылые и не очень оригинальные, — неохотно ответил я. — Баллада выйдет с очень заезженным сюжетом.
— Тоже мне отмазка! — с усмешкой сказал менестрель. — Знаешь почему сюжеты становятся заезженными?
— И почему?
— Потому что людям они близки. И про любовь неразделённую — запретную, что про ратные подвиги, героические походы, возмездие всяческим сукиным сынам и прочее в этом духе. Сколько их не сочиняй, народ всегда будет хотеть ещё, ещё и ещё! И я тебе зуб даю, что до самого скончания времён эти старинные сюжеты не перестанут трогать людских сердец по одной простой причине: в них— отражение их жизни, такой какая она есть. Ну или такой, какой они хотели бы видеть. Так что…
— …так что ты от меня не отстанешь, — догадался я.
— Не совсем, — усмехнулся Вилл. — Мы оба не отстанем. Ну и Бонзе, я думаю, будет интересно.
— Ладно, ладно, сдаюсь. Только ради всего святого, не здесь!
— Дык, гостиница уже ждёт! — бодро сообщил Закари. — Можно неистово есть и спать хоть три дня к ряду, пока патруль не вернётся.
— Да. Но перед этим есть ещё одно важное дельце. Зак, ты же знаешь где здесь лазарет?…
***
— Ну что вам сказать, — пожилой целитель смерил меня суровым взглядом, словно я пришёл к нему на экзамен не выучив ни строчки. — Для человека не проходившего никакого обучения зашито неплохо. Я, сказать по чести, ожидал худшего. Вы случайно не цирюльник?
— Скорняк, — ответил я.
— Скорняк? — усмехнулся старик. — Забавно. Так или иначе это многое объясняет. И не отменяет того факта что с профессиональной точки зрения всё сделано было из рук вон плохо. К счастью для вас, правда, ничего непоправимого, но ваши товарищи имеют полное право поминать вас недобрым словом.
Я махнул рукой.
— Ладно, пусть поминают. Главное что есть кому. Скажите лучше, а что именно было не так?
— Не считая того что вообще полезли в открытую рану с иглой какого-либо без опыта?
— Да.
— Ну-с… основное — это то что вы пережгли мягкие ткани этим вашим пойлом. Видите ли, у любого живого существа под кожей — живой, а не дубленой, как вы понимаете — всё очень нежное и уязвимое. И если перестараться с вот такими вот промываниями, то верхний слой тканей отмирает. Как следствие: всё срастается намного дольше. И причиняет больший дискомфорт.
— А как было правильно?
— Правильно было сначала промыть рану теплой кипяченой водой, а потом уже — РАСТВОРОМ этого вашего алкоголя. А не в чистом виде его лить. Хотя в идеале стоило бы использовать не алкоголь, а винный уксус, опять же, слабый раствор оного.
— Ну тут извините. Что было под рукой.
— Тогда я бы вам посоветовал на всякий случай прикупить себе бутылёк у аптекаря. У уксуса расход меньше чем у этого вашего джина, даже с учётом того что и то и другое нужно разбавлять. Ну и в крайнем случае, если совсем уж ничего нет, то рану стоит прижечь раскаленным железом. Я сам этот метод не рекомендую, но в иных ситуациях он лучше чем ничего. Поверьте, лучше потерпеть боль, чем потом умереть в мучениях от септического шока.
— А что такое септический шок? — я чувствовал себя несмышлёнышем, засыпающим няньку бесконечными вопросами «почему». Это было до ужаса стыдно, но я не мог не спросить. Старичок недовольно покосился на лежаки с больными, но всё-таки снизошел до ответа:
— Видите ли, если на открытые ткани попадает грязь, то с большой долей вероятности может возникнуть воспаление. Оно же “сепсис”, как это называют натурфилософы. Только правильная обработка раны может обезопасить пациента от необратимых последствий. Если же пренебречь обработкой — то начнётся заражение, которое с высокой долей вероятности повлечет за собой лихорадку, столбняк, гангрену, а то и смерть. Вот такая вот смерть от воспалительного процесса, быстрая и почти необратимая, и называется “септическим шоком”. Это к слову истинная причина по которой двое ваших друзей не дотянули до города. У обоих при ранении был поврежден кишечник, а это, считайте, приговор. Так что шансов у них все равно не было.
— Спасибо… — сказал я, ощущая что вопросов стало значительно больше, но испытывать терпение старика вряд ли стоит. — А с самим швом что не так?
— Слишком широкий, и при этом слишком слабо стянуто. А в неплотно прилегающие края раны опять же может попасть грязь, и кончиться все тем же заражением.
— Вот как… А я был уверен что всё перетянул… То есть нужно делать его плотнее?
— Да. И желательно перед этим всё-таки попрактиковаться под руководством человека знающего.
— А можно посмотреть как это делается?
— Слушайте, молодой человек, — резко оборвал меня целитель. — Это, безусловно, похвально что вы так интересуетесь оказанием первой помощи, но у меня, к сожалению, нет на это времени. Можете посмотреть как мы перешили одного из ваших товарищей, того, который всё время сквернословит. Он как раз сейчас спит, и ничего вам не припомнит. Всё. Не смею вас более задерживать. — сказал он и отошёл к одному из лежаков на полу, давая понять что разговор окончен.
Лазарет в Тэйл-Бэй занимал старые складские помещения недалеко от порта. И окна, соответственно, были маленькие, слюдяные. От них и в обычную погоду было мало толку, не то что сегодня, в эту туманную дождливую хмарь, поэтому закуток куда пристроили наших раненых был слабо освещен масляными лампами. Пол здесь регулярно мылся начисто, если судить по его идеальному виду (насколько вообще идеальным может смотреться пол из старых камней, конечно), но общего удручающего впечатления это не умоляло. Запахи уксуса, спирта и травяных составов густо висели в воздухе, но стойкого амбре мочи и человеческого пота перекрыть не могли.
Больных было много, кроватей — мало, и поэтому весь пол был устлан импровизированными лежанками, кто во что горазд. Как я понял по разговору старшего целителя с Чёрным, вопросом размещения как правило занимались родственники или попечители больного.
Капитан Эйннсли, который после вчерашних приключений костерил без остановки всех подряд, начиная с берегового патруля и заканчивая Императорской Семьёй, много что сказал ещё и в адрес градоправителя Тэйл-Бэй, который не может выделить средств на правое дело, нерадивых горожан, которые не додумаются лишнее одеяло больнице пожертвовать, и саму лечебницу до кучи, за то что не может донести до первых двух мысль о необходимости помогать подобным заведениям. Но одеяла для своих всё-таки раздобыл.
Тимш и правда спал, хоть и очень неспокойно. Его явно лихорадило. Полненькая тётушка из числа сестёр милосердия, которая совершала обход, как раз в этот момент меняла влажную тряпку на его лбу. Стоило приблизиться и она тут же неодобрительно покосилась в мою сторону.
— Мэтр разрешил мне глянуть на правильно наложенный шов, — пояснил я, очень надеясь что эта грозная на вид женщина не станет поднимать шума, как частенько бывало в обыкновении у дам подобного сорта. Головная боль немного поутихла, но я опасался что это затишье будет длиться только до первого громкого звука.
Дама вмиг просветлела лицом и заулыбалась.
— А-а-а! Так ты и есть тот доморощенный коновал, на которого мэтр ругается с утра пораньше?
— Увы мне, — не стал спорить я. — Дайте хоть взгляну как правильно?
— Да Императора ради, гляди! — тётушка аккуратно откинула одеяло с Тимшева пуза, давая в деталях разглядеть новый шов и его отличия от моего. Я даже аккуратно поднес поближе чадящую лампу.
Мда… Небо и земля, конечно. И шов этот на швейный не похож: каждый стежок — отдельная петля с узелком. Зато перекоса по диагонали, который так меня смущал, при таком шве просто не могло быть в принципе. Потрясающе просто, да и нить вытаскивать потом легче, если я правильно понял суть. Да уж. Ночью в панике мне такое в голову не пришло.
— За “коновала” это ты бери в голову, — как-то примирительно произнесла сестра милосердия. — Мэтр-то, конечно, ругался, но это больше для порядку. У него “коновал” — это всяк кто меньше тридцати годков целительствует. Вы-то все по уму сделали. Не зашили б — дык на сырости намного сильнее б воспалилась. А так делов-то осталось: перешили чтоб лучше лежало, и всё: покой и уход своё дело сделают. Жить будет. И этот, и остальные ваши, что уж, даже без ампутации обойтись выйдет. Пусть грубо сделано, за то правильно. И вовремя.
— Спасибо на добром слове, — ответил я. — Правда всё равно неспокойно теперь. Верите — нет, терпеть не могу быть беспомощным. Вот бы мне посмотреть как это делается, или чтоб хоть рассказал кто…
— Ну, милок, за день это тебе не объясним ни я, ни мэтр, — добродушно развела руками сестра милосердия. — Тут наука цельная, да и без практики… — она осеклась и задумалась ненадолго. — А знаешь что, милок? Вы ж со своим грузом до Креймора идёте?
— До него самого.
— Так вот, ежель есть охота учиться — можешь пристроиться в госпиталь к мэтру Янсенсу, с больными помогать.
— О как… — я заинтересованно уставился на неё, внутри уже соглашаясь что это, пожалуй, лучшая идея из всех возможных. — Думаете меня возьмут?
— Возьмут — не то слово: с руками оторвут! — с жаром посулила тётка. — Работы там невпроворот, а народу мало. Людей не хватает, так что берут любого желающего, хоть бы и просто ухаживать. А ты ещё и толковый, насколько я погляжу. Жалованье там, конечно, не золотые горы, за то мэтр Янсеннс — целитель, каких ещё поискать! Сам он в молодости тож в Академии учился и в Столице врачевал, но потом он со своими там рассорился едва ль не насмерть. Вродь как за то что те харчами перебирали, брались лечить тех кто познатней да побогаче будет, а кто заплатить не мог того и гнали за порог, помирать. Мэтр Янсенс-то им за врачебную клятву сказал, а они в обиду ударились. Ну и выжили его сначала из госпиталя, а затем и из города. А мэтр подумал малёк да и поехал туда где был более всего нужен — в Блэкшир, стало быть. Характер у него, конечно, не подарочек, но зато дело своё он знает. И тебя научит. Учить-то он большой любитель…
Я невольно улыбнулся.
— Спасибо за совет, уважаемая. Думаю, мы с ним найдём общий язык.