Пунтиллятор Шмульдерсона отделяется от Советского государства и становится полностью автономной системой. Отныне в нем больше никого не убивают, потому что в нем больше некого убивать.
Вот так и получилось, что я в шутку назвал нашу систему Пунтиллятором. Шуточное название неожиданно прижилось. Система с тех пор разрослась просто неимоверно. Десятки тысяч филиалов, каждый состоит из тысяч ярусов, секций и блоков, не считая складов и рабочих полигонов. Наши физики перенесли систему из Москвы в какую-то межвременную дыру и оставили снаружи только заборники трупов – ЦПТ, по которым в систему продолжают поступать мертвые тела.
– А зачем Вам это надо? – спросил Валера.
– Как зачем? Вы что, смеетесь? Должен же я как-то исправлять то, что напортачил Владимир Ильич! Он обещал всему народу рай при жизни, а сам умер от сифилиса, оставив мне расхлебывать все свое говно! А я лежал в Мавзолее много лет и такого от народа наслушался! Что только обо мне не говорили, как только не обзывали. Козел и педераст – это еще самые безобидные слова! Я, в отличие от Владимира Ильича, никому ничего не обещал, но я пытаюсь обеспечить всем, кому имею возможность, приличное существование после смерти.
– А Вы уверены, что Вы идете правильным путем? – спросил я. – Владимир Ильич вот пошел другим путем, а в результате пришел не туда. Не нравится мне тут всё у Вас, если честно. Вымороченное существование. Всё искусственное, жуткое какое-то, мертвечина сплошная. Я бы лучше навсегда умер, чем вот так очнуться, Вы уж меня простите за прямоту!
– Вы знаете, батенька мой, спасибо Вам за Вашу замечательную, агхичестную кгитику! Что-то подобное я и ожидал от Вас услышать. Мы все тут, конечно, немножко пготухли. Но только я Вам сейчас в два счета докажу, что вся земная жизнь ничего не стоит, и настоящая жизнь начинается только после смегти. Во-пегвых, об этом же говорил Хгистос, имея в виду цагствие небесное, газве не так? Только где оно, это цагствие небесное, поди его поищи! А Пунтиллятог Шмульдегсона – вот он! Можно потгогать гуками. Готов к пгиему неогганиченного количества умегших. А умегшим, батенька мой, совегшенно все гавно, кто их поселит в гаю и даст их душам благодать – Иисус Хгистос, или добгый дедушка Ленин, или Яков Шмульдегсон!
– Хорошо, а Вы уверены в том, что сознание этих людей действительно восстанавливается? Может быть, после смерти сознание пропадает, а то, что Вы восстанавливаете у ваших трупов, не имеет к этому сознанию никакого отношения? – спросил я.
– Как это, не имеет? Восстановленная память хранит всю информацию обо всей предшествующей жизни, наши клиенты вспоминают даже то, что не могли припомнить, будучи живыми.
– Вот это и настораживает. – сказал Валера. – Ведь даже если они все вспоминают, то нет никакой гарантии, что все это вспоминают именно они, а не кто-то другой, искусственно образованный. В том смысле, что человек умер и навеки провалился в черную дыру, в небытие, а то, что Вы восстановили – оно думает, ходит, вспоминает, оно как бы выходит из той же точки, в которую вошел тот, кто умер, но оно не есть тот, кто умер. Тот, кто умер, тот умер навеки, и его сознание обрывается навек в этой точке, а затем из этой точки выходит чье-то совсем другое сознание. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Ну, полноте, батенька мой, я Вас прекрасно понимаю. Но ведь я не чувствую себя так, что я только что вышел из этой самой точки в момент постбиологического пробуждения. Я точно все помню, что было до того.
Я возразил:
– Конечно, Вы все помните, потому что тот, живой человек оставил Вам всю свою память. Но все Ваши слова и ощущения не могут доказать нам наверняка, что чувствует сейчас тот живой человек, которым вы были до своей смерти и постбиологического пробуждения. Может быть, он действительно сейчас чувствует то, что чувствуете Вы, то есть может быть, это Вы и есть, а может и нет. Может быть он так и провалился в небытие. Или может быть его сознание перешло еще куда-то, куда мы не знаем.
– Мы ведь только видим Вас и слышим Ваши слова, Рафаэль Надсонович – добавил Валера – Но каким образом то, что мы видим и слышим, может доказать, что сознание того прежнего Шмульдерсона не умерло, а вместо него не возникло новое сознание? Этого проверить никак нельзя.
– Почему же? Вы можете это проверить на себе лично.
– Мы бы предпочли этого не делать, – ответил я.
– Ну нельзя быть такими неверущими! Вот смотрите, когда Вам делают операцию под глубоким наркозом, и Вы приходите в себя, то это же все равно Вы. Ведь и в этом случае тоже есть точка входа и точка выхода, и течение Вашего сознания полностью прерывается. Но вы ведь не сомневаетесь, придя в себя, что это Ваше сознание, а не какое-то новое сознание, хотя за это время Ваше сознание вполне могло улететь в эту самую черную дыру, а потом, согласно Вашей теории, могло возникнуть что-то другое. Но ведь это не так, правда? После наркоза и полного перерыва в течении мыслей и ощущений, это же все равно Вы, это ваше сознание. Так почему после биологической смерти и последующей постбиологической регенерации сознания все должно быть иначе? Откуда у Вас такая уверенность?
У меня и вправду не было такой уверенности, все выглядело весьма логично, и я обескураженно замолчал.
– Лично я считаю, – продолжал теоретик и основоположник загробной жизни, – что вся жизнь есть не что иное как подготовка к бессмертному будущему в Пунтилляторе Шмульдерсона, и в этом заключается весь смысл жизни. Должны же откуда-то браться трупы! Сами понимаете, трупы на деревьях не растут. Труп должен родиться живым, вырасти, поумнеть, набраться жизненного опыта. С появлением нашей системы человечество в корне изменилось. Отныне человек рождается для вечности. А иначе зачем вообще рождаться на свет, набираться опыта? Чтобы однажды все это сгнило? Только Пунтиллятор Шмульдерсона придает человеческому существованию его конечный, великий и вечный смысл!
Человек с лицом вождя мирового пролетариата встал из-за стола и прошелся по кабинету, потирая руки:
– Вы знаете, молодые люди, я пожалуй, расскажу Вам поподробнее, как все происходило. Я сперва хотел бы вам напомнить некоторые вещи, которые должны натолкнуть вас на кое-какие интересные догадки. Помните, в каких годах происходили массовые сталинские репрессии?
– В тридцать седьмом. А еще в пятьдесят третьем, – ответил я.
– Правильно! Именно так. Вы помните про странную привычку товарища Сталина не спать по ночам? Тогда целые министерства не спали, все большие начальники, которые хоть немного были на виду, должны были быть готовы к неожиданному звонку. Вам эта странность ни о чем говорит?
– Да нет пока, – ответил Валера.
– Хорошо. Тогда слушайте дальше. Когда наши физики перенесли систему в межвременную зону или как там они ее называют, они, воплощая мою идею, также построили систему ЦПТ, то есть центральных посмерных телепортаторов, по одному на каждый ярус. Каким-то образом они добились того, что как только на Земле умирает человек, его труп немедленно оказывается в приемном шлюзе одного из ЦПТ, и при этом тот же самый труп остается на Земле. Так что люди там, на Земле, абсолютно ничего не замечают. Наши физики называют этот процесс с образованием копии трупа ядерно-магнитным клонированием или как-то так, в технические детали я уже не вникаю. Недавно наш ученый Гарольд Брэкстон построил трубопровод, который может перемещать не только трупы, а в принципе, любой объект. Просто перемещать, а не копировать. В порядке эксперимента я разрешил им засосать в трубопровод разводной ключ, из павильона, арендованного нашими агентами для лаборатории Брэкстона. Брэкстон сказал, что защитил заборник трубопровода от проникновения случайных объектов полуторакилометровым тоннелем. Вы не поленились пройти весь этот тоннель и свалились в заборник трубопровода. Впрочем, вернемся к моему рассказу.
Как теперь всем известно, Коба, как и Старик, в средствах не стеснялся, и когда надо было кого-то шлёпнуть для пользы дела, сомнений не возникало. Коба всегда говаривал: «Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы». И отстреливал, не стесняясь, всякую сволочь. Только Вы понимаете, молодые люди, Вы поймите меня правильно: как только у Кобы становилось на одну проблему меньше, так у меня немедленно становилось на одну проблему больше. Ведь я – человек с гуманистическими идеалами, и в моей системе в постбиологическом пробуждении не отказали еще ни одному трупу. Это наш святой и незыблемый принцип. Но когда к тебе сплошным потоком поступают трупы подлецов, отщепенцев, бессовестных негодяев, шпионов, антиобщественных элементов, заговорщиков, стяжателей, шантажистов, мошенников, казнокрадов, наконец просто бандитов, и всех их надо включать в нормальное рабочее существование – это почти что форсмажорная ситуация. Понимаете, принять такое количество человеческого отребья было для нас чрезвычайно тяжело. Это ставило под угрозу существование системы. А отказываться от дальнейшего приёма трупов, не пробуждать их – это было бы еще гораздо хуже, потому что это ставило под удар саму цель системы, ее основные идеалы.
И я нашел блестящий выход, то есть, что надо делать, чтобы сохранить нашу систему. Необходимо было обуздать Кобу и заставить его делиться с нами не только всякой сволочью, но и хорошими людьми. Коба довольно часто заглядывал в Мавзолей. К тому времени в саркофаге уже лежало настоящее тело Ильича, которое мы нашли в одном из подвалов и тщательно отреставрировали. Но иногда я подменял его на его посту в саркофаге. Хотелось послушать, что говорит народ. Я и сейчас довольно часто это делаю.
– Рафаэль Надсонович, Вы же сказали, что систему перетащили куда-то в тартарары, откуда на Землю выход заказан – сказал Валера.
– Именно так. Еще не хватало, чтобы мои живые мертвецы стали разгуливать по Москве. Выход им заказан, причём заказан крепко и навсегда. Из системы выход заказан всем, кроме меня и моих специальных агентов. И выходят они через мой Мавзолей. Я попросил физиков перенести систему так, чтобы из нее можно было попасть в Мавзолей прямо через дверь. И они мне это сделали. Эта дверь находится здесь, в моем кабинете, и я иногда ей пользуюсь. Но я Вам рассказывал совсем о другом. Так вот, у Кобы была замечательная привычка заходить иногда в Мавзолей проведать своего старого соратника, посидеть рядом с саркогфагом, покурить трубку. В такие моменты все оставляли его одного, и даже охрана ждала снаружи. И вот однажды я взял с собой одного из своих людей с похожей фигурой и прической, одетого в такой же китель и велел стоять наготове. Иосиф Виссарионович, как всегда, сидел рядом с саркофагом, курил трубку и думал о своем. И вот тут-то я его и подкараулил. Я чуть-чуть приоткрыл крышку, высунул руку из саркофага, а в руке у меня был маленький шприц с цианистым калием. Я ведь был профессиональным пунтиллеро, Вы помните. Товарищ Сталин умер мгновенно. Вместо него к моему саркофагу сел мой загримированный агент, а товарища Сталина унесли вниз другие мои люди.
– А почему не через ЦПТ? – спросил я.
– Труп поступил и через ЦПТ, само собой. Но ведь нужно было убрать труп с места убийства, правильно?
– Логично, – сказал Валера. – И какой же труп вам пришлось потом уничтожить – настоящий или копию?
– А зачем уничтожать? Я Вам уже говорил, мы еще никому не отказывали в постбиологическом пробуждении. Мы провели через процесс регенерации оба трупа, так что у нас в системе благополучно существуют два товарища Сталина. Я могу позвонить, и сюда приведут сразу обоих. Мы можем пообщаться впятером. Оба они в курсе последних событий в посткоммунистической России, и представьте себе, у них совершенно разная оценка этих событий и разные мнения. Так что, привести, пообщаемся вместе?
– Да нет, спасибо, – ответил Валера. – Нам бы скорее выбраться отсюда, Рафаэль Надсонович!
– Ну хорошо, только уж не откажите мне в любезности, дослушайте сперва мой рассказ. Так вот, все это случилось как раз в тридцать седьмом году. Никто ничего ровным счетом не заметил, и любимый всеми товарищ Сталин продолжал свое правление страной уже в качестве постбиологического существа. Мне, с помощью моих ученых-некропсихологов, пришлось хорошенько внушить Кобе, каких именно людей мы желаем видеть у себя в системе, и результат не замедлил сказаться. Коба даже немного переусердствовал с этими лагерями и так далее. Но результат был поистине блестящий. Какие замечательные люди поступали к нам через ЦПТ в те годы! Ленинская гвардия, великолепные организаторы, люди кристальной и благородной души, талантища к нам перли сплошным потоком. Это была плеяда гениев. Было с кем работать! В те годы Пунтиллятор вырос, появились тысячи новых филиалов с тысячами секторов. Лагеря работали на полную мощь, так что эти сектора было кем заполнять. Коба делал своё дело, а вернее, наше дело, как надо! Трудился круглые сутки, ведь постбиологические существа не спят. Теперь поняли, к чему я клонил, когда спрашивал, знаете ли Вы о странной привычке товарища Сталина не спать по ночам?
– Рафаэль Надсонович! Вы! Вы… – Валера покраснел и задохнулся от обуревавших его чувств. – Вы просто чудовище!!
– Вовсе нет! – ответил главный архитектор системы – Если хотите знать, я – великий гуманист. Чудовищем был мой двойник. Коба был чудовищем. Коба страшно боялся, что я посажу вместо него в Кремль Троцкого. Я много раз объяснял Кобе, чтобы он успокоился, что в роли главы Коммунистической партии и Советского государства меня гораздо больше устраивает мертвый Сталин, чем живой Троцкий. Коба при всех своих недостатках был гораздо большим реалистом и практиком. У Троцкого в жизни главной была идея, а решать ее он был готов просто на ура. Я объяснил это Кобе, и он сделал вид, что мне поверил. Конечно, он знал про систему ЦПТ, знал многое другое, и он сумел обмануть систему. У Кобы в Мексике была своя сеть, они следили за каждым шагом Троцкого, зачем-то убили в Лондоне его сына. А самого Троцкого они могли отравить в любую минуту. Но Кобе не нужен был не только живой, но и постбиологический конкурент. Он хотел избавиться от Троцкого навсегда. Это было у него как паранойя. И он таки додумался, как обмануть ЦПТ простейшим способом.
– Так что, оказывается Меркадер именно поэтому и убил его теодолитом? – спросил Валера.
– Не теодолитом, молодой человек, а альпенштоком. Пробил голову и выковырял половину мозгов, прежде чем наступила смерть. Разумеется, после смерти ЦПТ переправил к нам его безмозглое тело, которое уже не годилось для регенерации сознания.
– И чего он этим добился? – спросил я.
– Да ровным счетом ничего, о чем я много раз ему говорил. После того как Коба выполнил свою задачу, и Пунтиллятор получил требуемое количество трупов хороших людей, ему было приказано инсценировать смерть и возвращаться в Пунтиллятор. Коба вернулся в систему в пятьдесят третьем году, но упросил меня построить ему саркофаг рядом с ним. Я был очень благодарен ему за последний подарок в виде трупов тех, кто погиб в давке на его похоронах – это всё тоже были хорошие, преданные люди. И я отдал необходимые распоряжения своим земным агентам. Несколько лет мы лежали с ним рядом – я тогда часто подменял Владимира Ильича, чтобы быть в курсе земных дел. Но Коба оказался недисциплинированным товарищем. Несколько раз он порывался встать, когда ему не нравились высказывания посетителей. Я с трудом смог его удержать. И вы знаете, все, что я рассказывал про Кобу – это был рассказ про тот самый экземпляр, который притащили из Мавзолея. У него процесс регенерации почему-то так и не истребил до конца врожденных недостатков характера. А вот тот, который прошел через ЦПТ – совсем другой человек, организованный, дисциплинированный, все это время активно руководил работами по организации новых филиалов. Наши некропсихологи продолжают изучать этот феномен.
Кстати, именно он спас положение зимой сорок первого года, когда фашисты подходили к Москве. Это был единственный в истории системы случай, когда я разрешил постбиологическим существам взять в руки оружие и сражаться с живыми людьми. Пользуясь своим личным авторитетом, Иосиф Виссарионович, я имею в виду того, который прошел через ЦПТ, собрал и организовал прекрасное ополчение из рядового и офицерского состава, погибшего на фронтах с июня и по декабрь. Наши инженеры вооружили их, и они по ночам выходили из Мавзолея и дислоцировались вокруг Москвы. Вот вам настоящая правда о зимнем наступлении под Москвой в сорок первом году. Мы сами создали и поддерживали эту версию о таинственных сибирских дивизиях. На самом деле, никакой переброски войск из Сибири не было и в помине. Если бы их действительно перебросили из Сибири, японцы устроили бы на Дальнем востоке такое, что Пирл-Харбор показался бы детской игрушкой. Конечно, я помог Москве вовсе не из любви к большевикам, а чтобы сохранить в их руках Мавзолей. Ведь если Гитлер занял бы Москву, он бы ее уничтожил вместе с Мавзолеем, и у меня возникли бы большие проблемы со связью с Землей.
Поймите наконец, молодые люди, я – вовсе не чудовище. Я даю людям если не жизнь вечную, то по крайней мере, вечное существование, причем довольно комфортное существование. Кроме того, мы теперь уже не нуждаемся в усиленном притоке трупов. Теперь у нас все – сугубо добровольно. Но представьте себе, у меня есть свои последователи из числа нынешних неокоммунистов. Они мне верят, и таких людей довольно много. Уж они-то наверняка знают, куда именно они попадут после смерти, и вполне этим счастливы. Вот, можете посмотреть.
Рафаэль Надсонович подошел к одной из стен и нажал хитро замаскированную кнопку. Стена раздвинулась, и за ней обнаружился огромный, чуть ли не во всю стену экран. Рафаэль Надсонович пробежался пальцами по пульту, и на экране возникло помещение, напоминающее сельский дом культуры. Большой зал, на стене портрет Ленина, а под портретом, как водится, цитаты. Я прочитал:
Только потеряв жизнь, человек может найти ее настоящий смысл.
«По-настоящему мертвый человек никогда не захочет снова стать живым».
Зал был набит народом до отказа. Все дружно и воодушевленно аплодировали. Затем народ встал со стульев и устроил настоящую овацию, и под эту овацию на сцену вышел Ленин, то есть конечно, Рафаэль Надсонович.
Выйдя на сцену, он выждал, пока затихнут аплодисменты, сделав поистине ленинскую паузу, а затем по-ленински поднял руку и патетически произнес:
– Товагищи! Ггаждане! Дгузья! Вся ценность человеческой жизни заключается в том, чтобы человек в конце концов умег, и его тгуп попал в Пунтиллятог Шмульдегсона. А сама по себе жизнь никакой ценности из себя не пгедставляет, потому что без нашей замечательной системы она только загаживает планету тгупами и отходами жизнедеятельности, с котогыми уже давно пегестала спгавляться планетагная экология! Поэтому Пунтиллятог Шмульдегсона – это есть единственно вегный путь газвития для мигового пголетагиата!
Люди в зале в едином порыве вскочили со своих мест и устроили такую овацию, что наверно, отбили себе все ладони и сорвали голос.