- Сидящие за этим столом имеют право говорить не только от своего имени, но и от имени всего мусульманского народа. Что бы там ни было, мы должны действовать рука об руку с нашим правительством, с нашими властями. Мы никогда не позволим, чтобы дюжина каких-то выскочек, которые называют себя всякими там социал-демократами и большевиками, чинила препятствия нашему правительству. Мы должны истребить не только этих выскочек и подстрекателей, но и вырезать весь их род. Я вас спрашиваю, кто окажет поддержку нашему правительству, если не мы?!
При этих словах Гаджи Аслан опять вскочил с места, желая говорить. Сидевший с ним рядом Исмаил-бек Сафаралиев дернул его за полу чухи, чтобы остановить, однако губернатор Накашидзе сделал рукой знак, предоставляя слово Гаджи Аслану. Тот воскликнул, ударяя себя кулаком в грудь:
- Я, мусульманин, считаю себя братом всех истинно русских! Господину губернатору должно быть известно, что я и Агабала Кулиев первыми записались в "Союз русского народа".
Слова Гаджи Аслана были встречены шумным одобрением присутствующих.
Губернатор Накашидзе, широко улыбаясь, сказал:
- Я весьма доволен вами, господин Гаджи Аслан. Однако должен сказать, что вам не следует затруднять себя поездкой на японский фронт. Храбрые молодцы, которыми вы располагаете, в один прекрасный день могут понадобиться нам и здесь, в Баку. Как я уже говорил сегодня, я еду в Петербург не без причины. Но с какой бы миссией я ни ехал в нашу столицу, по какой бы причине меня ни вызвали туда, я постоянно буду испытывать в своем сердце чувство глубочайшего почтения к мусульманскому народу, авторитетными представителями которого я считаю всех вас, господа, и в особенности нашего уважаемого хозяина дома. Мне посчастливилось в очень короткий срок постичь душу вашего народа. Мусульмане народ, который относится с уважением к законам нашего правительства, с готовностью повинуется своему правительству, как это и подобает истинным верноподданным государя императора. Эти качества я связываю с их благородной верой, которая прославляет мир и спокойствие. В моих докладах министру внутренних дел и наместнику на Кавказе я не раз писал об этом. Со своей стороны, наши столичные государственные деятели, члены нашего правительства с большим благожелательством относятся к верноподданным мусульманам. Лично я весьма высокого мнения о достоинствах и характере мусульманского народа. Мое искреннее отношение и любовь к почтеннейшему Гаджи и ко всему мусульманскому народу, который он представляет и которому покровительствует, заставляют меня принимать решительные меры и объявить беспощадную войну вражеским силам, которые стремятся умалить национальное величие мусульман. Правительство его императорского величества и впредь будет проводить политику, которой оно следовало до сих пор. Оно будет пресекать малейшие попытки второстепенных наций Закавказья, которые непочтительно относятся к другим великим нациям этого края и задирают перед ними нос, заявляя о своем превосходстве. Мы не потерпим, чтобы в Закавказье существовали тайные националистические партии, стремящиеся ущемить другие нации. Мы сокрушим эти партии - с помощью сил, которыми мы располагаем, а также с помощью других наций, которое преданы нашему государю императору. Господа! Обстановка, которая сложилась в Закавказье, хорошо известна вам. Здесь еще никогда не творилось подобное. Особенно большая беда угрожает мусульманам, проживающим в Баку. Это тем более возмутительно, что бакинские мусульмане являются самыми преданными слугами нашего государя императора. С одной стороны, большевики готовятся поднять вооруженное восстание и разграбить город, с другой стороны, дашнаки пытаются переправить из Эривани в Баку оружие. Несомненно, после того как это оружие прибудет сюда, всякие там лалаевы и агамовы не будут сидеть спокойно и начнут задирать нос. И в первом, и во втором случае под ударом окажется несчастный мусульманский народ, ибо большая часть богатства Баку принадлежит вам, мусульманам, которые известны своим миролюбием и у которых нет никакого оружия. Однако, господа, не думайте, будто правительство дремлет. Уже приняты соответствующие меры, направленные на то, чтобы защитить мусульман. Я заявляю вам это с полной ответственностью... Мы не дадим вас в обиду, и наше решение твердо. Я везу в Петербург господину министру внутренних дел ценный материал, который полностью посвящен проблеме - как обеспечить безопасность мирных мусульман Баку. Тем не менее вы, мусульмане, не должны быть застигнуты врасплох. Вам следует быть наготове. Мусульманам могут понадобиться различные средства защиты, и я даю вам торжественное обещание, что они будут своевременно выданы вам. Можете положиться на мое слово. Мы уверены, что в ответственный момент мусульмане покажут свою доблесть и защитят свою национальную честь и национальное достоинство. Я продумал все способы, призванные защитить вас. Обо всем этом есть договоренность с необходимыми инстанциями. Что же касается большевиков...
Гаджи Аслан, опять не выдержав, вскочил со стула и выкрикнул:
- За них я возьмусь сам!.. С большевиками надо покончить в одну ночь! Беру это на себя!..
Исмаил-бек Сафаралиев потянул его за полу чухи и усадил на место. Однако Гаджи Аслан не мог успокоиться, вновь вскочил, затем сел и, бормоча под нос проклятия в адрес большевиков, сдвинул папаху на самую переносицу. Пальцы его нервно барабанили по рукоятке кинжала.
Губернатор Накашидзе, выждав, пока Гаджи Аслан успокоится, продолжал:
- Большевики представляют опасность не только для мусульман, но и для всех наций, - обстоятельство, которое весьма тревожит нас. Партия большевиков является врагом любой нации, сыны которой исповедуют какую-либо религию. Большевики - противники бога, более того, они крайне враждебно настроены по отношению ко всякой вере. Кто организатор декабрьской забастовки? Большевики! Кто нанес неисчислимый материальный ущерб бакинским предпринимателям и одновременно довел местных рабочих до нищеты и безденежья? Опять же большевики! Впрочем, есть одно важное обстоятельство, которое мы не имеем права забывать. В настоящий момент большевики не заинтересованы в том, чтобы забастовки продолжались. Продолжение забастовок явится ударом по большевикам. Если всеобщая забастовка будет продолжаться, доведенные до крайне бедственного положения рабочие явятся на поклон к предпринимателям, начнут работать и, таким образом, отойдут от большевиков. Мой вам совет, господа: вы должны воспользоваться хитрой тактикой меньшевиков. Именно они, стремясь опорочить и развенчать большевиков в глазах рабочих, выступают за продолжение забастовки.
Когда губернатор кончил говорить, раздались возгласы:
- Да пошлет аллах долгой жизни нашему покровителю государю императору!...
- Да продлит аллах дни нашего заботливого отца, господина губернатора!...
Гаджи Аслан вскочил с места и громко сказал:
- Пусть господин губернатор не считает нас столь уж слабыми! Если аллаху будет угодно, господин губернатор лично убедится, на что мы, мусульмане, способны. Он увидит, какое богатырское племя порождено нашими отцами и матерями! Господин губернатор получит доказательства того, что мы, мусульмане, народ двужильный.
Вскоре губернатор Накашидзе распрощался с гостями и уехал.
Никто не знал, что в этот вечер он должен был присутствовать еще на одном торжественном банкете, организованном в его честь богачами-армянами Лалаевым и Агамовым. Националистически настроенные представители армянской буржуазии услышали от губернатора те же обещания, которые час назад он давал мусульманам в доме Гаджи Зейналабдина Тагиева.
Когда гости Гаджи разошлись и в доме воцарились тишина и сон, Женя, запершись в своей комнате, подробно записала на бумаге все, чему она была свидетелем па прошедшем банкете.
XXV
Около полудня Гаджи пришел в "зеркальный зал", чтобы осмотреть картины и репродукции, выполненные по заказу Соны-ханум.
Члены специальной комиссии, возглавляемой модным в Баку художником Беноном, завесили все стены "зеркального зала" проектами и эскизами, которые должны были дать хозяевам дома наглядное представление о будущем "восточном зале".
Окна и двери "зеркального зала" были занавешены портьерами, позаимствованными из книги "Жизнь Багдада". С потолка свисали разноцветные фонарики. На стенах красовались пестрые полотна-с изображенными на них откровенно-бесстыдными сюжетами: любовного свидания Юсифа и Зулейхи; роскошного бассейна, полного обнаженных купающихся девушек, на которых из-за кипарисов глазеют похотливые мужчины; сцены из сказок Шехерезады: молодая жена банщика нежится в объятиях царевича, а у дверей спальни банщик, терзаемый ревностью, с маленьким сыном на руках.
Гаджи не удалось осмотреть все экспонаты, так как его неожиданно позвали к телефону. Спустя некоторое время он вернулся в "зеркальный зал".
- Надо написать письмо полицеймейстеру, - сказал он жене. - Возьми перо и бумагу, я продиктую тебе.
Он начал диктовать:
"Я премного благодарен вам, господин полицеймейстер за то, что вы выселили бастующих рабочих из бараков на территории моей фабрики. Ваши труды, будут вознаграждены. Я только что получил известие от управляющего фабрикой, который сообщает, что многие рабочие вместе с семьями нашли себе пристанище во дворе мечети. Надо принять необходимые меры и выдворить их оттуда..."
Закончив писать под диктовку Гаджи, Сона-ханум запечатала письмо в конверт и передала рассыльному, приказав отнести письмо в полицейское управление.
- Сейчас должен прийти Виктор Иннокентьевич, - сказала Сона-ханум мужу. - Очевидно, погода задержала его.
- Да, ветер небывалой. силы, и к тому же идет снег Мерзкая погода. Однако я должен уйти на время. Прими Михайловского сама. Вскоре после ухода Гаджи пришел Михайловский. Сона-ханум несказанно обрадовалась ему: он принес еще несколько картин, предназначенных для "восточного зала". Хозяйка приказала служанкам тотчас же повесить их на стены.
Сона-ханум и Михайловский принялись с жаром обсуждать детали будущего зала. Время от времени гость делал пометки в записной книжке, касающиеся их проекта зала.
- Мне кажется, дорогая Сона-ханум, - говорил Михайловский, - ваш "восточный зал" можно считать почти готовым. Через два дня все остальное будет у вас в доме. Обращаю ваше внимание на двадцать седьмую страницу книги "Жизнь Багдада". Одиннадцатая строчка сверху начинается так: "Зюбейда-хатун была бесценной жемчужиной, украшающей трон халифа Харуна-ар-Рашида..." Из этого очень важного сообщения мы должны сделать соответствующие выводы. Надо подумать о хозяйке "восточного зала", сделанного по образцу покоев дворца Харуна-ар-Рашида. Я должен буду преподать несколько уроков Соне-ханум, которая недостаточно хорошо знакома с образом жизни Зюбейды-хатун и поэтому не сможет с успехом подражать ей. Составленная мною программа занятий не представляет особой сложности.
Зазвонил телефон. Сона-ханум подняла трубку. Звонили из полиции. Кончив говорить с полицеймейстером, она сказала Михайловскому:
- Полицеймейстер сообщает, что семьи бастующих рабочих выброшены со двора мечети на улицу. Пусть снежок охладит их пыл!
- Не будем отвлекаться, дорогая Сона-ханум. Сейчас я должен преподать вам шесть уроков по следующим разделам: первый - наряды Зюбейды-хатун, второй - взор Зюбейдыхатун, третий - улыбка и смех Зюбейды-хатун, четвертый походка Зюбейды-хатун, пятый - забавы Зюбейды-хатун, шестой - гнев Зюбейды-хатун.
Сона-ханум распорядилась, чтобы Женя принесла наряды, сшитые по образцу туалетов Зюбейды-хатун.
Взбалмошная миллионерша распустила волосы и повязала лоб широкой зеленой лентой. Поверх ленты надела бриллиантовую диадему. Платье из тонкого зеленого шелка было украшено пестрыми цветами и розами, сделанными из атласа. Белые шелковые шаровары застегивались внизу большими позолоченными пуговицами. Ноги новоявленной Зюбейды-хатун были украшены туфлями, расшитыми бриллиантами и подбитыми золотыми подковками. На лодыжки были надеты драгоценные браслеты с золотыми колокольцами, которые издавали при ходьбе нежный, приятный звон.
Сона-ханум быстро усвоила все разделы учебной программы, выполнение которой должно было уподобить ее любимой жене великого багдадского халифа. Не давался ей только последний раздел - касающийся разгневанности. В этот день у нее было чудесное настроение, и она никак не хотела гневаться. На кого и на что она должка была сердиться?
Сона-ханум роскошно развалилась на мягком бархатном тюфячке и, положив голову на пуховую подушку с большими кистями, курила кальян. Брови ее были густо накрашены, глаза подведены сурьмой. Наслаждаясь кальяном, она потягивалась.
Михайловский попросил ее подняться несколько раз и лечь, дабы она отработала жесты, приличествующие царственной особе.
Опять зазвонил телефон. Сона-ханум в раздражении сняла трубку. Поговорив, обернулась к Михайловскому:
- С фабрики, - сказала она. - Покой можно потерять с этими строптивыми рабочими. Наш управляющий Гаджи Мамед сообщил мне, что он перекрыл воду, и все, кто живет на фабричном участке, остались без воды. Теперь муж будет доволен.
- Какая проза! - бросил Михайловский. - Давайте еще разок отработаем жесты.
Сона-хапум нашла дело и своим служанкам. Двоим из них, самым пригожим, она приказала намазать лица сажей и стать у ее изголовья со скрещенными на груди руками. Три другие девушки развлекали госпожу, играя на восточных инструментах. Когда музыка умолкала, слышно было бульканье воды в кальяне. Две девушки обмахивали Сону-ханум опахалами из павлиньих перьев. Еще две девушки - в мужских одеждах - массировали ей тело.
Вдруг открылась дверь, и в зал вошел Гаджи. Увидев этот маскарад, он на мгновение растерялся.
Михайловский почувствовал, что хозяину дома не нравится их затея. Он виновато смотрел на Гаджи, не зная, что сказать.
Неловкое молчание нарушила Сона-ханум:
- Продолжим наши занятия, дорогой учитель, - пропела она.
Гаджи гневно сверкнул глазами.