— Чего тебе? — буркнула она она и торопливо спрятала зеркальце в карман.
— Аминь, сестра, — изрек я многозначительно. Как там вообще у говнарей разговаривать-то принято? Я сел на стул напротив нее и доверительно подался вперед, раскрыв ладони. Даже хорошо, что одна рука забинтована, вызывает сочувствие. — Тот еще денек, правда? Представляю, как ты задолбалась…
— Да уж… — она дернула плечом и с недоверием посмотрела на меня.
— Я в прошлом году на «Рок-генераторе» в Усть-Илимске работал, так что очень хорошо тебя понимаю, — я двинул рукой так, чтобы едва коснуться ее пальцев. Она вздрогнула, но руку не убрала. Хороший знак.
— Не слышала про такой, — протянула она. Нотки «вахтера» в голосе еще полностью не исчезли, настороженность тоже.
— Да он маленький совсем, у нас всего-то было десяток групп Забайкалья, — усмехнулся я. Еще бы она про него слышала, я его только что выдумал. И в этом самом Усть-Илимске никогда в жизни не был, только знал, что он в Иркутской области где-то.
— Тот еще цирк с конями, — хохотнул я. — Нам концерт начинать, зрители уже собрались, а у нас солист «Четверговых выползней» напился и блюет в углу. Вообще ни петь, ни свистеть. Всю программу пришлось перекраивать на коленке. А в середине еще и аппарат накрылся. Я весь в мыле бегал, пока разруливал.
— А ты врубаешься! — на ее плоском некрасивом лице наконец-то появилась улыбка. — Я за неделю на десять кило похудела, на ремне новую дырку пришлось пробивать.
— Аминь, сестра! — повторил я. — Я после «Рок-генератора» себе зарок дал — обязательно заскочить к админу и морально поддержать. Были бы бабки, подарочек бы занес. А то несправедливо выходит — эти на сцене кривляются, им все хлопают. А настоящие герои, вроде нас с тобой — в тени.
— Это правда… — она вздохнула. — Сейчас еще пять минуточек посижу, чтобы не истерить. И пойду разруливать… «Ян и цеппелины» пьяные, но вроде вменяемые. А Гусь в туалете уснул. Я с его «Бесприданниками» поговорила, они сказали, что в чувство его приведут, а сами еле языками ворочают. Панки, е-мое. И с «Пиночетом» та же история, хорошо, если на сцену выйти смогут…
Я слушал, качал головой, сочувственно поддакивал, держал за руку.
— Может, подменить кого надо, чтобы сетку не перекраивать? — участливо спросил я. — У меня ребята ответственные, до концерта — ни капли в рот.
— Ох… — она вздохнула. — Сейчас посмотрю, ага. А играют нормально хоть?
— По струнам попадают, — я подмигнул.
— Ясно… — она поджала губы. — Тогда давай вот так… Новички у нас во втором отделении. Там была какая-то группа «Крыжополис», они не явились. А Артуру из «Промискуитета» лицо разбили. За сценой сможете подождать и не отсвечивать?
— Не вопрос, — кивнул я.
— Тогда вот… — она выдвинула ящик стола, порылась там, достала картонку с нарисованным маркером номером «12». Что это символизировало, хрен знает. Спрашивать не стал, она не объясняла. — В общем, бери своих, и топайте в гримерку. Второе отделение начнется, я позову, хорошо?
— Аминь, сестра! — в третий раз повторил я и с благодарностью сжал ее пальцы. Добавил во взгляд обожания. Получилось, судя по вспыхнувшему на ее щеках румянцу. — Я Вова, если что. Для друзей и тех, кто в теме — Велиал.
— Света, — представилась девица. — Но обычно меня зовут Клэр.
— Все, больше не отвлекаю, — я поднялся, еще раз пожав ее пальцы. — Сил тебе, держись. Если что, я не выступаю, у меня рука. Но понадобится помощь, семафорь, буду на подхвате.
— Ох… — она посмотрела на меня глазами уставшего котика. В таком виде даже ее не очень-то красивое лицо стало вполне миловидным. Из задерганной тетки-вахтера она превратилась в симпатичную булочку.
Я вышел наружу, притворив за собой дверь, и помахал перед своими говнарями-приятелями полученной картонкой номер двенадцать.
— Но как ты… — выпучил глаза Астарот.
— Секрет фирмы, — оборвал я его. — Потопали искать гримерку. Мы во втором отделении выступаем.
Света-Эклер мне, конечно, ничего не обещала. Мы, типа, на подхвате, может на сцену она нас и не пропустит. И не то, чтобы я профи во всех этих сценических делах, но, сдается мне, хаос там стоит еще тот. И если ушами не хлопать, то на сцену мои «Ангелы Сатаны» пробиться смогут. Будет какая-нибудь заминка с истерикой, еще кто-то набухается или что похуже. Атмосфера соответствующая, что уж. Теперь главное, чтобы мои говнари не набухались. Но для смелости по глотку я бы им выдал… А то рожи у всех как у первоклашек, впервые услышавших слово «коллоквиум». Ничего не поняли, но уже страшно.
— Что стоишь столбом, держи номер свой, — я ткнул Астарота в бок локтем и сунул ему картонку.
— Какой-то ты… — пробормотал Астарот, глянув на меня почти с испугом.
— Раз играть не могу, хоть какую-то пользу причиняю! — хохотнул я, помахав всем забинтованной рукой.
— Да, правда, ребята, пошли! — ожил Бельфегор, ухватил Астарота за рукав и поволок вглубь ДК. — Я знаю, где тут гримерка, в детстве меня мама сюда на танцевальный кружок водила.
Директора «химиков» можно было только пожалеть. По коридорам клуба слонялись рокеры разной степени опьянения. Было накурено, причем дым ощущался не только табачный. Персонал, если он и был, попрятался по тайным норам и не отсвечивал.
Нас принимали за своих. Нетрезвые девицы лезли обниматься, а патлатые парни махали руками и орали что-то приветливое. Один раз мимо промчалась цепочка чуваков с ирокезами и нарисованными на щеках черными звездами. Они орали «Иго-го!» и «Лучше в этом мире нету Аугусто Пиночета». Ага, даже без бейджей понятно, кто это. Выглядят пока бодро, но очень азартно передают по цепочке бутылку какого-то шмурдяка, так что продержатся они или нет, зависит от количества припасенного алкоголя.
Мои говнари приободрились, глаза заблестели в предвкушении, особенно восторженным смотрелся «хороший мальчик» Кирилл. Прямо-таки являл собой аллегорию «незамутненный восторг неофита при знакомстве с закулисным миром провинциального рока». Насколько я знаю, никакого бухла с собой у нас не было, только инструменты. На бухло нужны были деньги, а их вчера все потратили. Так что, кажется, мы были самые трезвые в этом гадюшнике.
Но на подходе к гримерке нам навстречу вывалился расхритсанный чел лет тридцати. Светлые патлы торчат в разные стороны, под распахнутой косухой — драная майка, в руке — бутылка водки.
— Ребяяята! — он расплылся в счастливой улыбке и распахнул объятия. — А я знаю, кто со мной сейчас выпьет!
Что-то в нем было очень знакомое. Будто я видел его где-то. Причем, совсем недавно.
Только он вроде был… эээ… старше?
Астарот, тем временем, уже обнимался с приветливым патлачом. Кажется, они даже знакомы.
— А запивон есть? — спросил он.
— Так хайром занюхай, я его две недели не мыл! — радостно заржал чувак.
Астарот выдохнул, сделал глоток, скривился. Передал бутылку Бегемоту. Тот тоже отпил. А я все смотрел на этого парня. Где же я его видел?
— А ты врубаешься! — заорал тот и хлопнул Астарота по плечу. Бегемот закашлялся и сунул бутылку Бельфегору. Тот нервно посмотрел на меня. Я покачал головой. Мол, не пей, пацан, вам еще выступать.
— Давай, братишка, глотни! — хрен в косухе подался вперед и повис на плече у Астарота. — Ты же рокер!
И тут я его узнал. Так узнал, что даже в башке зазвенело. Только сейчас его рожа еще не была такой обрюзгшей, а поверх ремня не вываливалось пузико. Но это точно был он. Тот самый мужик, который швырнул гранату там, в двадцать третьем году. Который орал что-то насчет молодой шпаны, возмущался панкам-веганам и громогласно требовал водки.
И сейчас он тряс Бельфегора за плечо, требуя, чтобы тот немедленно выпил. А мой рыжий кореш смущенно отворачивался. Но в конце концов сдался, приложился к бутылке. Но явно только сделал вид, что отхлебнул. И занюхивать шевелюрой патлатого не стал, уткнулся носом в свой рукав.
— А ты чего стоишь, как неприкаянный? — мутные глаза патлатого уставились на меня. — Трезвенник?
— Ага, язвенник! — хохотнул я и потянулся за бутылкой. Больше всего хотелось сейчас разбить ее об голову нашего «добродетеля». Но вместо этого я похлопал его по плечу и сунул ополовиненную бутылку в карман косухи. Приобнял за плечи. — Пис, братишка! Мэйк лав, нот вар!
— О, врубаешься! — патлатый тоже меня приобнял. А я повернулся к Астароту.
— Дуйте в гримерку давайте!
— Эй, а я не пил! — вякнул Бегемот. Стоял он как раз очень удачно, так что я двинул ему локтем свободной руки под дых. Он сдавленно крякнул, но намек, кажется понял.