— Ага… — она бросила на меня теплый взгляд и снова погрузилась в свою работу — перенести с кучи неровных клочков бумаги записи в единую таблицу.
Скучал я на самом деле недолго, минут пятнадцать. Все это время Света-Эклер время от времени касалась пальцами подаренного цветка. Порадовал, значит. Ну вот и ладушки…
— Все, я закончила! — она решительно захлопнула журнал, зажав между его страницами те самые огрызки бумаги, и убрала его в ящик стола. — Давай запись и заявление.
— Вот, — я положил перед ней кассету и три листа с разными версиями заявления. Сухо-деловую, романтичную и разухабисто-простонародную. — Хочу посоветоваться сначала. Не знаю, что тут у вас за корпоративная культура, так что изобразил разные версии заявлений. Проконсультируешь, которая лучше подходит?
— О, а ты серьезно к делу подошел… — Света пробежала глазами тексты заявлений. Засмеялась на «панковском», второй раз перечитала романтичный. — Вот этот, ага. Выглядит идейно, у нас такое любят. Только вот…
— Что? — подался вперед я.
— Название ваше… — она прикусила губу.
«Да, мне тоже не нравится», — чуть не ляпнул я, но удержался. Реально был с ней согласен, дурацкое название.
— Понимаешь, «Ангелы Сатаны» это как-то… Даже не знаю… — она постучала кончиком ручки по столу. — Не знаю, как объяснить. Могут прицепиться на прослушивании и прокатят. Может, ты поговоришь с ребятами, и вы его поменяете на более нейтральное?
Я задумчиво перечитал свое заявление. Поговорить, ну да. Три часа сношания мозгов, потом полночи типа мозгового штурма, когда каждый будет высказывать свое ценное мнение. Астарот опять начнет обижаться и истерить…
— Да не вопрос, давай перепишу, — принял решение я.
— И обсуждать не будете? — удивилась Света.
— Знаменитый гангстер Аль Пачино когда-то сказал: «В детстве я молил Бога о велосипеде потом понял, что Бог работает по-другому я украл велосипед и стал молить Бога о прощении», — медленно произнес я, переписывая заявление на чистом листе. Над названием я думал не особенно долго, можно сказать, вообще не думал. Автоматически начал писать «Ангелы С…», остановился, чертыхнулся, думал зачеркнуть. Несколько секунд медитировал на это дело. Хм. А что? Нормальное же название получилось. Быстро дописал текст заявления и передал его Свете. — Годится?
— Да, гораздо лучше! — улыбнулась она и воткнула в магнитофон кассету. О, надо на ней тоже переправить! Я забрал у нее подкассетиник, вынул бумажку и прошлым названием, и подписал заново. Покрутил в руках пластиковую коробочку с простой белой бумажкой в качестве обложки. Фотосессия нужна, вот что. Когда Илюха-Бес доделает костюмы, надо будет обязательно найти фотографа, который сможет забабахать нам крутых кадров. Чтобы и постеры можно было наделать, и в кассеты повставлять… Но это потом. А сейчас я следил за реакцией светы на нашу новую песню. Сначала ее лицо было как бы говорило: «блин, как же вы надоели, бездарности криворукие…», когда зазвучала запись, она бросила на меня удивленный взгляд. Видимо, ожидала что будет очередной домашний звук со звоном стаканов и хиханьками друзяш на заднем плане. Дослушала она, уже кивая в такт и с вполне довольным видом.
— А неплохо, — сказала она. — Очень неплохо, уже сейчас даже могу сказать, что до прослушивания вас допустят.
— Что, остальные кандидаты — сплошные мамкины рокеры? — хохотнул я.
— Тсс, так нехорошо говорить! — смеясь, шикнула она.
— Да ладно, чем хуже они, тем больше у нас шансов, — отмахнулся я.
— Как? Разве тебе не хочется честной конкуренции с сильными соперниками? — спросила Света. По ее лицу было непонятно, серьезно она или нет.
— Не в этом раз, — я покачал головой. — Здесь на кону стоит бюрократическая формальность, а не битва за души зрителей.
— Ну… да… — она кивнула. — Наверное, ты прав… Просто тут скопилось столько шлака, что я даже не знаю, что с этим делать. Вот, например.
Она вытащила нашу кассету, убрала ее в подкассетник и аккуратно положила на наше заявление. Вместо нее вставила другую.
Из динамиков раздался металлический лязг, кажется, это били ложкой по кастрюльной крышке. Дальше два девичьих голоса запели.
— Мумба-сумба-мумба-субма…
Я иду по асфальту в кожаном пальте
У меня в руках бутылка пива
На уроках скучно, мы хотим чуда
А вокруг только
Мумба-сумба-мумба-сумба…
— Блин, это так плохо, что даже хорошо, — я не выдержал и заржал.
— У них, если что, этой пурги целый концерт записан, — устало сказала Света. — Полтора часа они кривляются перед магнитофоном. И заяву накатали на трех листах. Это, понимаешь ли, дуэт «Королевская кобра». И они уже неделю меня осаждают, потому что уверены, что я должна им устроить аранжировку.
— В каком смысле устроить? — спросил я.
— Ну как… — фыркнула Света. — Они же талантливые певицы и поэтессы, вот только в музыкалке они не учились, из всех музыкальных инструментах умеют играть только на моих нервах. Но чтобы их шедевры зазвучали по-настоящему, на прослушивании им нужна аранжировка. Или минусовка, или, еще лучше, чтобы им профессиональные музыканты подыграли. Например, «Парк культуры и отдыха». И я должна им это обеспечить. Обязана просто! Врубаешься?
— Нда, я сейчас представил лицо Конрада, когда ты ему об этом рассказываешь, — усмехнулся я.
— Ага, — фыркнула Света. — Одной рукой он будет гладить меня по голове, а другой — звонить в дурку, я уверена. Они, кстати, еще и до Полежаева добрались, прикинь? Звонили ему, в приемную каждый день приходят.
— Полежаева? А кто это? — спросил я.
— Это зам по культуре в нашем райисполкоме, — махнула рукой Света. — Отличный мужик, он нам и с помещениями помогает, и с аппаратурой. А мы ему — со всякими отчетными мероприятиями. Так эти девицы его решили тоже осадить.
— Ну вот, а ты говоришь, конкуренции нет, — хохотнул я. — Такая целеустремленность, эти девочки далеко пойдут…
— Ой, не знаю, — Света устало покачала головой. — Мне лично уже придушить их хочется.
— Может, кофе? — предложил я. — Есть у тебя обеденный перерыв?
Кафешка нашлась прямо в ДК. Ну как, кафешка — прилавок с подсохшими бутербродами с маслом и сыром и песочными пирожными, которые были бы гораздо лучше, если бы их делали из обычного печенья из бумажных пачек, склеивая сливочным маслом. Но отлучаться с рабочего места надолго Света не могла, так что пришлось довольствоваться, чем есть. Жидким и невкусным кофе и шоколадкой, которую я принес с собой на всякий случай. Потому что на рынке, где я работал практически каждое утро, вообще не было никаких проблем со сладостями. Были бы денежки.
Мы болтали. Я аккуратно и в порядке трепа выспрашивал у Светы всякое разное как про наших конкурентов, так и про состав худсовета. Она сплетничала охотно, я задавал наводящие вопросы, смеялся в тех местах, где нужно было смеяться. И мысленно добавлял заметки в свою тетрадку-досье. Надо будет, когда вернусь домой, обязательно записать это все. В принципе, я уже не сомневался, что первый этап мы нормально проскочим, а до концерта успеем отрепетировать еще пару песен из тех, которые сочинил Кирюха, и у нас получится вполне цельное и бодрое выступление.
Но знать функционеров организации, в которую я собираюсь впихнуть своих подопечных, в любом случае нужно.
* * *
Астарот нервно трепал пряжку своего чешуйчатого жилета из кусочков кожи. Вид он имел ожидаемо-хмурый и недовольный. Кто-то опять посмел принять решение без его участия. В принципе, в чем-то он даже был прав в своем недовольстве, название и впрямь следовало обсудить. Но очень уж мне не хотелось опять устраивать этот кошачий концерт на пустом месте, так что я отложил разбирательство на последний момент. Когда точка невозврата уже будет пройдена.
— Я все равно не понимаю… — хмуро пробухтел он.
— Астарот, остынь, в том-то и дело, что я не собирался менять название, я его просто сократил, — сказал я.
— Ну и нафига? Теперь же стало совсем непонятно! — возмутился он. — «Ангелы Эс»… В каком смысле — Эс. Света? Социализма? Селедки?
— Сервелата! — подсказал Бельфегор. Бегемот потер живот и огляделся, как будто в поисках еды.