А вот Кирилл играл, кстати, неплохо. Он пока инструмент настраивал, пробежался по струнам, и стало понятно, что с инструментом он обращается уверенно.
Я сидел на столе и болтал ногами в такт рваному ритму сатанинской музыки. Вникнуть уже не пытался. И старался не думать о том, что мой молодой растущий и чертовски худой организм хочет жрать. Чтобы как-то себя отвлечь, решил изучить содержимое своих карманов. Тех, до которых раньше не добрался.
Итак, у меня была замусоленная записная книжка с буквенной лесенкой. Беглое пролистывание показало, что часть страниц там даже заполнены. Ага, это контакт-лист такой. Еще имелся паспорт, согласно которому меня звали Владимир Викторович Корнеев, родился я в Новокиневске, двадцатого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят второго года. Совершеннолетний, значит. И у меня скоро днюха. Я пролистал страницы дальше. К военной службе негоден, адрес прописки… Достоевского, пятнадцать… Ага, даже примерно себе представляю, где это. Что-то мне подсказывает, что я до сих пор там проживаю со своми родителями. Поскольку если бы я обладал отдельной жилплощадью, фигли бы мы своей говнарской толпой бухали на квартире Астарота под дамокловым мечом возвращающейся утром мамы?
Ладно, это несложно проверить, в конце концов.
Что еще?
Хм, бумажка какая-то… В клеточку. Как будто из тетради вырвана.
«Дорогая Лена! Приходи в субботу в кафе „Лира“, тебя ждёт сюрприз»
Перечеркнуто.
«Ленок, может встретимся, кофе попьем? Как насчёт кафе 'Лира»?
Тоже перечеркнуто.
И ещё несколько раз имя «Лена» разных размеров.
Ну, это нормально. Я вполне здоровый и половозрелый парень, пытался пригласить какую-то Лену на свидание. С неизвестным результатом.
Вообще интересно, что случилось с прежним обитателем этого тела. Пока разворачивал бумажку, почему-то думал, что найду там записку, типа «В моей смерти прошу винить N, из жизни ухожу добровольно, невыносимо ходить по одной земле с…» Чушь, конечно, но было бы понятно. А то получается, что жил себе человек, на гитаре лабал, а потом — хоп! — и исчез. С одной стороны, как-то тупо самоубиваться на дружеской попойке. С другой, как раз неплохой выбор. Уходишь в сортир, глотаешь горсть снотворного, выходишь. Складываешься какашечкой под столом. Не просыпаешься. Никто и не обратит внимание, что ты вырубился. И в морг потом тело доставят.
Но записка была о другом. Так что, видимо, секрет исчезновения говнаря по кличке Велиал, я узнаю не сейчас. Если вообще узнаю, конечно.
— Велиал!!! — судя по тому, как Астарот орал, звал он меня уже не в первый раз.
— Чего тебе? — я смял бумажку и сунул ее обратно в карман. Потом разберемся с этой Леной.
— Как мы сыграли? — спросил наш фронтмен.
— Блистательно, другого я и не ожидал, — соврал я. Я даже не слушал, что именно они там играли. И уж точно не слушал текст. Зря, наверное. Перелом руки — мера временная, так что мне один хрен придется эти «шедевры» разучивать.
— Собираемся! Нам уже пора, — Астарот принялся сматывать шнур от микрофона.
Ехать нам пришлось практически через весь город. Вопросов я не задавал, но по разговору было несложно понять, что концерт — это не просто концерт, а мероприятие в рамках большого рок-фестиваля. И не просто фестиваля. Это была «Рок-провинция». Та самая, ностальгия по которой замучила Генку. Ха, получается, я сейчас увижу знакомые лица?
Сначала мы ехали на трамвае, а потом пересели на троллейбус. Трясущаяся, лязгающая и искрящая рогами коробка мчалась по проспекту Ленина — кратчайшей прямой, соединяющей центральную и респектабельную часть Новокиневска с промзоной, Нахаловкой и маргинальными окраинами. Было любопытно смотреть на свой город в прошлом. Таким я его, считай что, и не видел. За последние годы как-то привык к ухоженному облику, подсветке, кафешкам, ровным тротуарам. А здесь… Город погружался в сумерки, фонари сначала горели более или менее все, но после перекрестка с Юго-Восточной мы словно оказались в каком-то другом городе. От уличного освещения осталось хрен да маленько, дома то и дело зияли выбитыми окнами. Все такое обшарпанное, серое, угрюмое. Одинокие прохожие шли торопливо, то и дело оглядываясь. Сумки прижимали к себе. Но были и другие, сбитые в компашки, одетые в спортивные костюмы. И вот они как раз не боялись.
— Пригнись быстро! — Астарот дёрнул меня вниз. — Там Бахмет на остановке! Заметит, обязательно привяжется!
— И что? — спросил я. Пригнулся, конечно. Чужой всё-таки монастырь пока.
— Ты дурак что ли⁈ — зашипел Бегемот, сидящий на корточках рядом. — Или ты не только руку, а ещё и мозги сломал? Их же человек десять!
Я осторожно выглянул на улицу через заднее окно. Рядом с синей будкой остановки топталась компашка крепеньких подростков. Человек семь. На парочке — кожаные куртки, остальные в джинсовках. Спортивные костюмы. Для бандитов мелковаты. Обычная гопота.
— Велиал, быстро сядь, тебя же заметят! — Астарот снова дёрнул меня вниз. Но поздно. Мелкий говнюк в кепончике из команды гопников ткнул в сторону троллейбуса пальцем. Самый рослый из них заглянул в открытую дверь троллейбуса, и уже через пару секунд на задней площадке стало тесно.
— Какие люди и без охраны! — радостно уперев руки в бока заорал тот самый мелкий. — А чего это вы присели, посрать что ли собрались?
— А волосы-то, волосы! — подхватил второй, с фиолетовым фофаном под глазом. — На парикмахерскую денег нет? Ну так мы поможем!
— Бахмет, отстань, — нервно проговорил Астарот, поднимаясь на ноги. — Мы на концерт едем.
— На концееерт? — заржал мелкий. — А может прямо здесь сыграете, а мы послушаем!
Гопники заржали.
— Бахмет, ну чем мы тебе помешали? — заныл Астарот, и мне самому захотелось ему вломить. От его тона у меня даже зубы заболели, кажется.
— Кому Бахмет, в кому Виктор Михайлович, — самый рослый сплюнул себе под ноги. Неудачно. Хотел наверняка на ботинок Астарота, вместо этот попал на свой.
— Проезд оплачивать будем, молодые люди? — раздался с прежней площадки сварливый голос кондукторши.
— Да мы только одну остановку! — кривляясь, заявил мелкий. — Честно-честно!
— Это что ещё за дела⁈ — возмутилась тетка. — А ну вылезайте! Лева, открой двери!
— Бахмет, ну у нас правда концерт сегодня… — снова загудел Астарот. Здоровяк двинулся вперёд и толкнул его плечом.
— По моей территории едешь, а за проезд не платишь, значит? — он криво ухмыльнулся. Астарот весь скукожился, губы его затряслись.
— Виктор Михалыч, ты вроде образованным человеком выглядишь, — вмешался в разговор я, легонько отодвигая расклеившегося Астарота в сторону. — А что такое энвольтирование знаешь?
— Чего? — рослый Бахмет развернул свою плоскую рожу ко мне.
— Оплачивайте или выходите! — кондуркторша бесстрашно влезла между двумя гопниками.
— Энвольтирование, — спокойно повторил я. — Это такое сатанинское проклятье, когда в твою восковую копию тыкают иголки, а у тебя хрен отваливается и жбан болит. Понял?
— Ты чего базаришь такое? — Бахмет быстро заморгал. Шестеренки в его голове прокручивались с таким скрежетом, что снаружи было почти слышно.
— Восполняю твой пробел в образовании, Виктор Михалыч, — усмехнулся я. — Кстати, это не тебя я вчера на барахолке видел? Ты вроде деревянными членами торговал…
— Чего? — взревел Бахмет. Но с места не двинулся. Зато кто-то из его парней хихикнул. Парочка пассажиров засмеялись вполне отчетливо. Плоская рожа Бахмета начала багроветь.
— А нет, сорян, обознался, — сказал я. — Так вот, Виктор Михалыч, слушай сюда. Владыка Сатана, наш защитник и покровитель, большой поклонник нашего творчества. И если по вашей вине мы вовремя на концерт не приедем, будет вне себя от ярости. И тогда нам придется лепить твою восковую куклу и тыкать в нее иголками. И будешь ты проклят до седьмого колена… Хотя, скорее всего, никаких колен у тебя не будет. Потому что у тебя же хрен отсохнет, а дети у тебя вряд ли сейчас есть.
Бахмет слушал мой шизанутый монолог, приоткрыв рот. На самом деле, можно было нести вообще все, что угодно. Главное — не очень понятно, зато уверенным голосом.
— Ты ведь не хочешь, чтобы у тебя хрен отсох, правда? — спросил я.
— Да ты кто такой вообще? — влез в разговор мелкий, протискиваясь вперед.