Неля кинулась к своему круглому вертящемуся стулу без спинки, откинула блестящую крышку пианино – и грянул марш. Но она не сумела доиграть до конца…
– Где моя Черная Спинка? – вскрикнул Колька, заглушая пианино.
Черной Спинкой он называл раненую чайку, которую нашел прошлым летом на озере, возле лагеря, и всю зиму лечил.
– Она… была на кухне, – ответил отец и двинулся навстречу Кольке с распростертыми объятиями. – Здравствуй!..
Колька увернулся от его рук, бросил свой чемоданчик на тахту и выскочил из комнаты. Все трое – отец, Елена Станиславовна и Неля, – переглянувшись, неуверенно двинулись за ним.
В кухне на окне стояла пустая клетка… Это была не обыкновенная клетка, какую можно купить в зоомагазине, она была самодельная, очень просторная, так что птица чувствовала себя в ней свободно и не должна была натыкаться на деревянные перекладины. Эту клетку Колька построил очень давно с маминой помощью, и она бы, наверно, вполне подошла даже для ширококрылого горного орла, а не только для скромной чайки.
Внутри клетки в горшочке с землей рос куст, чтобы птица, если бы она не была речной чайкой, могла присесть на него и вспомнить свой родной лес.
Сейчас листики на кусте свернулись в сухие трубочки: их, видно, давно уже никто не поливал.
Дверца клетки, которую вполне можно было бы назвать дверью, была открыта. В пустой банке из-под консервов валялось несколько желтых зерен…
– Вы давали ей рыбу? – тихо спросил Колька.
– Нет… у нас не было времени возиться с рыбой, – ответил отец. – А вот зерна…
Колька боялся задать главный вопрос, оттягивая его.
– А ногу вы ей перевязывали?
– Да… бинтом…
– Но ведь тут, на кухне, темно и жарко… и пахнет газом. Зачем же вы ее сюда?…
– Ты знаешь, Николай (отец в серьезные минуты всегда называл его так – Николаем), ты знаешь, что Неля нигде летом не отдыхала, что она занималась с утра до вечера, а птица кричала, хлопала крыльями, чем-то там шуршала.
Ну, в общем, мешала ей…
– Черная Спинка, значит, тебе очень мешала? – все так же тихо, избегая еще главного вопроса, спросил Колька у Нели.
– Да, мешала! – звонко, дребезжащим от надвигавшегося плача голосом ответила девочка.
– Недаром тебя в школе зовут Писклей!
– Еще бы… Ведь я – твоя сестра!
– А ты мне не сестра… – выпалил Колька.
– Ты видишь, мама? Ты видишь?… – Голос Нели становился все тоньше, будто внутри у нее туже и туже натягивалась незримая глазу струна. И вот струна лопнула: разрыдавшись, девочка бросилась обратно в комнату.
До сих пор Елена Станиславовна молчала. В глубине души она считала, что должна была более чутко отнестись к Колькиной просьбе, внимательней последить за больной птицей. Она даже готова была вслух признать свою вину.
Но последняя Колькина фраза мигом изменила все ее намерения.
– Как ты можешь так, Коля? Неля видит в тебе своего брата, она так готовилась к твоему приезду… И эта Черная Спинка действительно мешала ей заниматься.
– Где же она сейчас? – тихо спросил Колька, не слыша ничего, кроме того, что касалось его любимой птицы.
Елена Станиславовна опустила голову.
– Она сдохла, – набравшись мужества, ответил отец.
Колька качнулся… Его поразило и то, что не стало любимой птицы, для которой он привез из лагеря целую банку мальков, и то, что отец сказал о ее смерти вот так прямо и грубо.
– Она умерла… а не сдохла. Умерла из-за вас! – крикнул Колька, сам еле сдерживая слезы. Он схватил свою огромную клетку и, неловко волоча ее впереди себя, спотыкаясь, побежал во двор…
– Ничего не понимаю, – медленно произнесла Елена Станиславовна. – Мы его так встретили… Неля марш приготовила. Подумаешь, птицы!..
1964 г.