Сидя в каяке, напоминавшим стручок гороха, с намалёванным, через трафарет, женским именем “Ирина”, девушка в чёрном гидрокостюме внимательно рассматривала дно. Дыхание её было тяжёлым, как толща воды, под которой находился объект наблюдения. Моргать нельзя.
Отражаясь на слизистой женского глаза, звёздочка света опускалась на дно, приближаясь к старой пятиэтажке, чьё подножие было залито розовым цветом. Звёздочка замерла. Затем прогулялась возле подъезда, закидывая луча света во все тёмные углы. И вдруг исчезла, влетев в зеву бетонного левиафана.
Зрачок расширился. Моргнув, девушка выдохнула. Напряжение, длившееся чуть дольше судороги захлёбывающегося человека, улетучилось. Оторвав взгляд от воды, она посмотрела на мужчину, раскачивающего лодку своими телодвижениями.
Сухие женские губы зашевелились:
— Впустила?
Он оторвал взгляд от неба.
— А ты бы впустила гостей, живя под водой в одиночестве?
Девушка не ответила. Задумавшись, она прогнала в голове возможные варианты, и пришла к выводу, что ответить на поставленный вопрос можно только оказавшись там, внизу, на месте хозяйки. Но увы, в данной ситуации — это невозможно. Нет ни возможностей, ни желания, ни сил.
Но, ответ прозвучал.
— Ясен пень впустит! — в свете солнца блеснула стеклянная бутылка. — Одиночество. Скука. И рыжий кот, постоянно просящий жрать. Я бы впустил. А ты? — и снова уставился на редкие облака.
— Не знаю, — она заметила бутылку и с отвращением отвернулась.
Женский взгляд снова вонзился в воду, стремясь добраться до дна. Ожидание мучало её и бесило. Кожа под гидрокостюмом зудела, вода в ухе сводила с ума. Нужно было хоть как-то отвлечься.
— Как думаешь, он на долго? — она открыла крышку компаса. Стрелка точно указывала на крохотные небоскрёбы, стоявшие на линии горизонта. Один острый, второй тупой, третий круглый. За ними прятался еще один, но как его обозвать — она еще не придумала.
Солнечные лучи пронзали бутылку вискаря насквозь, обнажая алкогольный осадок, способный утолить лишь головную боль после похмелья. Убрав сосуд забвения в боковой карман жилетки, мужчина ответил:
— Откуда же мне знать, — поглаживая рыжую бороду, напоминавшую заезженный пластиковый ёршик, отдраивший не один десяток глянцевых керамических покрытий, мужчина опустил взгляд. — Всё зависит от того, в каком настроении прибывает Лариса Петровна. Чаще всего сразу же выпроваживает, говоря, что занята, нет времени смотреть в наши пустые глазёнки. А бывает, как усядет за стол и давай молодость вспоминать, разливая самогонку.
Губы девушки искривились.
— Самогонка? Та самая, с алкоголем?
Скрипя резиной, мужчина облокотился на борт лодки, придвинувшись ближе к девушке.
— Да, та самая. И очень забористая! Поутру болит только совесть. Ну и возвращаясь домой есть все шансы захлебнуться. Такой побочный эффект, как и у любой другой выпивки в наше время. Понимаешь, да? Буль-буль…
Откинув голову, он снова устремил свой взгляд в небо и начал что-то насвистывать, вытянув потрескавшиеся губы.
— И как она там существует? — с сожалением обратилась девушка к горизонту.
Свист оборвался. Мужчина медленно опустил глаза. Возмущение с удивлением вылезли из кишечника и подступили к горлу, готовые выйти наружу. Он удержался от лишних эмоций, — откуда ей знать, как она там живёт.
— Существует? — саркастично спросил он. — Поверь мне — она живёт гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. Я даже так сразу и не отвечу на вопрос: “Чего ей сейчас не хватает?” Если только компании на вечер, но и это у неё сегодня будет в достатке. Когда всё закончится, можешь проведать старушку. Не пожалеешь!
— Ага. Только кто мне заправит баллоны?
— Точно! Этот нюанс выпал у меня из головы. Ну не проблема — заглянешь ко мне. Я теперь один живу — гостям буду рад! Заправлю тебе по полной, — тут он усмехнулся и слегка улыбнулся, — может еще что заправлю, — и подмигнул. — А потом вместе отправимся к бабке — выпьем самогонки, — сейчас он напоминал моржа, положившего взгляд на самку; его голова шаталась, а длинные рыжие усы частично скрывали ровные белые зубы. Животное — чья тяга к размножению была сильнее инстинкта самосохранения. Не хватала только второго крупного самца с бивнями до пола, чтобы они схлестнулись между собой ради доказательства или опровержения теории “Рыжего Дарвина”.
Омерзение и отвращение выступили глубокими морщинами на женском лице от услышанных слов. Если бы весло могло дотянуться до ехидной улыбки, расползающейся по мужскому лицу, — оно обязательно бы дотянулось и треснуло, оставив крупный синяк под глазом.
— Ну что, согласна?
Тут она принципиально не ответила, надеясь, что всё происходящее завернёт куда-то за угол и пойдёт по другому пути. Мысли об алкоголе, его вреде на организм, и похмелье, — насторожили девушку. Сейчас еще не хватало, чтобы третий член команды напился (а он это может), и полез искать выход наружу. А когда найдёт — начнёт всплывать, с трудом сдерживая в лёгких воздух. И не выдержит — откроет рот. Воздух вырвется прозрачными пузырями, и освободит место в лёгких грязной воде. Когда до поверхности останется пару метров, глаза закатятся, а все мышцы тела свернёт тугими узлами. Пройдёт немного времени — и ты уже часть биологической системы океана, пища для рыбы и остров для размножения моллюсков. Твоя отполированная груда костей послужит домом для некоторых форм морских губок, чья жизнь протекает на дне города.
Девушка отогнала дурные мысли. Представила длинную белую сигарету с красным кругом тлеющего табака. Тяга, — и мысли прочь. Тяга, — и лёгкое головокружение. Влажный язык с трудом описал дугу по шершавым губам.
Вред от курения её не волновал. Уже нет общества, где тебя могут осудить или оскорбить, сравнив с грязной пепельницей. Сейчас каждый представлял из себя кучку гниющей депрессии, готовый в любой момент залезть целиком в хрустальную пепельницу за тлеющим, обмызганным слюной окурком. Люди не брезгуют ничем перед голодом и зудом, вызванным тягой к вредным привычкам.
Фантазии быстро тлели, выделяя едкий дым реальности.
Задумавшись, девушка даже не заметила, как от дома отделился чёрный овал и устремился к поверхности, нацелившись на лодку, как голодная акула на тюленя. Стремительно приближаясь, овал увеличивался, приобретая очертания человека. Вытянутые вперёд руки сложены в острый наконечник. Мускулистые ноги. Ласты.
Овал не дышал. Его сердце медленно билось, экономя кислород. Метр за метром он набирал скорость. Молочная кислота служила горючим, а холодное течение — попутным ветром. И когда до поверхности было рукой подать, чёрное тело рвануло, словно пробка из бутылки шампанского, осушив адреналин в жилах.
Вначале девушка услышала всплеск воды, как будто кто-то швырну двадцатикилограммовый булыжник с моста в воду. Затем вдох, какой можно услышать стоя рядом с умирающим человеком, получившим пулю в грудь. И только потом — крик отчаяния, охваченный страхом.
Крик оборвался раньше, чем она успела обернуться.
Мужские пятки чиркнули по резиновому борту и скрылись за лодкой, брызнув водой во все стороны.
Тишина…
— Слава?
Её глаза бегали по лодке, как сумасшедшие по столам в психиатрической клинике, протестуя против приёма пищи через клизму.
Тишина…
Капля пота выбралась из пучка волос на виске, и устремилась к подбородку, оставляя за собой жирный след.
От лодки пошли мелкие волны, нахлёстываясь друг на друга.
Каяк качнулся. Затем еще раз, но сильнее. Девушка вынула ноги из “кармана” и нырнула в воду.
Молча, не произнося ни звука, подплыла к лодке. Достала жилетку с баллоном; кое как надела её. Вставила в рот загубник, опустила маску на лицо и, окутав себя кольцом пузырей, ушла под воду.
Лучи солнца пробивались сквозь гладь воды, уходя под воду на несколько метров. Среди бесконечного множества золотистых трапеций плавали мятые пластиковые бутылки, парил кусок вывески местного супермаркета, а венцом было огромное пятно бензина, тянущееся радужной лентой сквозь два мужских силуэта.
Подплывая ближе, девушка увидела, как фигура, облачённая в камуфляжный гидрокостюм, прижимает к себе рыжебородого мужчину спиной и душит, сдавливая его шею локтевым суставом. Заметив ножны на ноге незнакомца, девушка насторожилась, но пути назад не было. Она уверенно приближалась, трезво оценивая ситуацию.
Жертва извивалась в объятиях незнакомца, дергала ногами, слепо махала руками. Оставались считанные секунды.
Подплыв вплотную, девушка вынула свой загубник и попыталась вставить в рот своему собеседнику. Его губы шевелились, но зубы были плотно стиснуты, как во время эпилептического припадка. Она схватилась за руку незнакомца, пробуя её оторвать от шеи друга. Бесполезно. Словно металлический прут обвился вокруг шеи.
Вот глаза жертвы начали закатываться. Лицо приобрело синеватый оттенок, появились множественные складки. Держась за ошейник из натуральных мышц, мужчина из последних сил попытался хоть как-то себе помочь, но силы были не равны. Тело, охваченное агонией, устремило оставшиеся силы к голове. Шея вздулась, голова вжалась в грудь незнакомца, дав возможность открыть рот. Язык вывалился наружу, открыв путь мириадам пузырей, наполненных немым криком.
Взгляд девушки встретился с взглядом незнакомца. Сквозь пластиковую маску, она увидела зелёные глаза полные невозмутимости. Они смеялись над ней. Над её беспомощными попытками. Над её глупостью и наивностью. Но девушка не стушевалась. Протянув руки к его лицу, испещрённому кривыми бледными шрамами, она попыталась стянуть маску.
Взгляд мужчины изменился. Он испугался.
Женские пальцы практически коснулись пластиковой маски.
Мужская рука скользнула к ножнам. Страх сменился на гнев.
Девушка дёрнулась. Пальцы сжались в кулак, не успев прикоснуться к маске. Дикая боль вспыхнула в глазах ярким светом. Судорога пробежалась по телу. Зубы стиснулись, оставив характерный отпечаток на резиновом загубнике.
Лезвие вошло быстро, безболезненно и незаметно, словно врач местной поликлиники сделал вам укольчик, когда вы рыдали, поглядывая на изображения кошечек на стене. Но, когда рука потянула нож обратно, вспарывая мягкие ткани, мышцы и выпуская жир, — боль была нестерпимой.
Гренадиновая кровь струилась из раны, как табачный дым из кривой ноздри старухи. Кожа вокруг пореза вздулась и стала похожей на пухлые губы, с размазанной помадой после страстного поцелуя.
Девушка двигалась — губы что-то шептали. Девушка корчилась — губы кривились, выпуская очередную порцию дыма.
Мужские тела парили в кровавом облаке. Еще чуть-чуть и они полностью пропадут, запомнившись жуткими образами, созданными как раз для вашего сна или кошмара. Один посинел и закатил глаза. Другой убирал нож, наслаждаясь видом беспомощной жертвы, корчившейся от боли.
Тот другой, что появился из ниоткуда, внимательно наблюдает. Вот девушка зажимает ладонью рану под рёбрами, и он чувствует, как его пульс начинает расти. Она слепо машет рукой, пытаясь хоть за что-то схватиться, а в это время его фантазия рисует новый альбом грациозных движений. Пузыри воздуха вырываются из красивого личика, и летят к поверхности стаей круглых зеркал. В них отражаются выпученные глаза, молящие о помощи. Ему хочется снять маску, подплыть и почувствовать её запах. Запах страха и боли.
Незнакомец возбуждён. Хочет бесконечно наслаждаться картиной, но времени нет. Добыча крепко сидит в руках, не сопротивляется. Девушка медленно отдалятся. Он вынужден торопиться.
Хватка ослабевает. Голова рыжебородого мужчины выскальзывает из мясного ошейника. Лицо сплющено, рот открыт. Один глаз закрыт, второй уставился на поверхность, ни на что не реагируя. Его вид и поза напоминают мертворождённого младенца, чья головка показалась белому свету, но хрупкие плечики застряли в чреслах матери. Пуповину отрезали, сняли с шеи, но уже поздно.
Мужчина хватает мертворождённого за шкирку и уплывает, оставив девушку сражаться за жизнь в одиночестве.
Косяки рыб взрываются салютом, пропуская плывущих людей. Медузы поглаживают чёрную неопреновую кожу, но ужалить не могут. Двупалые ласты с прозрачной перепонкой посередине, придавали уверенную скорость своему хозяину. Даже не смотря на балласт, тянущийся за ним, он ускорялся с каждой секундой. Конечно, с дельфином не потягаться, но вот обогнать ската плывущего к самке — легко.
Возле надувной чёрной лодки показалась голова в маске, через секунду еще одна, но без маски. Забравшись в лодку, мужчина затащил жертву и уложил её на дно.
— Потерпи, сейчас полегчает, — говорит мужчина, облизывая губы. В руках его нож.
Лезвие ныряет в рукав жертвы и несётся к локтю, разрезая неопрен пополам. Из рюкзака, лежащего в углу лодки, он достаёт металлическую шкатулку, покрытую множеством вмятин. Чёрным фломастером на крышке написано: “Кайф”. Сняв крышку, он кладёт её на неподвижный живот жертвы. Внутри два шприца и десять ампул с мутноватой жидкостью.
Незнакомец так увлечён, что даже не замечает, как прокусывает клыком кончик своего язык. Тёплая кровь пачкает губы, но ему всё равно. Он глотает слюну, чувствует вкус, тепло, и снова кусает язык.
— Я разбужу тебя, но ненадолго, — его губы в крови, словно в помаде. Голос спокойный. Дыхание ровное, даже не смотря на то, что последние минут семь он провёл под водой.
Лезвие ножа ныряет под воротник жертвы и несётся к пупку, разделяя на груди золотистую надпись на части: “ЗИЛ” и “СТРОЙ”. Он отдёргивает лоскуты костюма в разные стороны и видит мужскую грудь, покрытую рыжими кудрями. Кожа бледная, покрыта множеством родинок. Можно взять ручку и по точкам нарисовать созвездие малой медведицы, большой, а вот там — созвездие тощего мужика, чьи рёбра проступают наружу.
Мужчина лежит неподвижно. Он не дышит, не двигается, и даже не спорит.
Достав шприц, голос говорит:
— Сейчас я запущу твоё сердце, — игла вонзается в резиновую крышечку ампулы с надписью: “ЭПИНЕФРИН”. — Это адреналин, я введу иглу прямо в твоё сердце. Не бойся, больно не будет.
Он сдавливает язык зубами, чтобы чувствовать вкус крови. Набирает шприц и кладёт на неподвижный живот, упирая в край мятой крышки.
— Это может прозвучать парадоксально, но вот это, — он достал второй шприц и взял еще одну ампулу, но уже с надписью: “КЕТАМИН”, - снова погрузит тебя в сон. В очень глубокий сон.
Наполнив шприц, мужчина кладёт его рядом с адреналиновой ракетой. Рука снова потянулась к рюкзаку. Из бокового кармана он выудил красный жгут и перетянул им руку жертвы выше локтя.
Спящее сердце не раздувало зелёные вены, но их можно было увидеть под тонкой кожей, словно реки на снимках из космоса.
Стравив воздух из шприца, незнакомец наполнил вену кетамином, как кишку фаршем.
— Полдела сделано, — язык отдаёт болью, от чего незнакомец начинает слегка шепелявить. — Мы уже у черты.
В правой руке он зажимает шприц с адреналином, а пальцами левой руки отсчитывает рёбра на груди жертвы. Раз, два, три, четыре. Игла касается точки возле указательного пальца и начинает медленно подниматься. В какой-то момент рука замирает. Незнакомец выдыхает.
Удар.
Два кубика адреналина впрыскиваются в сердечную мышцу. Шприц улетает за борт.
Сложив ладони в могучий кулак, мужчина обрушивает их на кудрявую грудь. Затем еще раз.
О чудо! Мертворожденный младенец ожил. Он распахнул глаза и открыл рот. Но вместо первого вдоха, фонтаном изверг из себя воду. Из зевы вырвался острый кашель и только потом он смог жадно вздохнуть.
Спаситель улыбнулся. Провёл ладонью по щеке новорожденного и сказал:
— А теперь спать, — и резким движением стянул жгут.
Успевшие набухнуть вены сдулись, отправив по своим туннелям глубокий кетаминовый сон прямиком в мозг.
Губы, прячущиеся за рыжими усами, скривились от страха, но сразу же расслабились, растянувшись в блаженной улыбке от нахлынувшего потока фантазий.