И, схватив юношу под руку, подтолкнул его к выходу. Они прошмыгнули мимо притихшей публики и через минуту уже стояли на улице. Паренек машинально хотел свернуть к Плантам, но Станецкий, продолжая держать его под руку, которая — как чувствовал — слегка дрожала, увлек его в другую сторону. Они миновали большое кафе. В палисаднике, под тенью высоких лип, солдаты потягивали пиво. Станецкий шел не оглядываясь. Когда они оказались у эстакады, на лестнице, по которой им надо было спуститься вниз, он заметил патруль. Юноша вздрогнул и рванулся было назад. Станецкий крепко сжал его руку и шепнул:
— Спокойно.
Затем отпустил руку; спускаясь по лестнице, достал портсигар. Когда они были в двух шагах от жандармов, Станецкий рассмеялся.
— Ну и духотища сегодня будет, как ты думаешь?
И, не останавливаясь, протянул пареньку портсигар.
Тот взял одну сигарету. Они прошли в двух шагах от жандармов. Станецкий чувствовал на спине их взгляды. Юноша прибавил шагу.
— Спокойнее, — опять удержал его Станецкий.
На последней ступеньке он остановился, вынул зажигалку, дал юноше прикурить, потом закурил сам. Лицо молодого человека по-прежнему было бледным, зубы крепко стиснуты, верхняя губа прикушена. Станецкий глубоко затянулся. В этот момент к остановке подъехал трамвай, и они были вынуждены подождать на краю тротуара, пока тот проедет. По лестнице поднимались люди, торопившиеся на вокзал. Возле окаймлявшего здание вокзала газона с чахлой, пожухлой травкой Станецкий остановился и поставил на землю чемодан. Неподалеку грелись на солнышке три носильщика. Движения перед вокзалом почти не было, и казалось, что просторная, раскаленная от зноя площадь совсем вымерла.
Станецкий взглянул на юношу.
— Ну вот и все кончено.
Юноша стоял притихший, опустив голову.
— Пока что, конечно, — уточнил Станецкий.
Паренек поднял темные, слегка косившие глаза.
— Спасибо, — ответил он.
— Пустяки. А что вы теперь будете делать?
Тот растерялся.
— Если вам не хочется, можете не говорить, — сказал Станецкий.
— Нет, почему? Мне надо ехать.
— Прямо сейчас?
— Скоро.
— Обязательно с этим грузом?
— Да, обязательно.
К ним подошел маленький, от горшка два вершка, оборвыш.
— Сигареты, пан граф. — Он задрал свою белобрысую головенку, тонувшую в огромной старой шапке. — Клубы, египетские, нашенские…
— Отстань, — со злостью оттолкнул его Станецкий.
Но малец не сдавался.
— Ну хоть так, пан граф, дайте.
Станецкий сунул ему злотый, чтобы отстал. Мальчуган рассмотрел со всех сторон монету, дунул на нее и галантно шаркнул ножкой, затерявшейся в огромных бутсах.
— Благодарю вас, пан граф, кланяйтесь пани графине.
Спутник Станецкого, с добродушной улыбкой наблюдавший за мальцом, весело и беспечно рассмеялся. Станецкий внимательно посмотрел на него.
— Сколько вам лет, если не секрет?
Юноша слегка покраснел.
— Двадцать два.
Станеций был уверен, что тот прибавил, по крайней мере, года три, а то и больше, однако не подал виду.
— Будьте осторожны, — сказал он, — такими вещами не шутят.
Юноша насупился.
— Знаю.
Станецкий посмотрел на часы.
— Который час? — забеспокоился юноша.
— Одиннадцать с минутами.
— Ну мне пора.
— А вы далеко едете?
— Во Львов.
— Вот это да!
— Вы тоже?
— Да.
— Этим, на Дембицу?
— Да.
Юноша помолчал с минуту, а потом стал прощаться.