Дикра и Сюзанна оправились достаточно быстро, ведь все физические повреждения затянулись почти сразу, а воспоминаний о том, как всё было, почти не осталось, но в первый день близняшкам всё равно наказали соблюдать постельный режим. В то же время Гленда учила их прятать крылья, просто чтобы те не мешали в обычной жизни. На второй день близняшкам сказали сильно не активничать, поэтому Сюзанну к домашним делам не подпускали, пусть даже ей было слишком непривычно сидеть без дела. А на третий день жизнь вернулась в привычное русло.
Сюзанна в обычной компании, состоявшей из Ирмы, Гленды и Мейнир, готовила завтрак. Ей в самом деле нравилось заниматься домашними хлопотами: так она чувствовала себя полезной, на своём месте, ведь делала то, что умела, что хорошо получалось и радовало результатами. К тому же, так Сюзанна всегда знала, чем себя занять. Скука и безделье, как известно, враги здравомыслия.
Недавнее возмущение осколка не мешало бодрому началу дня, даже если тот обещал быть хмурым и дождливым. Но если Дикра, в силу своей беззаботности, оправилась полностью, то у Сюзанны остались переживания. Несмотря на заявления Эрланна и Хальдис о том, что в ближайшее время бояться нечего, осколки снова не выйдут из-под контроля, Сью опасалась, что это всё же случится. И потому, что не хотела снова пережить подобное сама, и потому, что волновалась за Дикру — у той было больше шансов пострадать.
На самом деле, компания была почти обычной. К девушкам неожиданно присоединился Исаак, который был не из тех, кто любил вставать пораньше. Сюзанна удивилась, однако же была рада его видеть, ещё не зная, что утреннее появление — это только начало, и Исаак будет находиться рядом весь день, ведя себя непривычно, немного странно. Он помогал накрывать на стол, очень тихо вёл себя за едой, помог убрать посуду, а потом присоединился к уборке. К тому же, то и дело Исаак справлялся о самочувствии Сюзанны.
— Я очень рада помощи твоей, но делать это не обязан ты. Пожалуй, я в достаточном порядке, чтоб справиться с обычными делами.
— Мне просто скучно, вот и решил чем-то другим заняться, — без лишних раздумий ответил Исаак.
И соврал. Исаак был рядом, потому что все эти дни очень беспокоился о Сюзанне, и не хотел оставлять без присмотра. Боялся, что что-то снова случится, либо что она может переутомиться. Просто искренне переживал за Сюзанну. В этом и была проблема. В искренности. По своей природе Исаак был лжецом, но зачастую не потому, что хотел этого. У всех бывали в жизни моменты, кода было трудно, либо не хотелось говорить правду. У Исаака это было выражено гораздо сильнее: чем важнее была правда, чем важнее эта правда была для него, тем труднее было её сказать. Он не мог быть честным, иногда даже с самим собой, поэтому о серьёзных вещах в их паре говорил Лауге. Однако на брата всё не переложишь, особенно очень личное.
Сюзанна бодро проходилась тряпкой по полкам, мурлыкая под нос незатейливую мелодию. Волосы она сегодня собрала в тугой пучок, а платье выбрала шерстяное, «школьное», тёмно-коричневое, с кремовыми кружевами на воротнике и подоле юбки. Такого же цвет был пояс, завязанный бантом на спине. Крылышки у неё на голове подрагивали в такт мелодии. Исаак находил это всё милым, очаровательным, но слова застревали в горле, даже умилённо улыбнуться он мог лишь тогда, когда никто бы этого не увидел. Исаак давно отбросил надежду честно выразить свои чувства. Он просто иногда оказывался рядом, говорил на нейтральные темы, если обстановка располагала. Даже его препирания с Дикрой были только для того, чтобы привлечь внимание Сью. Хоть иногда, хоть какое-то. Даже если это будет недовольный взгляд, замечание по поводу поведения или спасибо за принесённые с огорода овощи. Исаак был уверен, что на большее рассчитывать не мог.
Что было странно — Исааку казалось, что подобное уже было раньше, но раньше — это не до прибытия в замок. Когда-то до, возможно даже, в другой жизни. Мысли об этом появились совсем недавно: после попыток зачаровать статуэтку. Тогда хранители увидели места, в которых никогда не были (за единственным исключением), однако те показались знакомыми. И после этого иногда стали всплывать обрывки иной памяти, но короткие, редкие, беспорядочные и непонятные.
Протирая подоконник, Исаак посмотрел в окно. С погодой не задалось, всё небо было ровного светло-серого цвета, а воздух был наполнен неприятной изморосью, словно лес забыл, что сейчас лето. Исаак потянулся протереть оконную раму, резко отпрянул, выронил тряпку, столкнулся с креслом и шумно упал. К нему тут же бросилась Сюзанна, а он сидел на полу и испуганно смотрел на свои пальцы. Исааку показалось, что они стали полупрозрачными, словно он исчезал, превращался в призрака, в туман. Такое случалось, когда собственные силы брали над ним верх.
— Что случилось с тобой, Исаак? Не ушибся ли, когда падал? — с беспокойством спросила опустившаяся рядом Сюзанна и осторожно взяла за вытянутую руку, накрыла пальцы своими.
Само присутствие Сью успокаивало, и, снова посмотрев на руку, Исаак понял, что всё в порядке. Он не исчезал, похоже, просто воображение разыгралось, но эта ситуация кое-что напомнила.
***
О склонности близняшек лунатить первым узнал именно Исаак. Тогда ещё месяц не прошёл с их прихода, кажется, только пара недель. Близняшки успели оправиться с дороги, устроиться в замке, Сюзанна сразу взяла организацию хозяйства на себя — до этого им по большей части занимались те, у кого руки доходили, «домоправителем» становиться никто не спешил. Учитывая, как молодо выглядели близняшки, никто не ожидал от Сью такой тяги к домашним делам, но не стоило и влияние осколка со счетов сбрасывать. В общем, появление близняшек сделало это место чуть более уютным и домашним, а способности Сюзанны оказались довольно полезными, ведь она успокаивала гораздо мягче, чем Фрейя. Исаак сразу заприметил Сью. Он не мог сказать, что почувствовал к ней, но хранительница была ему приятна. Симпатична.
Та ночь была неспокойной. На самом деле, в то время беспокойно было и днём, ведь не было Мастера, который сдерживал бы в это время осколки. Однако ночь всё равно была хуже: в тёмных коридорах легко навернуться, шумели души, появлялись ловушки, а осколки становились сильнее, когда властвовала луна.
Исаак нехорошо себя чувствовал и потому ушёл из комнаты, чтобы не навредить брату. Обычно они могли немного повлиять друг на друга, уравновесить нестабильные силы, но сейчас Исаак сильно сомневался в этой затее.
Кружилась голова. Или это кружился иллюзорный мир? Сейчас Исаак кое-как отличал реальность от иллюзии, с трудом ориентировался в пространстве. Он просто пытался уйти туда, где сможет переждать всплеск, никому не навредив, но перестал понимать, где находился, как только отошёл от комнаты. По коридорам замка можно было плутать очень долго… Исаак дошёл до лестницы, но не знал, куда та вела. Стены постоянно перемещались, менялись местами, изменяли свой вид, и даже протянутая к ним рука не помогала. Иллюзии казались материальными, тогда как руки — нет.
В состоянии полной потерянности Исаак не сразу обратил на это внимание, но он становился прозрачно-мутным, словно превращался в туман. Прислонив руку к стене, он мог видеть сквозь неё камень. Разве что сквозь стены пройти не мог. Хотя… Чтобы быть в этом уверенным, надо было знать, какие стены реальные. А реален ли он сам? Он попробовал подняться по лестнице, но мир снова качнуло. Исаак оступился и упал. Сильно ударился коленями и ладонями. Боль точно не была иллюзией.
Исаак немного отошёл от лестницы и сел возле стены. Он снов посмотрел на руки: в тех местах, где он при падении ободрал ладони, из них поднимались тонкие струйки тумана. Он словно исчезал. Исаак спешно зажал рот рукой, сдержав тем почти вырвавшийся нервный смешок. Ох, нет. Он не хотел исчезать. Он так испугался, что сейчас вдруг исчезнет в тумане. На открытом глазу выступили слёзы.
Ложь отличается от правды тем, что её не существует. Это выдумка. Нечто, созданное чужим воображением и словами. Правде неважно, знают ли о ней, потому что она была, она есть, она — часть этого мира. Ложь существует до тех пор, пока её помнят, пока в неё верят. И существует только в головах.
Также может исчезнуть он. Нет… Почему? За что? Он не выбирал становиться лжецом, не хотел этого. Становиться частью лжи, мира иллюзий и туманных лесов. Становиться ложью. Где найти дорогу назад, если дороги не видно вообще? Как это исправить?
Пальцы становились холоднее и прозрачнее. Исаак попытался подышать на них, размять, но теплее не становилось. Сейчас перед ним было окно. Он вытянул руку и посмотрел сквозь пальцы на почти полную луну. Луна была красивая. И тоже ненастоящая, ведь светила из другого мира. Когда-нибудь и она исчезнет, а вместе с ней пропадут и маги. Но это произойдёт когда-то. Нескоро. А он растворялся сейчас.
Исаак так сильно погрузился в этот хоровод иллюзий и наваждений, что не услышал шагов. Кто-то опустился рядом с ним, осторожно коснулся вытянутой руки у запястья и над плечом. Исаак вздрогнул от этого прикосновения, но ему стало немного спокойнее.
— Простите, не хотела вас пугать, но вид ваш очень меня обеспокоил. Ох, вижу стало вам нехорошо вдруг. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
Сфокусировав взгляд на собеседнице, Исаак узнал в ней Сюзанну. Та была с распущенными волосами, в длинной светлой сорочке и, похоже, настоящая. Ведь настоящая? Исаак неуверенно и осторожно коснулся её обеими руками: волос, лица, плеч. Он чувствовал тепло, видел, как поёжилась Сюзанна от холода пальцев. Но не отстранилась. Она взяла руки Исаака в свои, когда он захотел их убрать, и слабо улыбнулась.
— Я… Я веду себя странно. Прости, — голос Исаака срывался, но сейчас он так легко мог сказать именно то, что думал. — Прости… Просто… Я так запутался… Заблудился. Я сейчас не могу верить тому, что вижу. Я не знаю, где правда. И я сам… Что я сейчас? Я не могу понять.
Сюзанна гладила его руки, не оставляя тщетных попыток их отогреть. Она была взволнована его состоянием, действительно хотела помочь, но самое важное: она не боялась его, не отталкивала. Давала ему высказаться, спокойно слушала и не отпускала.
— Здесь комната есть. Давай пройдём пока лучше туда? — спросила, но, скорее, предупредила Сюзанна и потянула Исаака за собой.
Они зашли в комнату. Та была похожа на гостиную в менее жилой части замка, но Исаак не был уверен в своей способности верно оценивать обстановку. Он просто послушно шёл за Сюзанной, сел на диван. Она отошла в сторону и начала рыться в ящиках комода. Исаак понял, что мир снова начал кружиться, и прикрыл глаз. Вскоре на плечи лёг шерстяной платок, рядом села Сюзанна, поправила платок и снова взяла за руки.
— Я вспомнила, что убиралась здесь недавно. И что полезное кое-что нашла. Надеюсь я, что так тебе согреться будет легче.
Её присутствие и голос успокаивали. Особенно голос — он был очень приятным, мягким. Исаак снова посмотрел на Сью, что-то смущало в её виде: она будто только встала, но зачем пошла так далеко?
— Скажи, почему ты здесь?
— Что у меня, что у сестры, проблема временами возникает. Бывает так — лунатим мы ночами. Вот я ушла… И как — не знаю, но в этом месте оказалась по итогу. Вернуться думала, но что-то заплутала, тебя нашла, и это взволновало.
Исаак протянул руки и обнял Сюзанну. Проблема близняшек, определённо, была опасной для них, но сейчас Исаак был очень рад этой особенности. Был рад, что его нашли, хотя наверняка именно из-за него Сюзанна и не могла определить дорогу назад.
— Спасибо, что нашла меня, — прошептал он. — Это страшно… Так страшно пропасть в собственном обмане…
Сюзанна обняла его в ответ, успокаивающе погладила, а потом положила голову Исаака себе на колени, проверив, чтобы платок хорошо укрывал. Некоторое время она молчала, а после — запела. Её пение отгораживало от мира иллюзий и успокаивало настолько сильно, что усыпляло. Исаак не мог и не хотел этому сопротивляться. И чем глубже он засыпал, тем больше возвращался к своему нормальному виду.
***
Тот случай не повлиял сильно на их отношения, ведь Сюзанна с заботой относилась ко всем, для неё это было в порядке вещей, а Исаак снова потерял способность быть искренним о вещах личных, из-за чего тоже вёл себя так, словно ничего особенного не произошло. Со стороны они были просто приятелями, а на деле… Просто заблуждались.
Сюзанне нравился Исаак, но она не понимала, как он относился к ней на самом деле — да, она допускала, что он врал, но и обманывать можно о разном. Можно ненавидеть и презирать, но притворятся другом, а можно скрывать любовь за незаинтересованностью. А можно просто никак не относиться, тогда можно обойтись и без вранья. Действительно, хуже всего та ложь, что смешивалась с правдой. А Исаак бывал честен. Сюзанна боялась ошибиться, поэтому вела себя с ним, как с остальными — приветливо, дружелюбно, вежливо.
— Всё в порядке, просто споткнулся, — ответил после некоторой паузы Исаак.
Он высвободил руку, встал и помог подняться Сюзанне. Конечно, она ему не поверила. Тот, кто всего лишь споткнулся, не оказался бы настолько ошарашенным, даже испуганным. К тому же, это было странно для Исаака, он был достаточно ловким, чтобы не запутаться в собственных ногах, отходя от окна.
Посчитав, что не стоит ворошить настолько личные страхи, Сюзанна не стала допытываться до правды — у неё всё равно были подозрения. Вместо этого она задумалась над недавними событиями, над тем, как вёл себя Исаак в последние дни.
Они были в огороде, искали поспевшие помидоры, когда Сью упала, также неожиданно, как и Дикра в подвале. Первым к ней бросился именно Исаак, на лице которого она на мгновение увидела неподдельный испуг. Именно он держал её за руку, внушал, что всё в порядке. Это можно было списать на то, что Лауге ничего не мог поделать в сложившейся ситуации, но его беспокойство выглядело иначе. И руки так сильно не дрожали. Когда Сюзанна пришла в себя, Исаак то и дело оказывался рядом. Под разными предлогами. Вот и сегодня. Сказал, что просто скучно стало, взял на себя часть работы, справлялся о самочувствии и следил, видимо, полагая, что Сью этого не замечала. Но она замечала и постепенно понимала, о чём врал Исаак.
Уборка была прервана обедом, а после Сюзанна решила испечь к полднику пирог, чтобы хоть как-то скрасить этот хмурый день. К тому же, вчера Фрейя и Эгиль принесли болотных ягод, которые очень для этого пирога подходили. Исаак вызвался понаблюдать за готовкой, чем только подкрепил предположение. Тут ведь не в чем было помогать, нечем было заняться, чтобы избавиться от скуки.
Пока Сюзанна замешивала тесто, а Исаак подавал ей необходимые ингредиенты, на кухне занималась отваром Гленда. Она то и дело косилась на хранителей, которые по очереди бросали друг на друга очень интересные взгляды. С явной симпатией, которую, с одной стороны, показать хотелось, а с другой — что-то мешало. Такие гляделки, конечно, очень умилительны, но почему бы не посодействовать развитию событий? Гленда улыбнулась и сдула с открытых ладоней золотую пыльцу, что осела на хранителях и растворилась. Забрав чайник и посуду, Гленда тихонько покинула кухню.
Сюзанна неожиданно почувствовала прилив оптимизма и необходимость именно сегодня честно поговорить с Исааком, только в подходящий момент. Да, шанс ошибиться всё равно есть, но достаточно небольшой, а если не пытаться — лучше точно не станет. Хуже тоже, но… Как-нибудь эту неловкость она переживёт. Зато расставит точки над «ё» и перестанет терзаться догадками.
Нужно было выдержать полтора часа тесто. Сюзанна хотела помыть использованную посуду, но этим уже занялся Исаак, поэтому она просто села и стала наблюдать за ним. Странными тревожными воспоминаниями отдавался вид спины Исаака. Казалось, что он мог в любой момент пропасть, уйти навсегда. Что так уже было. Болото, ягоды, выпечка… Кто-то важный, кто ушёл и больше никогда не появлялся. И о ком она очень мало знала правды.
Сью тоже вспомнила их ночную встречу. Да, Исаак действительно был способен пропасть. Что могло случиться, если бы силы ещё больше взяли над ним верх? Всегда есть шанс, что это снова произойдёт. И никого не будет рядом, никто не поможет. А он, даже если заранее почувствует неладное, не сможет об этом сказать. Люди часто врут о своём состоянии, чтобы не заставлять беспокоиться, не казаться слабыми, не отходить отдел. Но каково это — просто не иметь возможности сказать? Подвергать себя опасности, потому что запрещено быть честным?
Не выдержав, Сюзанна подошла к Исааку и обняла его со спины. От удивления он чуть не выронил последнюю не вымытую миску, но справился с шоком. Только с сердцебиением совладать не мог. Сюзанна молчала, поэтому Исаак быстро закончил с посудой и развернулся, посмотрев на неё с немым вопросом.
— Хочу тебе я кое-что сказать. Прошу — дослушай, пусть будешь думать, что глупость говорю. И, может быть, ошиблась в том, что о тебе подумала внезапно, но точно знаю то, что о себе я правду расскажу — Сью говорила медленно, потому что из-за особенностей своей речи не могла говорить просто то, что было на уме. Ей приходилось обдумывать каждую фразу, но получалось всё равно не очень складно. — Я понимаю, что, наверное, ты этого не замечал. Конечно, это так, ведь то было специально. Я думала — тебе я безразлична, поэтому, боясь обжечься, старалась себя не выдавать. Но тут, обдумав то, что было, я поняла — молчать нельзя. Нет смысла, нет причины. Как два шута, мы прячемся, играем, хотя за маской правда та одна. Люблю тебя. Люблю. И больше не скрываю. И, кажется, что и тебе нужна. Прошу, не уходи, не пропадай. Опять.
Признание вышло долгим, путаным, Сюзанна очень надеялась, что Исаак понял мысль, которую она решила донести. Однако по его реакции сложно было что-то сказать: он будто завис, очень сильно о чём-то задумался.
Или же с чем-то боролся. Да, признание шокировало, это было очень неожиданно, но очень приятно. Исаак не хотел оставлять Сью без ответа, но слова, которые он желал произнести, снова застревали в горле. Ещё больше не хотел ранить ложью, ведь понимал, что Сюзанне было непросто решиться раскрыть себя, что нельзя вечно полагаться на её догадливость.
— Могу я попросить тебя спеть? Что угодно, — попросил, наконец, Исаак.
Сюзанна сначала удивилась просьбе, но догадалась, что он задумал. И запела, позволяя своему осколку ненадолго заглушить чужой.
— Сью, ты права, — начал очень быстро говорить Исаак, словно боялся, что не успеет, что «отрезок честности» закончится раньше, чем он выскажется. — Я тоже люблю тебя. Сильно. Но не могу обычно этого сказать. Я с самого начала обратил на тебя внимание. Ты добрая, милая, красивая. Я хочу быть с тобой. Но мне очень сложно быть честным. Особенно в этом. С тобой. И я решил, что это безнадёжно. Я никуда не денусь. Я сам очень этого боюсь. И… Не хочу снова тебя оставить.
Исаак крепче обнял замолчавшую Сюзанну. Он понимал, что вряд ли скоро снова может быть таким откровенным — он не мог часто просить её использовать силу. Только сейчас. Чтобы всё прояснить. Чтобы Сью услышала правду, а не должна была постоянно о ней только догадываться. Как быть дальше? По-прежнему, конечно, уже не получится. Это Исаак тоже понимал. И был готов показывать своё отношение действиям, а не словами. Честно себя вести у него получалось лучше. Главное, что их чувства были настоящими и взаимными.
Серый ненастный день стал светлее и приятнее. Надо было ещё закончить пирог продолжить уборку, а там и ужином заняться. Но дела шли легче и быстрее, а страхи, что напомнили о себе днём, больше не возвращались. Зато была вера в то, что впереди поджидало что-то хорошее.