Мейнир сама не знала, что у неё на душе. Там было что-то помимо привычной пустоты и скорби. Помимо желания спрятаться от мира в объятиях Мейлира. Чувства, мысли, память о чём-то, мысли о деле, которое надо обязательно выполнить перед смертью. Она ведь точно умрёт. Они все умирали. Это было предрешено, и сейчас оставалось только смириться. В конце концов, Мейнир не боялась смерти. Своей уж точно, вот нести смерть — это страшно. Но если её не будет, то и навредить она никому не сможет.
Однако пока что она была жива. А рядом был Мейлир, который её жизнь ценил за них обоих. Мейлир был единственным солнцем, которое позволяло увидеть ей хоть какой-то свет. Тем, кто хоть ненадолго показал ей жизнь. Мейнир была рада чувствовать его тепло, засыпая в объятиях. Если, конечно, она может знать, что такое радость.
***
В этой хижине не бывало гостей, несмотря на множество слухов. Никто не хотел рисковать, соваться на болота только чтобы убедиться в существовании скорбящей девы, а сама она никого и не ждала. Никого, ничего. Мейнир чувствовала себя так, словно не прожила ни дня, словно уже родилась мёртвой. Почему же она продолжала жить? Потому что была уверена, что должна скорбеть о погибших, нести память о том, как не справилась, не спасла, пока смерть сама не явится за ней. Всё равно осталось не так уж долго. Этому телу было лет двадцать, но оно уже медленно умирало.
Мейнир просто сидела перед входом и смотрела на лес. Таким взглядом, словно ничего не видела, хотя в этой жизни у неё даже зрачки были. Насколько же надо было разгневать судьбу, чтобы не только родиться с бременем памяти, но и оказаться в этом месте?
Птицы зашумели, предупреждая о появлении рядом кого-то чужого, незнакомого. Мейнир с трудом встала. Она была удивлена, но на лице как всегда не отражалось ничего кроме тоски. Кто решил прийти сюда? Зачем? Мейнир так давно не видела людей, что боялась, не разучилась ли говорить. Чем громче становились шаги, тем отчётливее она чувствовала ауру мага. Или почти мага. Мейнир уже не была уверена в своём умении распознавать ауры, но эта всё равно казалась необычной.
Из-за деревьев показался седой мужчина в пыльном плаще. Заметив Мейнир, он улыбнулся как человек, что был удовлетворён успешными поисками. Она хотела сделать шаг навстречу, поздороваться, но запнулась и точно упала бы, как марионетка с обрубленными нитями, если бы странник не подбежал и не подхватил.
— Мейнир, будьте осторожнее, — с беспокойством сказал он, давая опереться на себя.
— Спасибо, — тихо и слабо откликнулась Мейнир.
У неё снова не получалось твёрдо стоять на ногах, и это было хорошо заметно. Странник вздохнул, и хотя понимал, что такое предложение должно поступать не с его стороны, спросил, не стоит ли пройти в дом и присесть. Мейнир ответила на это согласным кивком. Она не боялась пускать к себе незнакомца или, точнее, не имела сил бояться.
Внутри хижина казалась пустой и если не заброшенной, то покинутой неделями назад. Было много пыли. Раньше Мейнир старалась убираться чуть чаще, но теперь почти не получалось заставить себя сделать это. Она послушно села за стол и безучастно смотрела, как опустившийся напротив странник достал из своей сумки склянку. Видимо, с зельем. Странник нашёл чашку, протёр и перелил в неё содержимое склянки. Подал Мейнир.
— Это должно придать сил, — пояснил он. — Что-то подсказывает, что вам сейчас тяжело даже говорить.
Это правда. Мейнир медленно обхватила чашку обеими руками — опасалась, что одной не удержит. Ей в самом деле хотелось узнать, кто этот гость, зачем он её искал. Если зелье поможет стать достаточно живой для беседы, почему бы и не принять его. У жидкости был цвет слабо заваренного зелёного чая, а пахла она сладковато, цветами и немного фруктами. Не удавалось почувствовать ничего подозрительного, но Мейнир всё равно пила очень медленно. Особенно тяжело дались первые глотки. Просто совсем не хотелось пить, казалось, что стошнит даже от капли. Но всё обошлось. Тело начала наполнять энергия, пальцы крепче сжали чашку, мысли стали не такими вялыми. Мейнир допила зелье и попыталась улыбнуться. Получилось плохо, она ведь никогда не улыбалась.
— Ещё раз спасибо, — произнесла она уже твёрже, но всё равно довольно тихо. — Кто вы? Почему оказались здесь?
— Хенбетестир. Странствующий дух. Или маг. В целом, это не так уж важно, да и значит почти одно и то же. Я занимаюсь тем, что хожу по миру и знакомлюсь с разными людьми, магами. Кем угодно. Просто потому, что пытаюсь их лучше понять и, может, однажды стать похожим на человека.
— Тогда вы ошиблись с целью. Не думаю, что сама могу называться полноценным человеком.
Мейнир печально вздохнула. Она сама больше походила на духа, призрака, тень, так что точно не могла стать удачным примером, рассказать что-то полезное.
— Да, я слышал, что вас называли скорбящей девой, призраком, захватившим мёртвое тело. Но всё же вы живы. И у того, почему вы в подобном состоянии, тоже есть причины, которые стоят того, чтобы их узнать.
— Есть… — кивнула Мейнир, и взгляд её стал ещё тоскливее. — Только они связаны с прошлым. С прошлой жизнью, которую я вынуждена отчётливо помнить. Как кару за содеянное. Это справедливо, но всё же… Лучше, когда смерть приносит избавление.
— Что же случилось в вашем прошлом, что погребает теперь настоящее? Кем вы были?
— Ведьмой и королевой. Да, сейчас в это поверить сложно даже мне самой…
Сколько Мейнир себя помнила, её жизнь состояла только из скорби. Радость, желания, тяга к жизни, — всё это было ей чуждо, незнакомо. У ведьм особенно велик шанс вспомнить свою прошлою жизнь, но как жестоко, что память, особенно столь отчётливая, сохранилась именно в этот раз. Мейнир постоянно вспоминала о тех, кого не смогла спасти, винила себя за это и оплакивал погибших. Ведомая странной тягой, она сбежала из дому в этот лес, нашла заброшенную хижину, в которой когда-то жил лесничий, и поселилась здесь. На самом деле её тянуло к тому, что находилось в сердце леса, но не хватало сил туда дойти, не хватало смелости снова увидеть то место. Как ведьме, ей очень сильно помогало выжить зверьё и сам лес, потому что она очень редко могла заставить себя дойти до людей, а почва в этом месте без магического вмешательства плохо подходила для выращивания еды. Впрочем, Мейнир совсем не против была умереть. И это, пожалуй, всё, что можно было рассказать о ней сейчас.
Однако в прошлой жизни она была Изольдой Халльгер, третьей принцессой Кольнема. Там испокон веков правили ведьмы, и главнее всегда была королева, а не король. Впрочем, третьей принцессе престол не светил, а она и не была против. Власть — это что-то слишком тяжёлое, удушающее, особенно для той, кого тянуло на волю, а лучше — в небо. Совершенно естественное желание для ведьмы, чья натура близка с природой. Пожалуй, именно поэтому у аристократии Кольнема было не такое строгое воспитание, как в том же Валлерале. Нет смысла пытаться полностью изгнать из волшебника его суть.
У Изольды был не самый простой характер, и взрослым пришлось с ней изрядно помучиться. То туфли выкинет, потому что босиком бегать удобнее, то обратится птицей и на целый день куда-то пропадёт, то попытается сбежать, чтобы понаблюдать за людьми. Особенно много проблем доставляло последнее. Изольду очень интересовали люди. Они были такими простыми, такими похожими между собой. Слабыми, даже ауры чувствовать не умели, но среди них почему-то всё равно находились те, кто ставил себя выше магов. Это очень веселило! А ещё было интересно смотреть за тем, как люди трудятся, пытаясь сделать то, для чего магу хватило бы одного заклинания. Человеческое трудолюбие вызывало уважение и даже немного восхищало.
Только вот в Кольнеме почти не встречалось обычных людей. Надо было очень постараться, чтобы не унаследовать способности к магии. Она ведь могла передаваться как по наследству, так и вместе с душой, поэтому когда соединялись склонное к магии тело и душа мага, не оставалось шансов родиться человеком. Так что для удовлетворения любопытства Изольда сбегала в другие королевства, а самым близким как раз был Валлерал. Она совершенно не боялась местных верующих, которые попытались бы убить ведьму, не задумавшись, что это могло бы привести к войне. На Изольде ведь не было написано, что она принцесса.
Зато по ней было хорошо заметно, почему её называли лавандовой ведьмой. Она любила этот цвет и эти цветы, ловко создавала их при помощи магии, предпочитала фиолетовую одежду, а волосы напоминали лаванду не только цветом, но и запахом. Изольда дивно играла на флейте, а танцевала так легко, словно в любой момент вспорхнёт, на память оставив только перо. Она не была сильной ведьмой с точки зрения магии, зато любила изучать теорию и решать сложные задачи.
— Все думали, что в будущем я стану помощницей старшей сестры — будущей королевы — в вопросах магии. Конечно, она тоже хорошо в этом разбиралась, в целом была примерной принцессой и гордостью короны, но мне теория магии давалась лучше. Особенно самые мудрёные её части, о сложных чарах и их сочетании. Как их составлять, как совмещать, не нарушая магические законы… — Мейнир вздохнула и махнула рукой, останавливая себя от углубления в этот вопрос. — Но у меня, видать, был талант не оправдывать ожидания. И чужие, и свои.
Узнав о подготовке делегации для визита в Валлерал, Изольда тут же заявила, что тоже хочет туда отправиться. Мать восприняла это без энтузиазма и была изначально против, но Изольда заявила, что в таком случае просто прилетит в Валлерал сама. Безопаснее было взять дочь с собой официально.
Всё бы хорошо, но иногда Изольда становилась переменчивее весеннего неба. Оказавшись во дворце, она решила, что официальные встречи её уже утомили, а потому сбежала в сад. Захотелось подышать свежим воздухом после такого количества душных людей, которые уже с порога с трудом себя сдерживали от того, чтобы откровенно не кривить мерзкие рожи. Хотелось учинить какую-нибудь проказу, чтобы сбить спесь, но такого принцессе не простили бы. Так что скрыться в саду было лучшим решением.
Изольда долго бродила по саду, пока не оказалась в месте, которое показалось особенным. Словно все растения здесь выращивались с особой любовью. Ей стало очень любопытно, кто отвечал за эту часть сада. Она стала вглядываться и прислушиваться, надеясь, что садовник на месте. Не было никакой гарантии, что она кого-то найдёт, но возвращаться всё равно не хотелось.
И она нашла. Садовник сам показался из-за куста гортензий, он, кажется, так удивился встрече, что потерял дар речи. Молодой человек был красив и выглядел таким растерянным, что не получилось сдержать улыбку.
— Мне показалось, что он хорошо смотрится среди цветов. Поэтому перед уходом я украсила его волосы лавандой. Просто не хотела продолжать смущать своим присутствием, а то он, кажется, готов был потерять челюсть где-то в кустах, — говоря это, Мейнир выглядела удивительно оживлённой, почти радостной.
Изольда собиралась потом узнать, что это за дивный блондин, ухаживающий за садом, но неожиданно встретилась с ним на приёме, которого нельзя было избежать. Чего уж скрывать, Изольда удивилась, узнав, что садовник — кронпринц Валлерала. Иначе она представляла себе будущего правителя. Надменнее, суровее, с таким же презрительным взглядом, как у святош, пытавшихся подмазаться к короне. В общем, кого-то другого, а не солнышко с любовью к цветочкам.
— Ну правда, Мейлир был таким солнечным, что, казалось, можно ослепнуть, если долго на него смотреть, — с любовью проворковала Мейнир. — Впрочем, меня и так часто принимали за слепую.
У всех представителей рода Халльгер была характерная черта — отсутствие зрачков. Эта особенность путала и смущала даже магов, что уж говорить про людей. Халльгер часто применяли это себе на пользу, делая вид, что в самом деле видеть могут только при участии помощников — зверей или птиц. Это давало преимущество в ситуациях, когда окружающим казалось, что их действия останутся незамеченными.
Изольду в достаточной степени заинтересовал Мейлир, чтобы пожелать узнать его получше. В итоге, неожиданно для себя, она влюбилась в принца. Несмотря на интерес к людям, Изольда всё же считала — они слишком скучны, чтобы полюбить кого-то из них. У судьбы на этот счёт оказалось иное мнение. И хотя Мейлир утверждал, что к магам и к магии относится положительно, Изольду терзали сомнения. Он же принц Валлерала, а у них тут, похоже, у всех хотя бы на подсознательном уровне запрятана неприязнь.
— Не знаю, чем я думала в момент принятия решения. Наверное, хотела развеять все сомнения одним вопросом. Только потом поняла, как глупо это звучало, но в моменте считала себя абсолютно правой. В общем, спросила Мейлира, готов ли он жениться на ведьме. Ладно я, мне и правда была свойственна некая спонтанность, но это солнце тоже долго над ответом не думало и сразу сделало предложение. Разве я могла не согласиться?
Так и стало понятно, что вместо советника по магическим вопросам Изольда станет королевой. Мать не знала, как реагировать: с одной стороны, брак был политически выгодным, но с другой — дочери будет тяжело в Валлерале. Сама же Изольда пыталась понять, насколько же это большая любовь, что она так легко согласилась лишить себя такой бесценной свободы. Видимо, любовь до гроба. Шутки в этом была только доля.
Перебравшись в Валлерал, Изольда поняла, что в косых взглядах тут может даже купаться, но решила, что это проблема тех, кто так страстно желает окосеть. В обществе приходилось усмирять свой нрав, чтобы не давать больше поводов злословить о королеве-ведьме. Сторонники церкви хоть немного приняли её только потому, что считали слепой и безобидной политической пешкой. Изольда до того времени и сама не знала, что была такой хорошей притворщицей.
Она смирилась с новой обязанностью, новым местом, новой ролью. На публику Изольда была готова быть кем угодно, главное, что супруг не считал её тихой и покорной декорацией. Мейлир очень ценил её поддержку и прислушивался к советам, ведь на его долю выпало много проблем с магами, а из-за церкви было очень сложно завести советника по этим вопросам.
Очень удручало то, как жили в Валлерале собратья по магии. Это тоже послужило причиной, почему Изольда вышла за Мейлира: очень хотелось помочь ему исполнить мечту о мире. И вряд ли кто-то другой на месте королевы так же сильно разделял бы взгляды правителя.
Изольда подарила жизнь двум сыновьям. Если честно, она была бы не против, передайся им магический дар, но понимала, какие это может создать трудности. Что удивительно, детям не достались даже особенные глаза. Наверное, в случае с мальчиками это срабатывало реже — тут сложно проверить, потому что у Халльгеров обычно рождались девочки.
Семейная жизнь Изольде даже по душе пришлась. Ей понравилось воспитывать детей, а забота Мейлира очень трогала. Он так бережно относился к жене, словно она была хрупким цветком, а не ведьмой. На минуточку, эта ведьма была сильнее и опаснее, даже если учесть, что Мейлир хорошо фехтовал. Не любил, как и любое применение силы, но умел. Порядки вынудили. Однако счастливые времена имеют одну скверную черту: они долго не длятся.
— Мужу пришлось разрешить начать охоту, — вздохнула Мейнир. В её голосе не было ни капли осуждения, только грусть и сочувствие. — Я видела, как тяжело ему далось это решение. Мы оба понимали, как много крови из-за этого прольётся, как много пострадает магов, какой это поставит крест на мечте. И всё же он должен был отдать этот приказ. А я должна была помочь спастись стольким магам, скольким смогу. Да, конечно, всем не помочь… Но любая спасённая жизнь имела бы смысл.
В целом, то, что Изольда перебралась в замок в лесу было не только и не столько для её спасения. Скорее всего, церковь была бы достаточно удовлетворена охотой, чтобы смириться с существованием королевы-ведьмы. Основная причина заключалась в том, чтобы попытаться спасти как можно больше магов, пока Мейлир пытается прекратить охоту.
Даже если церковь не знала о расположении замка, маги, которые массово куда-то следовали, обязательно вызвали бы подозрения. Поэтому снова пришлось применить глубокие познания в магической теории. Надо было придумать, какие чары наложить на лес, чтобы непрошенные гости не смогли добраться до замка, но у магов оставался шанс его найти. Надо было придумать чары, которые стирали бы магам память, если их ловила церковь, чтобы никакие пытки не позволили раскрыть расположение замка. Вместе с тем надо было связаться с Кольнемом и уговорить принять беженцев. Но отправлять туда магов всё равно можно было только небольшими группами. Чтобы не раскрыть расположение тайного пути, чтобы в Кольнеме их успевали принимать, чтобы были те, кто поможет новоприбывшим в замок (среди них было много раненых и истощённых), кто расскажет другим магам о замке, кто поможет накладывать и поддерживать чары.
Изольда чувствовала, что ответственна за каждого, кто пришёл под её крыло. Каждый день она думала, как спасти подданных, как оправдать надежды, что возлагали на королеву-ведьму. «Королева-ведьма Изольда», — маги произносили это с большим почтением, словно она уже их спасла. А Изольда лишь отчётливее ощущала груз ответственности, давящий на опущенные от усталости и бессилия плечи.
— Множество магов против людей. Казалось бы, очевидно, кто сильнее, кто должен победить. Да только уязвимыми оставались мы. Мы не должны были допустить ситуации, в которой придётся себя защищать, потому что любые активные действия с нашей стороны церковь могла использовать против нас. Мол, сами посмотрите, как ужасны и опасны маги. С какой лёгкостью могут ранить или убить. Никто же слушать не станет, что мы просто защищали себя! Что мы просто тоже хотим жить! — отчаянно воскликнула Мейнир, её глаза покраснели от подступавших слёз, вызванных обидой и несправедливостью жизни. — Убийство всегда останется убийством, только почему-то мало кого волновало, сколько наших убили. Просто так. За сам факт существования. И если бы наша проблема была только в этом… Мы бы смогли переждать, нас бы не нашли. Но церковь… Они ненавидели магию, но охотно пользовались артефактами. Достаточно было признать их священными инструментами для исполнения воли Небес.
В какой-то момент стало понятно, что церковь сможет найти замок. Тогда Изольда приняла решение, что надо оплести чарами и его. Если его найдут, если магов загонят в угол, то те, кто это сделают, поплатятся. Замок станет ловушкой, которая покарает людей за слепую ненависть, за жестокость. Решение, лишённое гуманности, но разве можно простить, оставить безнаказанными тех, кто придёт унести столько жизней?
— Я слишком хорошо помню тот вечер… — Мейнир судорожно вздохнула и закусила указательный палец. Её взгляд метался, руки тряслись, не получалось сдержать слёзы. — Семь часов. Лес в огне. Они пришли раньше, чем я ожидала, уже ничего нельзя было предпринять. Только бороться за жизни, только пытаться дать возможность сбежать хоть кому-то. Если бы я не собирала магов в замке, жертв было бы меньше… Но в тот момент ничего нельзя было исправить. Я отдала замку последний указ, завещала, чтобы в будущем он смог защитить хоть кого-то. И ушла туда, где уже вовсю шла битва. Я умерла там, как и все, кто прятался в замке. Так много магов оказалось загнано в угол из-за меня… Я не оправдала их веру, их надежд. И, переродившись, ничего не забыла. Потому что то, что я тоже там умерла, не дарует мне прощения. Я не справилась. И должна хранить траур в память о каждом погибшем.
Мейнир закрыла лицо руками и разрыдалась. Хенбетестир подошёл к ней и начал осторожно гладить по плечам. Почему она тоже смотрела только на то, с чем не справилась, и забывала о тех, кто спасся благодаря ней? Она была убита виной и не могла видеть хорошее. Считала новую жизнь наказанием.
— Мейнир, расскажи, чего ты желаешь? Что на самом деле не даёт покоя твоей душе?
Она глубоко вдохнула несколько раз, пытаясь выровнять голос, унять хоть немного слёзы. Давно их не было. Обычно не хватало сил даже заплакать, хотя на душе было так гадко, что очень хотелось.
— Я понимаю, что спасти всех и каждого — слишком невероятно. Поэтому будь у меня сейчас возможность загадать желание… Я бы хотела снова увидеть мужа, узнать, что замок исполнил мою последнюю волю. Я так спешно попрощалась с Мейлиром, а после отправки в замок мы больше не виделись. То есть, не знаю, может, он видел мой труп. Я его не видела, а сейчас он уже должен быть мёртв. Что же касается замка — я не смогу до него дойти. Не хватит сил. Да и вид его будет невыносим.
— Но, может, однажды судьба вас всё же сведёт? — предположил Хенбетестир, продолжая придерживать Мейнир за плечи.
— Может… Шанс мал. Тем более мал шанс снова что-то вспомнить. Да и не хочу я ещё одну жизнь провести с этой памятью. Мне бы просто умереть…
Хенбетестиру было очень жаль эту деву, но не в его силах ей чем-то помочь. Как только закончится действие зелья, у неё не останется сил даже чего-то желать. Она умирала, угасала, словно больная, только физически всё с ней было в порядке. Её убивал сломленный разум, убивала вина. Однажды она не найдёт в себе сил даже встать, но здесь Мейнир никто не сможет помочь.
Через два дня после разговора со странником Мейнир потянуло на улицу. Она дошла до места, где начиналось болото, и упала. Мейнир лежала на земле и апатично смотрела перед собой, даже не думая подниматься. Неожиданно внимание привлёк осколок какого-то камня. Мейнир дотронулась до него пальцами и закрыла глаза. Силы окончательно покинули её.
***
«Так вот, почему я знаю это место», — первым делом подумала Мейнир, проснувшись. И потёрлась носом о грудь Мейлира. Как хорошо, что он всё ещё рядом.