Маслянистые черные глаза Билли были красными от лопнувших сосудов. Он улыбался сквозь кровь, заливающую его лицо, его голос звучал невнятно.
— Мне понравилось. Это то, что ты хочешь, чтобы я сказал? Я наслаждался каждой чертовой секундой этого.
Ноа дрожал от гнева и ненависти. Он ненавидел Билли Картера всеми фибрами своего существа. Каждая секунда, когда он вдыхал кислород, которого никогда не будет у девочек Бишопа, наполняла Ноа невыносимой яростью.
— Разве ты не хочешь отомстить? — шипел Джулиан. — Я отослал Перес ради этого. Ради тебя. Слушай, после Кроссвея никто и глазом не моргнет. Никто не будет задавать вопросов. Этот подонок — всего лишь очередная жертва того первого шквала оборонительного огня. Перес будет все равно. Мы защищались. Это хорошо. Все хорошо. Железная защита.
Ноа облизал свои потрескавшиеся губы и покачал головой. Он едва мог думать сквозь красную дымку гнева, его пульс колотился в висках.
Джулиан достал свое табельное оружие и вложил его в руку Ноа. Он сомкнул свои руки вокруг руки Ноа, выражение его лица ожесточилось.
— Ты делаешь то, что должен делать. За Майло. За семью Бишопа. Не беспокойся ни о чем другом. Я прикрою тебя. Я всегда тебя прикрываю.
Ноа хотел его смерти. Он был личинкой. Чудовище. Худший из представителей человечества. Он заслуживал смерти. Он заслуживал ужасной, мучительной, агонизирующей смерти.
И все же. Ноа все еще оставался полицейским. Его чувство справедливости, порядка, правил и закона — оно не исчезло. Он был тем, кем он был.
Что-то внутри него сдулось. Он опустил руку. Покачал головой.
Не говоря ни слова, Джулиан взял пистолет.
— Я так и знал, — прокричал Билли. — Слишком много пуст…
Джулиан поднял пистолет, направил на него, прицелился в его фиолетовый опухший глаз.
Высокомерное лицо Билли побледнело. Он попытался подняться на ноги, но руки и ноги были связаны, и он оказался совершенно беспомощен.
Беззащитен перед пистолетом Джулиана.
«Ты должен остановить его», — прошептал голос в глубине сознания Ноа.
Он не сделал этого. Он замер, словно время остановилось, и он оказался бессилен изменить события, разворачивающиеся перед его глазами.
Он не двигался. Он не произнес ни слова.
Джулиан нажал на спусковой крючок.
Хлоп! Звук выстрела ударил по барабанным перепонкам.
Билли дернулся. Брызнула кровь. Центр его лица, казалось, провалился внутрь. Почти в замедленной съемке он упал боком на пол. На его изрезанных чертах лица застыло ошеломленное выражение.
Ноа уставился, быстро моргая. Далекое жужжание заполнило его голову.
Ошарашенный, он сделал шаг назад. Резко вдохнул, чтобы успокоиться.
Джулиан вытер пистолет о рубашку и убрал его в кобуру. Он плюнул на тело Билли.
— Одним подонком в мире меньше.
Ноа сглотнул.
— Ты убил его.
— Мы убили его. — Выражение лица Джулиана смягчилось. Теперь он выглядел спокойным, умиротворенным. Он сочувственно положил руку на плечо Ноа. — Саттер все равно собирался это сделать. Этот монстр заслуживал особого правосудия.
Ноа покачал головой, пытаясь осмыслить происходящее. Он смотрел на изуродованное лицо Билли Картера, пока его глаза не заслезились.
Это не походило на правосудие. Все в этом ощущалось неправильно.
Ноа верил в закон. Он верил в порядок и последствия. В высшую инстанцию, перед которой нужно отчитываться.
Джулиан и Саттер считали, что единственный авторитет, перед которым они теперь отчитываются, — это они сами.
А Джулиан… как легко он только что убил человека. Намеренно. Умышленно, а не в горячке, как тогда в церкви.
Джулиан тоже был полицейским. Он поклялся соблюдать тот же этический кодекс, что и Ноа, но Джулиан даже не вздрогнул. Он казался в полном порядке.
Ноа чувствовал одновременно тошноту и удовлетворение. Облегчение — радость — этот ублюдок мертв. И разочарование от того, как все это произошло. Он не знал, на кого злиться — на себя или на Джулиана.
Или же ему следует просто принять эту новую жестокую реальность, как это сделал Джулиан.
— Пора восстановить справедливость в отношении остальных животных. — Джулиан перешагнул через Билли Картера и направился к двери. — Мы разберемся с этим беспорядком позже. А может, просто оставим его гнить.
Он оглянулся на Ноа.
— Ты идешь или как?
Ноа подумал о клятве, которую он дал на том ветреном лыжном склоне четыре дня назад. Клятву сделать все, что потребуется, чтобы защитить своего сына и этот город.
Все еще потрясенный, он отвернулся от мертвого тела, от человека, которого только что убил его лучший друг. Ноа хотел оказаться как можно дальше от этого унылого, гнилого трейлера.
— Иду.
Глава 19
Квинн
День десятый
— Эй, Мелкий, — позвала Квинн. — Что скажешь?
Майло медленно повернулся, его глаза расширились. Торжественный, худенький мальчик с оливковым оттенком кожи, темными кудрями и темными глазами, который каким-то образом сумел проложить себе путь в сердце Квинн, несмотря на всю ее оборону.
Она махнула рукой на стены.
— Я называю это своим шедевром.