— Стой, тебе говорят! Ну что там? — оборачивается она к Августе, брезгливо копающейся в потрохах.
— Пока ничего.
— Ну что вам нужно? — умоляет резник, — рыба вам нужна? Так возьмите рыбу. Даром отдам. Только уходите.
— Не бери, — говорит Ленка Августе, которая смотрит на узкие, плоские, круглые, чёрные, зелёные, серебристые тела с каким-то задумчивым, глубоководным интересом.
— Коту есть нечего, — виновато поясняет Августа.
— Я твоему коту «Вискас» куплю. Стой, не дёргайся.
— Приличная же с виду женщина, а в требухе два часа подряд роется…
— Дяденька, — неожиданно возникает Изя, — я возьму. Вон ту, здоровую.
— Ребёнка бы пожалели, — укоризненно говорит резник, — лица на нём нет. Бери, мальчик, бери. Даром бери.
— Убью мерзавца, — устало говорит Августа.
— Меня мама и так убьёт, если я без рыбы приду, — безразлично замечает Изя. — Из чего она будет фиш фаршированный делать? Из меня, что ли?
— Такое творится, а ты, — укоряет Августа, -…нашёл, когда эту свою бар-мицву устраивать.
— А я что, виноват? Она меня родила, а теперь хочет, чтобы всё как у людей было.
— На! — кричит резник, широким жестом кидая на мокрый, серебряный от чешуи прилавок здоровенную кефаль. — На, ирод! Только убирайся отсюда!
— Пусть почистит, — шмыгает носом Изя, — мама не так орать будет. А то придётся ей, на ночь глядя…
— Сейчас я тебе! — резник взмахивает ножом. Изя пятится назад, но нож, образовав в воздухе сверкающую дугу, уже врезается в белое рыбье брюхо. На Ленку летит чешуя, фонтан икры и один большой мокрый камень.
— Господи! — говорит Ленка.
Камень откатывается под прилавок.
— Он? — Августа пытается нырнуть под прилавок, но резник, расставив руки, загораживает дорогу.
— Куда? Куда лезешь?
— Августа, погоди…
— Да убери ты от меня эту бабу! — кричит резник Ленке, ошибочно принимая её за более нормальную.
— Дайте ей камень забрать, она уйдёт, вашей мамой клянусь!
— Ты мою маму не трогай!
— Изька!!!
Резник неожиданно замолкает. Лицо его заливает мертвенная бледность, и оно делается подозрительно похоже на рыбье брюхо. Щель рта открывается и закрывается — совершенно беззвучно.
— О, Господи! — бормочет Ленка. — Августа!
— Чего? — хрипит Августа из-под прилавка.
— Нашла камень?
— Нет ещё. Сейчас…
— Скорее…
Августа изворачивается, и камень выкатывается из-под прилавка, сверкая налипшей рыбьей чешуёй.
— Изька, хватай!
Изя хватает камень и тоже застывает, уставив бессмысленный взор в пространство.
— Мамочка! — наконец выговаривает резник, — что это…
Между лотками движется тёмный силуэт. Он ещё далеко, но даже отсюда видно, какой он огромный. Неуклюжее, громоздкое создание слепо тычется по овощному ряду, натыкаясь на грузовики с оптовым товаром, переворачивая хрупкие прилавки, путаясь в парусине тентов, постепенно приближаясь к рыбному ряду. Каждый его шаг сопровождается глухим чавкающим звуком, словно земля не хочет отпускать своё порождение.
— Августа! Скорее!
— Дамы, — с трудом выговаривает резник, — по-моему, это за вами.
— Господи, — Августа, наконец, выпрямляется, потирая поясницу, — что это?
— Голем! — соображает Ленка. — Кто-то напустил на нас голема.
— Этот твой… Гершензон! Кому бы ещё?
— На хрен сдался Гершензону голем? Он и так может! Это кто-то другой…
— Чёртов кузен! Рабби Барух!
— Вот те раз! — говорит Изя. Раскрыв рот и сжимая в кулаке камень, он медленно пятится в сторону трамвайной колеи.
Их сметает людской прилив. Торговки из овощного ряда в заляпанных зеленью халатах, мясники в окровавленных передниках, пёстрые цыгане, солидные дамы в турецких облегающих кофточках, нищие, побросавшие костыли, — все несутся от молчаливого создания, натыкаясь друг на друга…
— Он передумал, — верещит на бегу Ленка, — он не устоял! Оживил это чёртово чучело — теперь подгребёт под себя наши камни. Мы их ему сами на блюдечке поднесём. Кто же такое выдержит?
Голем медленно поворачивает тёмное безглазое лицо.
— Он нас ищет, — визжит Августа. — Нюхом чует.
— Хрен его знает, чем он чует. Бежим!