Юноша в шерстяной безрукавке уже который раз за продолжительный день перебирал в воздухе руками, складывая из бесконечных снежных полей громадные стены, растолстевших на десятки метров. Белое небо уныло нависло над двумя магами, сердобольно передвигающимися меж однообразных сугробов.
— Теперь я понимаю ваше раздражение, учитель.
Старик в женском обличии петлял вдоль стены, сдавливая получившуюся конструкцию деревянным бруском, лежавшим в его замерзшей руке. Девушка была одета все в ту же замшелую шубу из уже стершейся оленей шкуры.
— Этим людям было достаточно лишь одобрить наше участие, но их окостенелые принципы вынудили нас увеличить площадь оберегаемой территории чуть ли не втрое. Почему этим дикарям так чуждо новаторство, никогда этого не пойму.
Федор — Софья очередной раз шлепнула деревяшкой по шуршащему снегу, скрепив ледяные снежинки в одну лепешку. Ветер суматошно вдалбливался в белую конструкцию, разбиваясь на невидимые вихри, возмутившиеся действиями Джека Лондона и Федора Достоевского.
— Может, вы что-нибудь мне расскажете, учитель, работа не обещает быстро закончиться.
— Что тебе рассказать?
Девушка вопросительна уставилась на юношу, скрестив руки за спину. У молодого мага, воздвигающего снежные укрепления, уже дергались беспрерывно крутящиеся руки, а ноги еле держали прошедшего несколько десятков километров мага. Софья ощущала примерно тоже самое, но виду не подавала.
— Вы же видели упырей, какой самый удивительный вам попадался и какой самый страшный?
— Хо-хо.… Хороший вопрос, навевает воспоминания….
Не прекращая постукивания по воздвигающемуся снегу, девушка начала свой рассказ, отбросивший всю их окружающую пустоту за область восприятия.
— Что ж, начну-ка я, пожалуй, с самого удивительного. Лично я его назвал: Серафим. В одно заснеженное, что не удивительно, утро я вышел к Ложу Бугров, что на севере. Свет еще не объявился на молочные поля, и лишь тьма орошала снежные бугорки. В то время я следил за тем местом, подозревая его в зарождении упырей. Как я и говорил, ничего не было видно дальше своего носа, но тут буквально из неоткуда появился Серафим. Тело упыря выглядело в точь-точь, как женское тело, оно было идеально стройное, идеально гладкое, бесспорно грациозное — будто в нем воплотилось само понятие красоты. На аккуратной девичьей шее сидело невероятно миловидное лицо, у него был прямой нос, идеальные губы, улыбающиеся всему вокруг, и великолепные сапфировые глаза, блистающие своими суженными, как у змеи, зрачками с ослепительным блеском, распростершимся по всему голубому пространству этих восхитительных глаз. Тонкие брови так естественно и умиротворенно легли на этот божественный идеал, что взгляд этого упыря мог свести с ума, затмить понятие красоты в моем разуме. К гладкой спинке крепились два огромных крыла, превышающие по высоте тело чуть ли не вдвое. Они выстроились грациозной вертикальной линией, белоснежные орлиные перья переливались радужными цветами, а с кончиков крыльев сыпались разноцветные искры, будто замедленно падающие на обветшалый снег, украшая собой кромешную тьму. Перья крепились и к макушке, сложившись в длинную волну, развевающуюся по ветру. Вместо ног Серафим плавно и элегантно перебирал длинными синими отростками, похожими на щупальца. Не касающиеся земли ленточки двигали огромное создание по воздуху, разбрасывая его внеземную красоту по безжизненной округе.
У Джека была хорошая фантазия, а Федор имел особенность умело описывать прожитое им, так что молодой ученик совсем поглотился в образы, вставшие в его голове радужными всплесками. Он смотрел в одну точку, очередной раз, передвигаясь вдоль воздвигаемой стены.
— И что же с ним произошло в итоге?
— Я обомлел и потерял дар речи, расматривая это чудное внеземное создание. Он повернул свою изящную голову в мою сторону, с улыбкой воткнувшись в мой любопытный взгляд. На меня смотрела мама, любовница, жена, лучший друг, сам Бог — все возможные вариации любви слились воедино в этом будоражещем взгляде. Он беззвучно двинул своими громадными крыльями, осыпав меня радужными всплесками искр и исчез, безмолвно расставшись со своим ошарашенным зрителем.
— И вы больше никогда его не видели?
— Нет…. Никогда. Он иногда приходит ко мне лишь во сны, одаривая тем вдохновленным и любящим взглядом, но это лишь мои сновидения.
— Да, а что насчет самого страшного упыря?
— К сожалению, я запомнил и его. Его я видел уже Впредкрожье, что вообще далеко на западе, в тот день, наоборот, было на удивление светло. Я залег у опушки леса, ожидая упырей, в то время часто вылезающих из тех дебрей. Черные деревья маленькими линиями рассеялись по снегу, исполосовав мой взор. Я напрягся, ведь рядом что-то зашуршало, перебирая конечностями по трескучей земле. Это был обычный олень. Я отдышался, испугавшись неожиданной беды и даже не заметил, что зверь не шел своей обыденной горделивой походкой, а поспешно подпрыгивал на копытах, пытаясь от кого-то убежать. За ним гналась черная сфера, она вилась вокруг себя, затягивала окружающую ауру в себя, поглощая воздух и свет. Из необъяснимой густоты на оленя бешено уставились три глаза, свободно торчащие в темной материи. Они вонзились ему в голову и залезли вместе с закручивающейся дымовой воронкой в звериный рот. Его таз разверзся, выпустив из себя бесчисленные кишки, смякнувшие на снег. Пока животное мученически выло, его органы выбрасывались из тела, улетая на несколько метров во все стороны. Окровавленное и пустое нутро упало на снег, но голова продолжала держаться, упираясь рогами вверх. Некая сила оторвала оленю голову, глаза зверя повылезали из орбит и вытекли на снег, а во лбу выжглась черная дыра. Голова подлетела в воздух, и глазницы вместе с дыркой в черепе залились темным светом. Трехглазое создание вселилось в оторванную часть звериного тела и полетела вглубь леса, покачивая свисшими кусками костей.
— Твою ж…. И что? Что вы сделали?
— Я попытался напасть на него, но страх сковал мои ноги, вцепился в мои мускулы, не пуская их к этому чудовищу. Я просто остался на месте, не пошевелив и пальцем. Ну, слава богу, ни одна из соседних деревень не повстречала такого чудовища, и никто не пострадал от этой непонятной силы.
— Я же правильно понимаю: упыри бывают и разумные?
— Да, я видел несколько таких. Кто-то умеет разговаривать и мыслить, но они безобидны из-за своей разумности. В основном они просто оставались в лесу, становясь для местных богом или дьяволом: это уже зависело не от них, а от человеческой фантазии.
— А вы не спрашивали разумных упырей: помнят ли они, где именно они появились?
-Они все говорили, что появились посреди белоснежных равнин, причем каждый указывал совершенно разное место, отчего их ответы стали бесполезными.
— То есть, мы ищем их логово чуть ли не вслепую?
— Ну да, до этого уровня нам остается только, действительно, ослепнуть.
Маги, не имеющие сил для смеха, молча пропустили шутку мимо ушей.
. .
— Наконец-то!
Джек с грохотом свалился на землю, распластав руки и ноги. Все, что только можно было, затекло и посинело, еле живые маги стояли у той же огромной стены, отличие было лишь в том, что эта стена теперь образовывала огромное кольцо ледяных сооружений, обогнувшее примерно 16 квадратных километров сплошного снега.
Все это время молодой юноша вышибал стены, уходящие на 30 метров под землю и выпирающие на теже 30 метров ввысь. Стена была огорожена от остальных равнин маленькими комочками из резины, устилающими весь контур постройки с двух сторон.
— Отдохни, мы наконец-то закончили.
Девушка уже тряслась от напряжения, ее губы тоже налились синим, а лицо стало мертвенно-бледным. Она подошла к стене и тихо прошептала ключевое слово.
— Камень.
Длинное снежное кольцо вмиг превратилось из сомнительного сооружения в грозную булыжную стену. Высотой в 60 метров и толщиной в 10 метров она захлопнула неимоверно большую площадь.
— 22 километра работы, мы с вами молодцы, учитель.
Непоколебимая до этого Софья довольно улыбнулась их совместному достижению и свалилась лицом в снег, раскинув онемевшие руки.
— Учитель?
Джек резко отошел от недомогания и подбежал к девушке.
— Вы как, учитель?
Он несколько раз хлопнул по девичьему лицу своей ледяной ладонью, но его излюбленный учитель потерял сознание и не собирался так легко пробуждаться.
— Твою мать!
Юноша поднял низкорослую девушку на свои отяготевшие от работы плечи. Загруженный тяжким трудом Джек поплелся по зыбучему снегу, норовящему вот-вот засосать его бедные ноги. Молодой маг вздохнул полную грудь холодного воздуха и с новыми силами зашагал через подлые сугробы.
Через час он добрался до их временного убежища. Джек громоздко топал по деревянному туннелю, проложенному глубоко под снегом Федором Достоевским, направляясь в их временный штаб. Наконец, приятное тепло коснулось его бледной щеки, и свободные от тяжбы пальцы потянули за скрипучую ручку.
Софья мгновенно переместилась на кровать, стопка дров в печь, а Джек за стол. Он потирал разогревающиеся ноги, дрожащие от неожиданного и лаского тепла. Из юношеского горла вырвался болезненный кашель, нарушивший уютную тишину и трещание огня.
«Хорошо, что учитель спит, если мы еще будем разбираться с тем, что я болен Белой хворью, мы так никогда и не доберемся до нашей цели».
Он снова кашлянул, отчего в голове зазвенело, а глаза слегка помутились, пропустив сквозь себя неприятельскую тьму.
«Фух. Все хорошо. Мы все-таки доделали стену, подкопаться или перепрыгнуть никто не сможет, а если деревенские и вылезут, упыри быстренько их напугают, и люди спрячутся. Первый шаг сделан. Теперь надо договориться со старейшиной, чтобы они не покидали барьер. К сожалению, на это они горазды».
Джек прилег на кровать, вспоминая рассказы своего учителя и представляя того прекрасного Серафима.
«Вот бы его увидеть»
. .
По комнате снова посыпался протяжной и тяжелый кашель.
— Учитель спит.
Юноша поднялся с кровати, утирая заспанные глаза от приятной дремы. Софья все также безмолвно находилась в теплой кровати, казалось, что она вовсе не сдвинулась с той позы, которую ей оставил Джек.
Маг несколько раз ударил по щекам, помотав бледной девичьей головой в разные стороны, но никакой реакции от этого не последовало.
— Надо идти, на этот раз одному.
Джек с испуганным предвкушением взглянул на дверь и покинул пещеру, оставив Федора одного под землей. На улице ничего не изменилось, что было неудивительно для застуженного Кольца: снежные хлопья яростно набрасывались на землю, складывая свои головы в блестящем поле. Вместо голубого неба с ярким солнцем, над макушкой лишь безмерно растянулось белое полотно, а ветер все также рвался необузданной толпой в непонятном направлении.
Юноша поплелся вдаль от входа, раздвигая ногами неподатливые слои снега. Джек быстро поводил руками в воздухе, вычерчивая необъяснимые геометрические фигуры. Перед ним приземлились в сугроб ледяные широкие лыжи с кривыми креплениями. Палки в таких зарослях лишь помешали бы, зато обширные стопы обеспечивали устойчивость. Деревенские жители с таким чудом природы не были знакомы. Вся древесина заканчивалась редкими елочками, да и то их еле хватало на протопку печей, так что о каких-то лыжах не шло и речи. Конечно эти люди ни за что бы не пожертвовали и полена за это приспособление, упорно продавливаясь сквозь бесконечные сугробы. Эти люди никогда бы и не поняли, что с лыжами они бы добыли в разы больше дерева, не говоря уже о других благах.
Это была вся суть обитателей Кольца: люди, каким-то образом не погибшие в этих просторах, сохранили свои правила выживания для потомков. В таких суровых условиях, разве кто-то осмелится отступиться от проверенных заветов, даже если они губят сотни их же сородичей. «Шаг в сторону — смерть» — одно выражение, способное выразить устой этих обезумевших жителей губительных пустынь.
Джек как раз подошел к деревне. Чернявые кучки нелепо рассыпались по белоснежному простору, как мухи свалившиеся в молоко.
Мало кто понял бы какое сейчас вообще время суток, но жители четко знали, что нынче на улице шуляло утро. Это знал и Джек, он лично вышел из этого селения. К магии соотечественники относились крайне презрительно, отчего чуть ли не грудного мальчика с удовольствием отдали еще не одряхлевшему Федору. Достоевский был и наставник и опекуном властителя снега, поэтому между ними выстроились теплые отношения, а сам юноша пропитался глубочайшей верностью и восхищением.
— Извините, можно я войду?
Джек заглянул внутрь одной из хижин, в которой, по идее, должен был сидеть старейшина. Приподнявший шкуры маг нашел внутри горячий спор между жителями, но, к сожалению, ему было, довольно, тяжело понять тему разговора из-за особенности их речи.
— Нех, вах уех захехат махо! (Нет вас всех зарезать надо!)
— Похшех х чехту! (Пошел к черту!)
Бородатый мужик замахал кулаками и после не очень вежливой просьбы выскочил из хижины, задев незамеченного Джека огромным плечом. Все они на перебор были в оленьих шкурах, переливающимися серыми и корчневыми красками.
— А тых хто?
— Извините, можно войти?
Старый мужичок с узкими морщинистыми глазами и седой козлиной бородкой сидел на куче шкур, облокотившись на такое же скопление животного меха, развешенного на стене. Его круглое лицо сердито морщилось, а руки, сложенные на груди, то и дело вырывались наружу, указывая пальцем вверх. Хыкание, заменившее адекватную речь, рано покинувшему это место Джеку было не очень понятно, и он суматошно повторил свой вопрос.
Все следующие фразы жители, как на зло, говорили в том же диалекте, но Джек перестал теряться в их речи и смог распознать знакомые ему слова в куче непонятицы.
— Маг, значица. Вот вас тварей развелось, уже и в дом лезут. Что тебе надо?
Юноша довольно вошел в комнату и, потирая вспотевшие ладони, завел чуть ли не судьбоносный разговор.
— Я насчет стены….
— Мы уже видели, какую гадость вы нам сделали. Мало ли что от этой стены треклятой будет. Учудили, понимаешь.
— Так вот, не могли бы вы….
— Нет.
— Я же не договорил.
— Плевать, вам только и надо, чтобы мы что-то нарушили, запятнали наши священные заветы и обычаи.
— Я….
— Ну давай, что ты хотел сказать? Может мне сбрить бороду, начать грызть кору, охотиться днем или отправится в ваш щтаб, чтоб из нас там мозги вышибли?! Что, что вам надо?!
— Не проводите в этом году Хат Абат…. Пожалуйста.
— Ты…. Ты, верно, смеешься надо мной. Выродок, мало того, что ты посмел себе здесь показаться, ты еще и говоришь мне такие поганые вещи. Я, мой отец, дед и прадед, все люди до этого проклятого дня проводили Хат Абат каждый год, почитая своих предков, а ты предлагаешь мне это отменить. Наплевать в душу своим умершим родственникам, чтобы помочь подлому и мерзкому выродку?
— Если…. Если вы пойдете, вы же выйдете всей деревней из стены, вы умрете!
— Этот бред нам плел еще тот тупой дед.
— Понимаете, если вы не прислушаетесь к нам, некому будет почитать вашу память в будущем, все….
— Пшел вон, щенок.
Суровый взгляд пронзил молодое сердце
Джек опустил взгляд и, поклонившись разъяренному старику, вышел из злобной хижины.
Метель злорадно шлепнулась в его огорченное лицо, захлопнув черные ресницы.
— Извините, учитель, я все испортил своей вспыльчивостью.
Снег заполнил тяжелый воздух, а люди все также безвылазно томились в своих жилищах. Как комья, мысли Джека нарастали, запрыгивая друг на друга.
«Обычно я хожу сюда с учителем, и мы быстро уходим, как только выполняем наши дела, так что у меня не остается ни свободной минутки. Может воспользоваться своим одиночеством? Где-то здесь, по идее, мои родители, надо хотя бы встретиться с ними».
Юноша повилял головой в стороны и решил повернуть направо, чтобы обойти все хижины, возвращаться с расспросами к старейшине ему не хотелось. Первой ему попалась маленькая хижинка чуть ли не напротив от главного жилища.
Внутри сидела седая женщина в посеревшей шубе и более молодые девушки, окружающие ее по всей хижине. Стертые пальчики перебирали пресноватое мясо в руках, вырезая косточками хрящи из животного тела. Занятые работой женщины не обратили внимания на вошедшего, только старушка повернула в его сторону голову.
— Извините, вы не знаете, где я могу найти своих родителей?
— ….
Она молча отвернулась от Джека и уставилась в пол. Юноша продолжал неловко торчать у входа, после чего понял, что от них он ничего не добьется и расстроенно вышел.
«Может в следующей мне что-то расскажут»
Он снова раздвинул шкуры и на этот раз зашел в хижину побольше, на коврах посапывал рослый и усатый мужчина, завалившись на бок, а вокруг него игриво ползали маленькие дети, прижимающиеся к теплому отцу. Помимо двух младенцев внутри сидел молодой паренек двенадцати лет, перебирающий наконечники стрел в руке.
— …!
Он неожиданно уставился на вошедшего мага, удивленно подняв толстые брови.
— Что….
Паренек хотел что-то проговорить шепотом в уютной обстановке, но ему в висок прилетел меховой сапог. Он смиренно обернулся в сторону отца, показывающего ему кулак, после чего безысходно пожал плечи и вернулся к делу.
«Значит и здесь мне не помогут».
Джек уже шагал по заснеженной улице, возвращаясь к дому старейшины.
«Теперь налево»
В следующей хижине вообще никого не было, все пространство припорошило снежком, а шкуры остались лишь мелкие либо совсем уж дрянные. Воздух оледенел, и казалось, что внутри холоднее, чем снаружи.
«Странно. Если здесь пустая хижина, то почему те женщины теснятся в одной?»
Не получив никакого ответа он пошел дальше, перетаптывая по безмолвной деревне, засыпанной снегом.
Следующая картина отличалась от предыдущих. Мужичок сжался в комочек, покашливая в углу, а его жена, согнувшись в три погибели, блуждала вдоль и поперек, поднимая с пола редкие сучки и обрубки полен. Дитё беззвучно лежало на самой хорошо выглядящей шкуре, посасывая бледный пальчик.
Все жилище полнилось кашлем: отец семейства нервно выплевывал мокроту, жена иногда прикладывала кулак ко рту, сдерживая противные болезненные звуки, и даже ребенок иногда кашлял, брызгая слюнкой в застывшем воздухе.
— Извините, вы не знаете, где я могу найти моих родителей?
— Демон. Уйди.
Женщина жалобно и безнадежно взглянула на Джека, ни воплей, ни криков — лишь обычная просьба тихо вышла из ее потрескавшихся губ.
— Извините.
Отец семейства никак не отреагировал на столь неожиданного гостя, лишь повернувшись на другой бок, а младенец бросил безразличный взгляд и снова уставился в потолок, в котором он выискивал что-то веселое.
«Все еще хуже, чем я представлял. Может, мне уйти? Не вижу смысла так беспардонно продолжать их опрашивать, все равно ответа я так и не добьюсь. Зайду еще в одну».
В следующем жилище яростно махал руками непонятно на что тот бородатый мужик, встретивший плечом молодого мага, когда он только вошел в дом старейшины. Хозяин хижины расселся на шкурах, разбросав какие-то костяные фигурки по меху. Он тыкал в каждую по очереди и попеременно вскрикивал, хватаясь за чуть ли не прямоугольную голову.
— Да что это?! Этот старик так нас погубит!
— Извините, вы не знаете, где я могу найти своих родителей?
— О, выродок, тут еще и ты!
— Вы говорите со мной?
— К черту запрет этого идиота, что тебе надо?
Маг радостно задергался, повторяя свою просьбу.
— Вы не знаете, где мои родители, мне хотелось бы их увидеть.
— Родители?
— Да.
— Ну что могу сказать, их сожгли.
— …. Как сожгли?
— Да как тебя забрали, так и сожгли.
— ….За что?
— Так они ж демона зачали, что ты ожидал, ты думал: почему с тобой никто не разговаривает, это все тот пердун придумал.
— А…. Их приказал сжечь тоже он?
— Да нет, их бы и так и сяк, чего уж таить. Я вот думаю, может, вы не совсем уж и говнюки — маги?
Мужик сощурил глаза, внимательно вглядевшись в замершего Джека.
— А хотя нет, ты не похож на хорошего человека.
— Я?
— Ну не я же. Ты все?
— Да…. Хотя нет, я же правильно понял, что вы против Ат Хабата?
— Кости сказали, что мы умрем, а этот полудурок решил, что его решения важнее решения богов.
— А вы не могли бы назвать свое имя?
— Хотых.
— Спасибо за все, до свидания.
— Пока, выродок, если что-то захочешь высказать этому старому соплежую — приходи.
— Да, хорошо.
Джек поплелся в снежную даль, устилаемую белыми хлопьями. Ресницы покрылись льдом, а текущие слезы примерзли к щекам. Ветер играл заунывную песню, пока молчаливый маг нелепо передвигал сквозь сугробы своими ногами, совсем забыв о лыжах. Он шел бездумно и безмолвно.
. .
— Ты был в деревне?
Замерзшего и поникшего мага встретила серьезная девушка, сначала рассматривающая карту, разложенную на столе, а после повернувшая голову на своего ученика. Ее взгляд понимающе и слегка сурово проникал в разбитое сердце юноши, сжавшегося у своего учителя.
— Да, учитель….
— Ну и как?
— Они жестко мне отказали.
— Оно и не удивительно, они крайне редко на что-то соглашаются. Ну ничего, ты сделал все, что смог. Винить тебя в их туполобости бессмысленно. А что еще?
— Я встретил некого Хотыха, он не против отмены Ат Хабата, и мы, в принципе, можем использовать его в диалоге с деревенскими.
— Это замечательно, я потом с ним поговорю, и это всё?
— Да….
— То есть, он ничего тебе больше не рассказал?
— …. Почему вы мне не говорили о моих родителях?
— А что я должен был сказать? Уж точно не то, что тебе, явно, открылось в деревне.
— Я думал, что родители просто бросили меня….
— Так и было. Они тут же выкинули годовалого ребенка, как только он зажал комочек снега в воздухе. Просто….
— ….
— Обычаи такого не прощают. С этим ничего не поделаешь.
— Но…. Я….
— Я не говорил тебе об этом, так как не был уверен, что ты выдержишь. Выдержишь гнев.
— ….
— Ах, понимаешь, Джек, самое страшное в ужасных людях, то, что они тоже красивы. Даже самые отвратительные пороки можно понять. Они, как минимум, заложники своих традиций, не высунь я тебя оттуда, ты бы без промедления сделал тоже самое. Ну а во-вторых….
— ….
— Они просто бояться тебя, Джек. Представь себя: без магии, без тепла, без веры, что ты проснешься завтрашним утром, без каких-либо гарантий чего-либо. Маги — кто это? Не строят ли они козни? Можно ли им доверять? Как с ними справиться? Никак. Значит надо держаться подальше.
— ….
— Мы можем уничтожить этих людей, можем заставить их что-то делать, угрожать, шантажировать, но какой в этом толк? Пока на них безостановочно падает снег, они будут держаться за единственные устоявшиеся правила выживания, будут немыслимо бояться всего нового и наслаждаться своими муками, зная, что это их личные мучения и что они их знают.
— Я мог стать таким? Мог бессердечно убить свою мать, винить во всем неповинного человека и идти на верную смерть наперекор здравому смыслу?
— Мы все могли.
— ….
— ….
— Спасибо, учитель, я, пожалуй, прилягу.
— Обязательно, Джек, только для начала умойся.
Юноша поспешно вымыл лицо комнатной водой, хранившейся в небольшом чайничке в шкафу, отчего застывшие ледышки, покрывшие его лицо, растаяли и разлились по полу. Джек забрался в кровать, накрыв себя толстым одеялом. Он мгновенно уснул, и только грудь иногда подрыгивала, показывая Федору, что спокойное состояние его ученика на самом деле таким не было.
«Нет смысла топить печаль, ничего плохого в этом чувстве нет, даже наоборот. А вот гнев, это другое дело. «Дай человеку проплакаться, но не подпускай к дубине» — где-то я такое слышал, или сам придумал? Неважно. Я надеюсь, Джек внемлет моему совету и забудет об этой трагедии. Раз старейшина так твердо стоит на своем решении, у нас нет никаких причин, чтобы здесь сидеть. Надо только встретиться с этим Хотыхом и обсудить с ним возможное спасение этих людей. Завтра двинемся на восток, а там и до Крапогорья не далеко. Удача бы нам не помешала. Если б она вообще здесь существовала».
Девушка пожала плечами и пододвинулась к спящему ученику, накрыв его поледеневшее лицо меховой шапкой.