— Так ты с нами?
— Как ни удивительно, но мне с вами по пути. Не ожидал, что наши профессии пересекутся в Мааравье.
— Я-то не против, Роберт, хорошая компания никогда не повредит.
— Благодарю за признание.
— Ура, Усатик с нами!
Бледный и потный юноша с пепельными кудрями настойчиво шлепал по кирпичному тротуару зелеными шлепанцами. Тело покрывала тонкая белая майка на лямках, обожающая скомкаться снизу, чтобы потревожить усталого хозяина. На голове кепка, на ногах шорты — все беспрепятственно позволяло песчаному ветру хоть как-то сдувать налегающую жару, но, несмотря на это, пота и мученических морщин на лице мага не убавилось. Бром нервно потирал безымянный палец, попутно смахивая капли со лба.
Рядом яростно переминала короткими ногами девочка, пытающаяся не отставать от долгоногих приятелей. Что-то на подобие легкого летнего платья желтого цвета, синяя панамка и такие же синие сандалики — это тоже не оставило и шанса на комфортное пребывание пыхтящей и иногда покрикивающей для поддержания разговора Диане.
Последним членом этой группы был усатый долговязый мужчина в расстёгнутой рубашке и своих неизменных брюках. Черные волосы спрятались под банданой, а карие глаза спокойно бросали свои спокойные взгляды под круглыми солнцезащитными очками. Несмотря на свою неизменную элегантность и подвернутую за спину руку, усы выдавали его усталость, жалобно подергиваясь от текущего со лба прямо в них пота. Этот мужчина еще на свое горе тащил с собой огромную сумку, нехило налегающую на его бедные плечи. Все, включая Стивенсона, страдали под палящим зноем.
— Хьюго.
— Да, Роберт?
Запыхавшиеся собеседники боялись кидаться длинными фразами, еле регулируя поступаемый в разгоряченные легкие воздух.
— Что ты трешь? Шрам?
— А? Палец? Это от кольца.
— Вы женаты?
— Ну да.
— Вы очень…. Фуух…. Молоды.
— Так получилось.
— Как хоть ее…. Зовут?
— Мария.
— Красивое имя.
— Не то…. Ах… Слово.
— Мне бы…. Жениться.
— А вы усы сбрейте!
— Не смешно…. Диана!
— Я уже начинаю привыкать.
С этими словами Роберт остановился у одного из кирпичных домиков, рассеющихся в Эйное.
— Что-то болит?
— Давайте отдохнем, это ужас.
— Полностью согласна!
Они отошли несколько шагов в бок и расположились у стены домика с восточной стороны, чтобы благосклонная тень почтила их покрытые головы своим присутствием.
— Какая же здесь отвратительная инфраструктура, почему общественный транспорт вообще не передвигается в сторону Мааравьи?
— Кто его знает, Хьюго.
— Не ну серьезно, даже такси нету, мы пока шли, я ни единой машины в нашем направлении не заметил, а ведь мы вдоль дороги топаем!
— Как же тебя так отправили в командировку, ничего не сказав?
— Приеду — я этих уродов лично прибью, не вылечатся!
— Я своих тоже.
Роберт общался с раздраженным Бромом, пока изнеможённая Диана лежала в беспамятстве на прохладном песочке.
— Может пока узнаем друг друга немного получше? Доверие в дороге не лишне.
— Ну, я родился в деревне Тёрке, получил обучение и устроился в городе на врача. Родители уехали на другой остров, оставив мне дом. Я, недолго думая, и женился, одному тоскливо, но вот — послали черти.
— А я из Басара, меня воспитывал дедушка, он обучил меня всему, что знал сам, и отправился на тот свет. Годы обучения и вот я здесь, вместе с вами.
— Что ж за профессия такая, ты не рассказывал.
— Да ничего необычного, если откровенничать, я состою в скрытой организации. У нее очень много видов деятельности: от переводки бабушек через дорогу до уничтожения синдикатов. Я, конечно, такие великие цели не преследую, меня больше волнует другая подоплека. Понимаете, в Мааравье обнаружили древний предмет, которому может быть несколько тысяч лет. Как только информация попала в СМИ, меня выслали сюда, чтобы обеспечить транспортировку артефакта в соответствующие археологические объединения.
— М, понятно.
— ….
— Ну, сейчас не об этом, нам еще надо подумать, где мы можем переночевать, не думаю, что эта жара будет настолько же занята нами в темное время суток.
— Добрые люди есть везде, найдем кого-нибудь.
Как раз в этот момент раздался протяжный звонок, доносившийся из шорт Брома. Он неуверенно достал телефон и посмотрел на имя звонящего.
«Говард Лавкрафт»
. .
— Алло.
Юноша оперся об кирпичную стену, отойдя от своих отдыхающих путников. Только покинувший его пот снова осел на лоб, брови в ужасном недоумении схмурились над потрясенными глазами. Банальное любопытство и шок вынудили Брома нажать на зеленую трубку под именем мертвого человека.
— Алло.
По ту сторону раздавалось какое-то постукивание и протяжное завывание, напоминающие дождь и ветер.
— Это Говард.
Голос говорящего был настолько хриплый, будто он прямо сейчас харкал кровью. Его мертвый голос резал слух, а слова были еле различимы.
— Говард?
— Послушай, Бром. Я умер, это запись. Никто, абсолютно никто не убьет Сатану кроме тебя. Буду краток. Марина сбежала из Виззира. Ты ее встретишь. А сейчас иди вперед вдоль дороги и перед поворотом зайди в дом. Там ты найдешь давно потерянное. Надеюсь на тебя. Бром. Бруклинский Ангел.
— Что?
Абсолютная тишина, шуршащая помехами, проигнорировала его вопрос.
— ….
На этой беззвучной ноте, разговор закончился громким гудком, знаменовавшим конец разговора.
«Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что? Что?»
Бром все понял и от этого ничего не понял. Он оперся спиной об стену, присев на песок и схватился за голову, жестко вдавливая пальцы в волосы.
«Говард. Жив. Мертв? Он умер. Но откуда. Он знает про Марину? Но откуда. Он знает про Виззир? Но откуда. Он знает про нас? Но откуда. Он знает дорогу? Но откуда. Он знает мой номер? Но откуда. Он знает, что я буду здесь? Марина. Сбежала? Куда? Почему я не знаю? Мы встретимся? Сатана. Кто это? Почему я? Что ты от меня хочешь? Дом? Потерянное? Поворот? Что? Почему? Как? Зачем? Почему сейчас? Кто?»
Ему захотелось зарыдать изнутри. Не от шока. Не от растерянности. Кто-то его переиграл. Обвел вокруг пальца, как тупую шавку. Попустил все его планы, все его предположения. Говард. Он знал и о Марине, и о Марии, и о договоре с Байроном. Он знал все и просто умело дергал своими ниточками, направляя Брома в удобном для него маршруте. Он предугадал все ходы. Абсолютно все было предугадано и рассчитано. Бром был так наивен. Так прост. Так туп. Так предсказуем. Бром был ничтожеством, и звонок это доказал.
— Все хорошо, Хьюго?
— Ничего такого, просто решил отдохнуть.
Веселые и спокойные глаза бледно-голубого цвета добро посмотрели на вопрошающего Роберта, который подошел к уткнувшемуся в песок Брому.
— Со стороны показалось, что ты плакал.
— Ну что я ребенок что ли?
— Все плачут: от младенца до старика. Слезы — это же незаменимое человеческое сокровище.
— Разве?
— А как еще доказать самому себе, что ты действительно расстроен?
— Странная логика. Надо что-то доказывать?
— Эмоции человека вечно рознятся, ни окружающие, ни сам человек не могут понять чувств. То, что должно расстроить, не трогает сердце, а то, что должно осчастливить, нагоняет грусть и тоску. Человек вешает на чувства ярлыки и обманывает себя, подгоняя мышление под стереотипы. И только слезы искренны. Только они одинаково печальны и радостны, только они не требуют сомнений….
— Что-то ты слишком далеко ушел.
— Не стыдно? Всю речь испортил, я, может, всю жизнь к ней готовился.
— С кем не бывает, я, может, всю жизнь мечтал увидеть край мира, а он оказался круглым. Представляешь: какое это разочарование?
— Во-первых, это очень глупо, а, во-вторых…. Ко мне то это как относится? Не я тебе глаза открыл, к чему такие контрмеры к невинному человеку?
— Да не сердись ты, продолжай.
— Ну так вот. Ыгхым! Только они одинаково…. Ум…. Ты меня сбил, я забыл свою гениальную мысль.
— Один раз я забыл подтереться….
— Ууууух…. Ты просто безнадежен в сравнениях.
— Это было грубо.
— И это ты говоришь?!
— В чем дело Усатик и Лохматик?
— У тебя заиграл генератор плохих кличек?
— Они не плохие!
— А почему они звучат, как имена кукол или собак?
Подскочившей к спорящему Брому и Роберту Диане нечего было ответить на столь внезапный вселиквидирующий аргумент, ядовито выплюнутый из уст пепельноволосого юноши. Бром не изменил свою сидячую позу, оперевшись об стену, Роберту пришлось вытащить руку из-за спины, чтобы, стоя перед своим собеседником, требовательно скрестить их на груди, а Диана подскочила с земли и встала рядом с усатым спутником, маша своим миниатюрным пальцем на кудрявого юношу.
— Короче, тебе нечего ответить…. Судя по тому, что вы так резко подскочили, отдых можно считать оконченным. День подходит к концу, нам надо найти ночлег. Предлагаю сначала проверить тот дом.
— Почему именно у поворота?
— Чистая интуиция.
— Давай ее проверим.
Со словами вызова Роберт протянул ладонь Брому, которой тот успешно воспользовался для того, чтобы встать.
— Пошли.
. .
«Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное. Потерянное».
Несмотря на внешнюю уверенность и развязность, голова Бруклинского Дьявола, Брома, Хьюго была готова взорваться. Мозги будто расплылись в молочную кашу вперемешку с повторяющимися словами, вычерпнутых из разговора с трупом.
«Я что-то потерял, старик, зачем, причем тут он?»
Роберт постучался в дверь, оттарабанив за несколько секунд какую-то невообразимую мелодию.
Ее отхлопнул старик. Маленький и сутуленький, глаза не выдержали града морщин и заплыли веками, зубы давно уже покинули родительский дом, а скрипучие ноги еле передвигались по деревянному полу.
— Сто надо?
По непонятной закономерности к закату жизни глаза неизменно голубеют, а зрачки этого дедка, видимо, и в молодости были таковыми, отчего его старческий хмурый взгляд напоминал слепого.
Старик нехило так шепелявил, уничтожая само понятие, как звуки «ш» и «щ».
— Дико извиняюсь, не могли бы вы приютить странников на одну ночь? Не за бесплатно, конечно.
— А?!
— ….
— Заходите!
Не услышав никакого ответа на свой ор, он приказал путникам войти в его жилище, продвинувшись в какую-то комнату.
— Эм, спасибо.
Роберт смущенно протиснулся в невысокий дверной проем и зашел в гостиную, пропустив с собой Брома с Дианой.
Воняло старостью, особенным запахом, который трудно объяснить для человека, который никогда его не чувствовал, но так легко определить среди сотни других дуновений. Комната и не требовала описания. Представьте, что вам абсолютно плевать на то, будет кто-то заходить или нет. Все не разбросано, не запачкано, не забыто, но просто лишне. Все предметы самые обыкновенные: ботинки, одежда, часы, зеркало и многое другое, но они будто чужие, такие же гости, как и вошедшие путники.
— Сколько вы потребуете за ночлег?
Роберт продвинулся в спальню, куда скрылся хозяин дома, но его застала совершенно неожиданная сцена.
— Серьезно?
Старик беззаботно и бессовестно спал на кресле-качалке, громко похрапывая в душноватой комнате. Видимо, он встал только, чтобы открыть дверь, а после снова вернулся к излюбленному занятию, за которым его и застал усатый джентльмен.
— Что здесь, Роберт?
— Да вот. Вот это.
Бром удивленно расширил глаза, взирая на сопящего хозяина дома. Хорошо, что его собеседник смотрел туда же, иначе бы он увидел бездонно потерянный взгляд юноши.
— Интересно, он часто к себе так гостей пускает? Если да, то это удивительно, что он дожил до такого возраста.
— Видимо, здесь слишком много добрых людей.
— Почему они тогда живут в этом пекле?
— Вряд ли мы их когда-то поймем.
— Точно.
— ….
— ….
— Я тогда пойду распакую свою сумку.
— Удачи, я посижу покараулю, авось проснется спящий хрыщ.
— Да вы с Дианой не так уж и далеки друг от друга.
Юноша уже не слышал горького замечания своего товарища, он присел на узенькую кроватку, располагающуюся у кресла-качалки, и пристально уставился на деда, боясь отвести от него взгляд. Роберт же, в свою очередь, пожал плечами и двинулся обратно в гостиную, успокаивая уже расшумевшуюся девочку в желтом платьице.
«Потерянное. Что я мог потерять? У меня же ничего не было. У меня было тело и проклятая способность, испоганившая большую часть моей жизни. По сути, если бы не та встреча с Флобером, я бы в жизни не завел никаких отношений ни с детьми, ни с Мариной, ни с Робертом, ни с Витей, ни с Дианой. В этом колечке вся моя жизнь. Стоит ему исчезнуть, и я умру, не будет смысла, не будет счастья, только нестерпимое количество боли и горя. Я знаю. Я знаю, о чем я говорю. Посмотрев в их глаза, что я скажу? Прощайте, ни Брома, ни Хьюго больше не существует, а лучше признать, что их никогда и не было. Отныне только Брукли…. Просто Дьявол».
— Эй, пасан, скази со-нибудь.
Спустя несколько часов мрачных раздумий Брома, по комнате раздался шепот, встревоживший юношеское сердце.
— Вы проснулись?
— Лисо покази.
Маг и так сидел, глядя в глаза старика, но подвинуться на несколько сантиметров не так уж и тяжело.
— А?
Дедок резко схватил Брома за лицо, придвинув его в упор к своему старческому лицу. Воздух замер, даже сердцебиение решило беззвучно наблюдать за действиями старичка. Он схмурил глаза, упорно разглядывая каждую часть юношеского лица.
Сначала он ужаснулся.
Юноша будто ждал этого, будто ждал всю жизнь. Вместо недоумения и удивления, да даже банального неудобства, он широко улыбнулся, наблюдая за неуверенными движениями потускневших старческих зрачков своими загоревшимися безумством глазами.
Этот жест смутил дедка, но только на мгновение, он еще пару секунд разглядывал черты юношеского лица, после чего довольно его опустил.
— Насёл все-таки меня….
— ….
— Внук.
. .
— Что ты сказал?
— Внук… присёл убить меня?
— Возможно.
— Хм.
— …
— Я был в тот день.
— …
— Вместе с внуськом мне вынесли бездыханного сына и сноху.
— …
— Просьло узе 19 лет с того дня, ненависти у меня не осталось.
— …
— Бабка умерла в тот зе день, от приступа.
— …
— Остались я да ты, у мамки твоей никого не было.
— …
— Я бросил тебя, ресил забыть и покинуть на веки весьные.
— …
— Моей смертью узе никого не обрадовать и не опесялить. Я пойму, если ты захосесь меня забрать. Сем-то зе надо искупить мой грех перед богом, раз мы так скоро встретимся.
— Меня…
— …?
— Как зовут?
— Кев. Кев Нора.
— А маму?
— Мавеот.
— А папу?
— Кхаим.
— А тебя?
— Ютсур.
— М. Понятно.
— Ты оставись меня?
— Ты ошибся, когда решил, что твоя смерть доставит мне удовольствие. Я все понял, и я, определенно, никогда не прощу тебя, но это не дает мне повода на убийство.
— Кев.
— Не зови меня так. Человека, которого собирались так назвать не существует, меня зовут Дьявол, ты понял?
Бром схватил своего родственника за вялую шею, приблизив не шелохнувшееся лицо к своим устам.
— Кева знают только мама с папой, их нет. Брома знают только мои друзья, их нет. Хьюго знают мои союзники. А мои враги…
Он ужасающе прошептал ему в ухо.
— Знают только Дьявола.
Юноша отпустил деда, начавшего тяжело кашлять.
— Одно слово о том, кто я. Одно движение против меня или моих спутников, и ты умрешь. Я не отниму твою жизнь также просто, как сделал это с родителями, твоя душа познает муки, ты понимаешь?
— Вылитый отец.
Бром удивленно прошелся взглядом по покрасневшей старой роже и направился на выход.
— Когда, говоришь, я родился?
— 24 августа. 19 лет назад.
— Хм.
Юноша широко улыбнулся и исчез в проходе.
— Ты куда, Хьюго?
В прихожей его встретил Роберт с одетыми на нос уже квадратными и не солнцезащитными очками. Он был в целом расслаблен, но слегка встревожен бешеной ухмылкой своего друга.
— Мне кажется, я по дороге удостоверение обронил.
— То самое, фиолетового цвета?
— Да, я немного пробегусь, может не так уж и далеко посеял.
— Ух, ладно, удачи. На улице уже темно, не задерживайся.
— Все хорошо. Как там Диана?
— Давно уже спит, прыгала и кричала что-то про минусы и минусы усов и чуть ли не отрубилась, не думал, что девочки так быстро умеют засыпать, мне бы так.
— Отлично, я пошел.
— Эй, погоди, как там хозяин дома?
— Проснулся уже, вот только поторопись, а то, наверное, уже заснул без нас.
— И правда, давай, я пошел.
Бром проводил Роберта безжизненным взглядом и вышел на улицу.
«Луна всегда одинаковая»
И правда, его круглощекая спутница, вечно преследующая его меж городами, неизменно светила своей мутной улыбкой на его мрачное лицо. Ветерок заметно похолодел, поднимая мурашки на распаренной за день коже.
Маг пробежал чуть ли не в случайном направлении и, забежав за угол какого-то опустевшего домика, спрятался в кустах под лоном одинокого дерева невысокого роста.
«Даже. Даже. Даже. Даже старик, даже он. Мерзок».
По ледяной щеке прокатилась слеза.
«Все вокруг такие мерзкие, такие безответственные, такие трусливые, такие небрежные. Разве я особенный? Я понял что-то запредельное, прожив несколько недель? Если что-то взял — что-то дал. Если тебе доверились — оправдай доверие. Если на тебя легла ответственность — делай все, что возможно, для нее. Если сделал кому-то зло — сделай вдвое больше добра. Раздели чужую боль. Раздели чужую печаль. Раздели чужую радость. Раздели чужую любовь. Раздели, и все. Раздели чужое и поделись своим. Это так тяжело? Это так больно? Разве это невыносимо?»
Голова задрожала.
«Любить всех — невозможно. Ненавидеть всех — глупо. Разделять. Разделять любимых и ненавистных. Это так сложно. Любовь к грешнику — грех. Ненависть к святому — грех. Я лучше всех. Я беру ответственность, я ручаюсь за свои действия, я делаю все ради других, я разделяю чужие чувства и делюсь своими. И поэтому. Я самый грешный…»
Он засмеялся.
«Бог, да? Он решил, что я грешен. Он решил, что я должен страдать. Он решил, что я должен быть предан. Он прячет от меня врагов, набрасывая пелену друзей на все и вся»
— Зачем?
— …
— Я что-то сделал? Я что-то испортил? Чтобы я не делал сам — ничего не шло во вред. Я стараюсь изо всех сил, а каково мое поощрение. Боль, ужас, мука.
— …
— Ты тоже безответственен. Ты тоже халатен. Ты тоже труслив. Ты боишься меня, тебе плевать на всю ответственность за мою судьбу? Ты такой же грешник, как и все. Ты мерзок. И при этом… Ты бог? Это смешно. Это глупо. Просто нелепо.
— …
— Ты никогда не ответишь. Потому что ты мерзок, потому что ты труслив, потому что ты бог. А это слово ничего не значит. Все вокруг боги. Все, кроме меня.
— …
— …
Бром утер слезы с слюной и отправился домой.