Магия нуля - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 6

Мир не спас красоту: Часть 1

Падал снег.

— Опять деревня.

По слоившимся снежным хлопьям шагал старичок в оленей шубе, скрывающей его престарелое чахлое тельце. На морщинистом лице уже совсем не сидели волосы, и только голова не стала овальной, чтобы завершить образ лысого мудреца. Меховые сапоги еле-еле перетаптывали через кучи блестящего снега. Его глаза посветлели, став чуть ли не белыми, а фигура заметно сгорбилась по сравнению с молодостью. Хотя делал он одно и то же.

Падал снег.

Повсюду расстилались бескрайние снежные равнины, нарушаемые разве что редкими холмиками, да маленькими елочками, боящимися расти из-за мороза. Голубоватое небо и огненный шар из-за облаков вовсе спрятались от неприхотливого народа, черноватые домики которых оставались последним препятствием Кольца утонуть в пустом белом цвете, пожирающим всю неприязненную тьму.

Падал снег.

Старичок давно перестал замечать в этом просторе какой-либо красоты, терзающей поначалу его простодушное сердце. Холодом заволокло все ощущения, которые мог вызвать леденящий душу ландшафт, унесло прочь вместе с полузримой вьюгой.

Падал снег.

Сугробы кончились, и дед зашагал по натоптанным тропкам, оставшимся от жителей. Из ледяных шалашей, укрытых шкурами, доносилось лишь сухой кашель, да сопение — днем все спали. Только в одном из жилищ горел свет, чуждый обывательской белизне, и лилась струя дыма, окропляющая бездонное молочное озеро, устилающее небосвод. Из-под свода тканей, знаменовавших вход, не доносилось ничего.

Падал снег.

Внутри, на постели из всё тех же оленьих шкур лежал бледный мальчик. Он был русоват, невысок, одет в легкое песцовое одеяние, его руки были сложены на груди, глаза не открывались, а сузившиеся и потрескавшиеся губы пытались что-то пролепетать.

— Да.

Старик не протянул это в изумлении, или в огорчении, он, будто на что-то отвечая, кратко буркнул: «Да».

Он достал из закромы железную флягу, чем-то похожую на маленькую версию чайника. Необходимое содержимое уже было внутри, оставалось только разогреть. Старик не без труда присел у трескучего огня и, напевая себе под нос, поставил псевдо-чайник над бледноватым пламенем.

Падал снег.

Струйка зеленоватого дыма потекла из железной трубки, тщетно просачиваясь сквозь белую пелену холода. Старец налил лекарство в глиняную кружку с деревянной, стершейся за года ручкой. Болотная жидкость мерно разлилась по желудку юноши, не реагирующего на вставшего лекаря. Дыхание больного стало глубже, а кашель теперь разносился по хижине намного реже.

— Это все, что я могу сделать, Ник.

Старичок приподнял согревшиеся шкуры и вернулся в холодную обитель снега. Состояние полумертвой апатии не спало с деревни — на, как будто гнилые, хижины наваливались белоснежные мухи, а ветер неумолимо уносил чернеющие волны дыма на север. И, несмотря на все это…

Падал снег.

Непонятно, когда он начался, делал ли он вообще перерывы в своей бессердечной жатве, и как долго он собирался грести жизнь с Кольца. Снег падал, и это был самый плачевный из всех вариантов, способных настигнуть эти покинутые земли. Кольцо представляло собой подобие пояса планеты, но эта белоснежная ткань не укрывала плечи Земли, развиваясь плащом — это была постыдная повязка, закрывающая своим тощим раздавленным телом весь срам хваленого шара. Люди умирали, звери умирали, растения умирали — вся жизнь как таковая умирала. Ну а снег?

Снег падал.

Старичок заскрипел по шероховатому полю, перебирая меж сугробами своими окоченевшими ногами. По пути в деревню его сопровождал лишь голодный вой вьюги, но на дороге обратно, он что-то задумчиво бухтел себе под нос.

— Белой хвори все больше и больше. Мало что ли бед этой земле? Так скоро вся деревня помрет, а все равно, остолопы, не съедут, хоть на коленях стой. Как я приехал сюда, все уже было белым бело. А теперь что? Куда дальше? Эти детки бледнеют и бледнеют, срастаются с этим кровожадным снегом, превращаясь в белый мусор. А я ничего не могу сделать. Который год…

Под раздумья и изныванья старик добрался до избы, стоящей на заснеженном, как и все вокруг, холмике. Дубовые бревна крепко держались под напором стужи не одно десятилетие, защищая своего бессменного хозяина. Он с натугом отворил дверь и, постучав друг об друга сапогами, вошел внутрь. В умиротворенном пространстве стояла печь малинового цвета, стол синего окраса и зеленый диван. Краски всех вещей были абсолютно разные, переплетаясь в сюрреалистические узоры, и из всего разнообразия цветов в доме отсутствовал только белый. "Цвет смерти," — так посудил хозяин избы. Он уселся в желтоватое кресло рядом с диваном и, как это свойственно пожилым людям, увлекся воспоминаниями, погружаясь в безграничные просторы накопившейся жизни, сложенной в одну кучку на этом потертом кресле.

— Дико извиняюсь, Достоевский, могу ли я с тобой поговорить?

Неожиданно для задумавшегося старика у входа объявилась немолодая дама. Она была очень высокой, сохранившей к 40 годам безупречную осанку печальной женщиной, по крайней мере, она так выглядела. Ее немного поседевшие каштановые локоны волос спадали из-под шапки на круглые плечи. На овальном лице томно вздыхали два широких глаза, с опустившимися, будто в знак смирения, желтоватыми зрачками. Под ними самими не образовалось постыдных для женщины мешков, но зрачки все равно настолько впали, что, казалось, вот-вот выпадут из опущенных глазниц и разольются по полу, как горькие слезы. Помимо этого картину дополняли узкие губы и такой же неширокий подбородок, укрывающий короткую шею. Сама по себе она была очень худа, одета в серую шубу без каких-либо сумок или карманов.

— Конечно, что тебе надо, Мэ…

— Мэри, тебя уже совсем подводит память, неужели я настолько неважна для тебя?

Ему хотелось сказать «да».

— Нет, что ты, в мои годы и собственное имя забудешь, что уж твое. Ты лучше присядь, побеседуем.

Она опустилась на диван, устало сложив на коленях руки. Все ее движения были необычайно плавные и не хаотичные — каждый смотрящий не заподозрил ни одного непредугаданного движения в ее походке. Как и не заподозрил бы, что она глава Лиги и член Селекторов.

— Тебе уже говорили про Байрона?

— Да, слышал.

— Собираешься его убивать?

— Придет — подеремся, а так зачем? Мне нынче не до путешествий.

— Опять что-то с жителями?

В ответ он угрюмо молчал.

— Сколько ты о них уже печешься, не всю ли жизнь? Сочувствую я и тебе и людям твоим, что им судьба уготовит после твоей смерти, только Бог один и знает.

— Да, только Бог.

Наступила пауза. За окном молочное небо стало сереть, предвещая близкую ночь, что не было удивительно для здешнего края, хотя время не доползло и до 5 вечера.

— Я побуду пока в Кольце, Достоевский, хорошо? Я пока у себя посижу, к тебе лезть не буду — у тебя свои дела, а у меня свои.

— Я не против, живи сколь душе угодно, на Кольце свободного места много.

Он иронично подчеркнул особенность этой злосчастной пустыни, отчего по сердцу заскребли кошки, а тело вновь захотело тишины.

— Ну, я тогда пойду.

Старик уже не слушал уходящую даму, откинувшись на кресле, воображая его бывший облик, физиономию этой вульгарной женщины и их общие злодеяния.

— Привет, Федор, я как посмотрю, я уже не первый в твоей опочивальне?

У порога стояла уже другая, более молодая фигура — это был Байрон.

— Зачем ты ко мне пожаловал, Бай…

— Я думал ты прикидываешься, но походу деменция не обошла стороной и тебя, как дела, старик?

— Ты пришел убить меня?

— ….

— ….

— Да. Твое участие в охоте крайне для меня опасно, извини, Федор, но я не могу оставлять тебя в живых.

— Давай хоть выйдем.

. .

Два мага стояли напротив друг друга у избы Достоевского. Он одел свою прошлую шубу, в то время как Байрон стоял в описанной еще в Сане одежде.

— Перед началом, Байрон, я бы хотел сказать, что. Снег.

Тело старика мгновенно распалось на малейшие снежинки и разнеслось по ветру. Хромой дуэлянт ошарашенно смотрел на финал самой быстрой драки в его жизни. Он весь трясся и плакал, но Федор этого уже не видел.

. .

— Учитель!

В нескольких километрах от деревни, меж еле проглядных елок, радостно покрикивал молодой юноша. На его бледном лице светились едва заметным блеском два карих глаза, и густые черные брови, дергались вверх вниз, будто пытались стряхнуть снежинки, рассеящиеся по волосам, как кусты по лесу. Несмотря на холод, он не носил капюшона, и поэтому мороз обдувал его черноволосую едва заросшую прическу, представляющую из себя короткое скопление волосков, что даже не могло классифицироваться в парикмахерских. У него была энергичная и подтянутая фигура, стремительная походка и звонкий голос, что для его возраста не было удивительно. Посреди снежных топей, рядом с самодельным столбом, сложив голову на землю и не заваливаясь на бок, лежал олень с красным пятном на шерстяном боку. Это больше походило на краску, чем на кровь.

— Подождите, сейчас все будет!

Юноша нервно перебирал ладонями в воздухе, будто за что-то цепляясь. Это выглядело бы крайне глупо, если бы не собирающаяся из горстей белого песка фигура сгорбившегося старика. Снежинки сплетались воедино перед взором мага, скрепляясь в подробную физиономию. Наконец, фигура была готова, а юноша уже формировал новый объект. Мельчайшие частички замороженной воды, лежавшей повсюду, сдавливались в его руках, преобразуясь в прочную ледышку. Спустя 15 секунд ледяного воздушного вальса в руках мага зиял полупрозрачный кинжал с удивительно острым лезвием. Он подошел к оленю и метко перерезал ему толстое горло. На белом поле разлился красный неприятель. Кровь потекла по снегу, вдавливаясь в его глубины, пробираясь к запертой почве.

В следующее мгновение ледяная фигура старца испарилась, оставив на своем месте живого человека с такими же чертами.

— Спасибо, Джек. Не зря я тебя тренировал.

— Благодарю за похвалу, учитель!

Перед Федором Достоевским стоял его ученик, а также член одного из магических штабов — Джек Лондон.

Воскресший старик провел трясущимися пальцами по своему лицу, после чего на месте Федора уже стоял совершенно другой человек. Перед Джеком выпрямилась молодая девушка с рыжими распущенными волосами и умиротворенным взглядом, она была чуть ли не карликом, фигура была очень худой, но до уродливой ей не хватало безобразия лица, что-то в ее взгляде притягивало, манило к себе своей глубиной и таинственностью. Женщина обернулась к завороженному юноше и заговорила слегка певучим голоском

— Отныне я буду выглядеть так, Джек. Времена нынче тяжелые, не хочу подвергать никого из Кольца опасности своим присутствием. Байрон подумает, что я мертв, а вместе с ним и все остальные. Наконец-то я покинул хотя бы один порочный круг моей жизни.

— Да. И куда мы сейчас, в штаб нам нельзя идти, там узнают, что вы живы.

— Есть одно место, Джек, я его тебе еще не показывал, пойдем. Девушка помахала рукой в каком-то направлении и поплелась с неестественной для ее возраста походкой.

. .

К счастью, способности Федора и Джека не являются тайной или достоянием общественности, так что их можно преспокойно раскрыть.

Первый из них — один из членов Селекторов, вступивших чуть ли не случайно, исключительно из-за своей мощи. Сам Федор был обычным сыном рабочего и ткачихи, жили не бедно, ему досталась невообразимая для заработка средств способность, но он променял ее на помощь слабым.

Его магия лаконично знаменовалось «Красотой», суть ее была в изменении материи путем прикосновения. Говоря проще, коснувшись до слитка меди, он превращал его в золото, гору снега в песок и так далее в бесконечной вариации возможных комбинаций. Тем не менее, суть его изысканий, а именно изменение Кольца, было невыполнимо. Он мог превратить весь снег материка в почву одним прикосновением, но от этого не было толка, так как тучи продолжали заметать окрестности и уничтожать все старания Достоевского.

Говоря о трюке, который он применил в битве, маг на протяжении многих лет представлял как материализовать духовный мозг. Проще выражаясь, любое тело имело душу, что было наглядно приведено в примере с Говардом, и эта субстанция оставалась в мире на протяжении недели, а после исчезала навсегда. К сожалению, это была не последняя возможность человека посмотреть на своих близких, а тупое условие, что выражалось в отсутствии каких-либо поступков со стороны душ, фактически, у них абсолютно не было разума и какого-либо мышления. Через ужасные ухищрения, что не уместились бы в моем рассказе, он создал духовный мозг и прикрепил к своему телу, тем самым гарантируя разумность своей души. Таким образом, он создал первый астральный механизм, а после изобрел еще несколько, позволяющих ему в форме души вселяться не только в свое тело. Если уж говорить о снежной фигуре, то душа сохраняла способности физического тела, соответственно, снег превратился в кожу и плоть, став новым сосудом для его престарелого сознания. И несмотря на все вышеперечисленные ухищрения и открытия, самым невообразимым его достижением была абсолютная секретность, что и вызвало панику Байрона, воспринявшего это явление, как суицид.

Джек Лондон, в свою очередь, родился непосредственно в Кольце и умел управлять снегом. Несмотря на низкое положение в магической иерархии он знал о Селекторах, убийствах и тайне Федора, в которой сам принимал участие.

Таков был дуэт оторвавшихся от основного конфликта магов, задумавших как-то исправить неудавшийся материк.

. .

— Опять деревня.

По слоившимся снежным хлопьям шагала низкая девушка в оленей шубе, скрывающей ее неказистое бледное тельце. Румянец уныло тускнел на замерзших щеках. Меховые сапоги еле-еле перетаптывали через кучи блестящего снега, хотя сидели на довольно здоровых ногах. Ее глаза потемнели, став чуть ли не черными, а фигура заметно выпрямилась по сравнению с вчерашним днем. Хотя делала она одно и то же.

Падал снег.

Шероховатые клочья особенно разъяренно налегали на белоснежные поля в этот день. Даже столбы густого черного дыма, изрыгающиеся из деревни, метались между серым и белом оттенком, расчерчивая на небе вскакивающие темные молнии, разрывающие пустоту горизонта. Вся оскорбленная и обличенная ранее белизна с новой силой обрушилась на и без того однообразные просторы Кольца, тем самым чрезвычайно потревожив шагающую девушку.

Падал снег.

До деревни осталось несколько шагов, потихшие хижины также изнывают кашлем и сопением, но громких кряхтений не доносится из одного из жилищ. Шубы у входа так замерзли, что не гнутся вовсе, их приходится поднимать за нижний край и протаскивать над собой, осыпая себя запыленным снегом. Костер потух.

Тупые серые угли раскинулись по каменной пластине, изображая трупов. На полу раскиданы щепки от стоявшей недавно стопки дров, несколько полен лежит в углу, безысходно взирая на комнату. В воздухе нету того мороза, что гуляет на улице. Нет. Это мертвенный холод, убогий, раздирающий внутренности и сцепляющий их в замерзшую точку ужас. Он охватил своими белыми щупальцами всю комнату, обложил своими смердящими морозом потрохами полы и стены. А сам он засел на лице. Лице того самого юноша, который недавно принимал лекарство от Федора.

Его бездыханные глаза захлопнулись, рот остался открытым, поглощая вьющиеся в комнате снежинки, а брови немощно расплылись по лбу. Его лицо побледнело, превратилось в один овальный снежный ком, готовый вот-вот облокотиться на пол, сорвавшись с отощавших плеч. Юноша лежит смирно, как солдатик в могиле, скрестив руки на груди и выпячив ноги.

— И тебя холод прибрал, Ник. И тебя. Ты единственный, кто меня послушал, что уходить сюда надо. Вот. Не дошел.

Женщина пытается собрать растрепанные волосы юноши в челку, сместив их одним движением ладони, но локоны непослушно торчат на одном месте, как шкуры при входе. Они тоже замерзли.

— Что я не делаю. Как я не стараюсь, кто-то уносит ваши жизни с собой, кто-то измывается надо мной. Над красотой. Над жизнью…

Федор в женском обличии сидит у трупа, из его глаз медленно вытекают слезы, неумолимо превращающиеся в малюсенькие ледышки. В комнате пусто, тишина поглотила ее границы. А на улице бессердечно, бессовестно, злорадно, высокомерно, подло, мерзко…

Падал снег.

— Ступай, мой друг. Ты родился частью этого уродливого места, ею и останешься навеки. Надеюсь: среди неумолимых вьюг, бешенных метелей, кровожадных снегопадов ты отыщешь меня и одаришь бесценным теплом, что я не смог тебе дать, пока ты был еще жив. Ступай.

Девушка все это время унылой походкой выносила мертвеца из хижины. Белизна под ногами, перед глазами, над головой — повсюду окружала их странные фигуры. Это выглядело так, как будто кто-то там, на небесах включил волшебный кран, усеивающий этот мир, и забыл его выключить. Еле заметное из-за бывалой желтизны солнце сегодня окончательно слилось с небом.

Достоевский приподнял юношу, и его мертвое тело распалось на мельчайшие снежинки. Они понеслись вместе с бегущим ветром и улетели далеко за отсутствующий горизонт. Вихри белых точек разметались по земле, смешавшись с пресловутой белизной. Красота окончательно умерла в этот момент.

. .

— Наша следующая цель — Крапогорье. А дальше на запад.

— Зачем, Учитель?

Достоевский с Джеком обсуждали что-то за дубовым столом, на котором лежала огромна карта с черными пометками. В избе стоял кирпичный камин, кровати и шкаф с вещами Федора. Кроме нескольких свечей больше ничего в этой пустоватой узенькой комнате не было.

Это помещение располагалось в подземелье, невероятно глубоко под землей. В обычных условиях, никто и вовек не нашел бы в абсолютно засыпанном Кольце хоть какого-то объекта, напоминающего пещеру, так как все возможные ходы давно закрыло. Тем не менее, Достоевский был не обычным человеком, поэтому ему удалось кое-как найти и обустроить одну из них, заблаговременно проведя обширный туннель сквозь пучины снега. Девушка стояла в привычной шубе, но теперь волосы были заплетены в косу, чтобы не вызывать подозрений своими растрепанными локонами.

— Я многого еще не рассказал тебе Джек. Хм. Я думаю, время настало. Видишь ли, непрекращающийся снегопад и Белая хворь только первые составляющие ужасов Кольца. Одной из других основных проблем являются упыри.

— Вампиры?

— Нет, скорее, магические звери, но бывает, что они рождаются и кровососами. По тамошним легендам некий бог Льюис «рождает из-под своей длани тварь мирную, а из-под левой руки тварь страшную». И делает он это на протяжении нескольких тысяч лет, что особенно ужасно. Упыри — звери, представляющие из себя совершенно невероятных существ, обладающих неповторимыми свойствами, на родне магическим. Они настолько идентичные, что один и тот же вид упыря появляется раз в 150 лет, опять же, все по этим мифам. Они появляются непонятно откуда и распространяются по всему материку либо удивляя, либо уничтожая поселения. Где очаг их формирования, и жив ли вообще Льюис — главный вопрос на сегодня. Я обошел приблизительно две трети Кольца, но их количество, как на зло, нигде не выделяется.

— Странно, я родился в деревне, но ничего об упырях не слышал.

— А как ты думаешь, откуда в ваших лесах олени?

— Вы превращали приближавшихся монстров в мирных животных, Учитель?

— Да, Джек, поэтому перед нашим уходом следует также придумать, как защитить поселение от набегающих упырей.

— Да, надо подумать. Надо.

— И еще…

— Что?

— Теперь зови меня Соня, нельзя, чтобы кто-то хоть на мгновение заподозрил нас.

— Хорошо, Учи…

— …

— Понял, Соня.

И каждый погрузился в работу в преддверие новых проблем, осыпающих их, как надоевший всем снег.