Потом Пегги снова надолго исчезла, и следующий рассказ мы прослушали всей семьей только через год. К тому же на Рождество мы впервые получили фотографию Пегги, сделанную каким-то американским журналистом, который, как мы узнали, погиб от СПИДа. Пегги на фотографии можно было дать примерно лет сорок. У нее было довольно истерзанное потерями лицо. Пегги была выбрита совершенно наголо и, как мы поняли, содержалась в одной из женских колоний. На ухе у бедняжки была железная бляха с номером 23. Посреди груди красовалась ужасная татуировка: "Что касается приватных искусств, все они подчинены центральной психопатической ситуации, которая производит дозор в женских сферах замасленности и дисбаланса".
Вот такая была наша Пегги. После того как к нам попала эта самая фотография, вся корреспонденция, предназначенная Пегги, стала приходить на наш адрес. Это были многочисленные документы из прокуратуры, в которых мы ничего не понимали, письма незнакомых нам людей, которым Пегги тоже, по-видимому, оставляла магнитофон. Судя по письмам, она везде являлась сладчайшей любимицей, хотя никто никогда ее не видел. Из прокуратурных и судебных бумажек мы узнали, что Пегги была виновницей нескольких тягчайших преступлений, но этому не поверили. Оказывается, бедняжка совершила ряд насильственных убийств. Медицинские эксперты давали оценку этим поступкам как приступам душевной болезни, постигшей Пегги еще в двенадцатилетнем возрасте. Из тюрьмы нам прислали еще несколько записей. Встречаться с нами Пегги отказалась, хотя в записях она обращалась к нам исключительно ласково и просила не беспокоиться о ней и о ее дальнейшей судьбе. По словам Пегги, все уже было решено в лучшую сторону - ее отправят на исправительные работы.
По словам следователя, к которому не раз обращалась моя мать, Пегги написала книгу под названием "Замедление простых разговоров".
Вот последний рассказ, полученный нами от бедняжки.
В пустыне сидят двенадцать детей, сложив ноги по-турецки. Перед каждым ямка из песка. У каждого в ямке клад. Клад - это детский секрет - стекло. Под ним фольга и мальва и кусочки Торы. По команде учителя все дети зарывают свои клады, поливают их из сосуда и изгоняют меня из круга. Потом они переходят вброд ручей. Пока они переходят ручей, каждый из них принимает обличье зверя. Я иду вслед за ними лисицей. Мы выходим на чистое место. Дети куда-то исчезают. - Передо мной огромный до неба белый фарфоровый алтарь со зверями. В алтаре белые восковые фигуры собак, подтаявшие от свечей. Перед алтарем четыре камня, каждый из них характеризует одну из церквей. Под каждым камнем источник. Мне надо выпить воду из источника. Когда я подхожу к одному из них вода исчезает, зато бьет сильней в остальных. Так я мечусь между четырьмя церквами - четырьмя источниками. Я вся в слезах!
ГЛАВА 3: ИЗ КОТОРОЙ МЫ УЗНАЕМ ПЕЧАЛЬНУЮ ИСТОРИЮ ПЕГГИ
Из прокуратурных документов и заключений психиатра мы узнали и почти восстановили в целом, опуская всякие подробности, историю Пегги. Дело в том, что Пегги было действительно уже сорок лет к тому моменту, когда ее посадили. За это время она успела совершить множество преступлений, и каждое ее преступление сопровождалось подобным рассказом. Из психиатрического анализа стало ясно, что еше в двенадцать лет нормальную девочку Пегги - имя, выдуманное ею самой (настоящее ее имя Мария Ливано-ва-Пьютер), так вот, девочку Пегги стали посещать странные миры, то есть она западала в эти миры. В этот момент она совершала аморальные и безнравственные действия. В действительности ей представлялось это прекрасными путешествиями или прекрасными происшествиями. Чистая, незапятнанная душа Пегги не могла и подозревать о том, что она творит, но при этом все ее ужасные поступки совершались со всей тщательностью продуманности и скрытности. Позднее, когда Пегги узнала об этой психической своей особенности, она не верила, и поверила только тогда, когда один следователь спровоцировал видение и заснял на видеопленку момент кровавого изнасилования. Пегги была вне себя от горя, ведь ей казалось, что в эти минуты она находилась в Монастыре рыб. Бедняжка никак не могла соединить такое раздвоение своей души. Позднее, пребывая в этих мирах, она что-то смутно подозревала, но остановить видение была не в силах. Потребность записывать это на магнитофон появилась не сразу. Вначале девочка писала свои видения в альбоме, свято веря, что то, что с ней происходит, - не психоделическое видение, а самая реальность. Родители Пегги, с самого начала наблюдавшие за дочерью, никогда так и не решились открыть Пегги ее поведение. Сами они погибли от яда, брошенного ею в рождественский обед. Долгое расследование их смерти ни к чему не привело. От горя девочка чаше стала западать в миры. Она видела странное отношение к себе окружающих. Бесконечные приводы в милицию и отсидки, а также помещения ее в сумасшедшие дома сделали ее недоверчивой и замкнутой. Часто Пегги выслеживала дома, из которых жильцы часто отлучаются. По семейным письмам, фотографиям она и определила своих избранников, которым она стала относить свои странные записи. Так был выбран и наш дом. Позднее Пегги призналась следователю, что она подолгу жила у нас во время наших длительных отлучек на дачу. Она жила среди наших фотографий, писем, вещей. Иногда она надевала и мои платья, хотя многие из них были тесны ей. Пегги любила нас всей душой и боялась, что потеряет эту любовь в тот момент, когда жизнь столкнет ее с нами.
У Пегги была маленькая комната в коммунальной квартире, куда ее выселили после смерти ее родителей. Там нашли множество магнитофонных записей, и моя мать захотела выдать книгу видений Пегги. К тому же моя мать, будучи психиатром, хотела изучать странный феномен Пегги, но люди, занимавшиеся следствием по ее делу, не разрешили моей матери до конца исследовать ее архив.
Надо добавить, что в молодости Пегги была очень хороша собой, и многие люди западали на ее красоту, но, удостоверившись в опасности Пегги, а она действительно была опасна для окружающих, ее покидали. У нее даже было краткое замужество, закончившееся ночным покушением на мужа во время сна. Как Пегги рассказывала позднее, в ту ночь ей снились деньги в виде белесоватой жидкости, которую она отказывается выпить. Муж бежал, и Пегги не могла опомниться от горя. Она была в глубокой депрессии, когда запала в историю, которую я приведу ниже.
История также была записана на магнитофон, но воспроизводилась не в нашей семье, а в семье Крошко.
Сегодня весь день шел слепой дождь. Я была в отличном расположении духа. Чувствовала себя счастливой как никогда. Я была сегодня хороша собой. Целый день лучи, играя, переливались на моей коже и на спицах моего велосипеда. Мне казалось, что я намотала целый клубок света. Двое теннисистов, встреченных мною на дорожке, показались мне очень любезными молодыми людьми, они проводили меня в дом барельефов, который то ли рушили, то ли реставрировали. Дело в том, что лестницы и перекрытия этого дома составляли сплетенные каменные руки и торсы слившихся в один поток людей. Сюжет дома представляли дантовы круги ада, и в доме было девять этажей. Кольцевая лестница без перилец, по которой мы поднимались, ступая по спинам грешников, вела нас наверх, а в середине был столб пустоты. Надо было вести себя осторожно. Квартир же в доме тоже было немного. Была одна бывшая коммунальная квартира. Пол ее представлялся застывшим адским пометом. Иногда старая позолота отставала от своих оснований и скульптуры на стенах представлялись как бы раздетыми. В какой-то момент мне даже стало стыдно.
Вскоре на улице начался, по-видимому, густой летний туман, который проник в дом. В одной из комнат мы обнаружили прикрученный к полу железный стол на львиных лапах. К столу были навсегда припаяны чугунные шесть приборов, супница, несколько соусниц и все, что полезно для обеда. В другой комнате мы нашли такой же стол с приборами для завтрака. Мои спутники были крайне удивлены и захотели скорее покинуть это странное место. Когда мы спускались, навстречу нам вышли такие же любопытные. Их тоже было трое, и двое из них несли с собой теннисные ракетки. Как только мы вышли из дома, спутники мои исчезли и я оказалась в полном одиночестве. Вдруг я услышала странный щелчок это репортеры заходили в дом. На лестнице что-то произошло. Я снова забежала внутрь. Теперь уже одна. С самой вершины лестницы сорвалась старая женщина, но повисла, ловкой рукой уцепившись за одну из скульптур. Это было лицо дьявола. Она удержалась и, немного отдышавшись, сказала репортерам: "Не пугайтесь, я старая акробатка и чувствую себя здесь как мартышка в лесу. Еще в прошлом веке моя мать носила в этот дом яйца и молоко здешним хозяевам".
Когда я все-таки вышла из дома, оттуда все еще доносились шлепки и грохот. Репортеры скрылись в соседней улочке, а я некоторое время слышала, как в глубине дома в одиночестве прыгает по уступам рельефов старая акробатка. Иногда она выла от одиночества и потом совершала новый головокружительный прыжок, так что платье ее и бидон виднелись в пролетах окон. И я выла одна на пыльной улице...
На следуюший день снова шел слепой дождь, но настроение мое упало. Отец разыскивал меня в городе. Иногда я видела, как в кафе мелькает его старый желтый пиджак и маленькая седая голова. Мне было жаль его, но я была вынуждена скрываться: я горячо любила отца и мне не хотелось огорчать его моей глупой депрессией. Когда он почти настиг меня, я вскочила в холодильный фургон: в таких обычно возят мясо. На сей раз там висела одна только туша и было немного зябко. Зато в заднее полупрозрачное стекло, которое оттаяло от моего дыхания, я могла видеть улицу. Я видела близко лицо отца, жалкое и растерянное, но не в силах была выйти. Шофер заглянул внутрь - вероятно, он услышал мое всхлипывание. Это был парень лет двадцати пяти, в белом грязном халате с кровавыми подтеками. Я пожала плечами.
- Поехали в палаццо сумасшедших, - сказал он, - мне тушу туда надо.
Я кивнула. Шофер дал мне какой-то грязный плед, чтобы не было холодно. Я укуталась рядом с тушей и наблюдала в окно. Мы проезжали вначале по площадям, а потом выехали на окраину города. Я знала, что психиатрическая больница находится за городом и помещается в бывшем роскошном палаццо, неизвестно кому принадлежавшем. Дождь скользил по стеклу, и теплые сумерки освещали дорогу, уходящую в какую-то вечную точку. Наконец после долгого путешествия машина остановилась в каком-то чудном парке. Я увидела сам Палаццо. Раньше я никогда не видела дома без фасадов. Внутри шла широкая лестница, на которой возлежали больные. Иногда они лежали по двое. Все это были люди, изуродованные душевными недугами. Многие из них были в халатах и в шапочках. Некоторые - в старой одежде. Санитара сразу же можно было отличить от больного: все санитары, рослые, здоровые ребята, были одеты в такие же халаты, как и у моего водителя. Люди метались по роскошному зданию, которое все так и сияло пространством. Весь дом от неухоженности зарос какими-то бурьянными цветами. То ли это был дикий шиповник, то ли еще что-то, но благоухание доносилось даже в фургон. Пока мой водитель разгружался, я рассмотрела палаццо. Самое удивительное, что я увидела, было то, что, когда дождь на улице прекратился, он продолжал идти на роскошной лестнице, поливая бедных умалишенных и сад, так хорошо разросшийся внутри. Иногда до меня доносились нечеловеческие крики. Сквозь муть я видела барахтанье тел в крепких объятьях санитаров. Перед палаццо находился давно не действующий фонтан, но мутная дождевая вода заполнила до краев его сосуд, и несколько стариков барахтались и плескались в воде. Вдруг один из них разглядел в стекло мое лицо и долго полуслепо смотрел на меня, а потом бросился пальцами на стекло и, сдерживая голос, закричал: "Доченька, забери меня отсюда, умоляю!.." В этот момент машина тронулась и бедняга ничком свалился в грязную лужу. Вскоре в тумане сумасшедший дом исчез, и холодильник въехал в город. От усталости и пережитых впечатлений я уснула. Утром водитель растолкал меня и увез домой.
Бедняга Пегги, как она все переживала! Быть может, в своих видениях она предвидела и свою судьбу и оплакивала в них в первую очередь себя. Запись этого рассказа совпадает с изуверским убийством двух маленьких девочек. Их матери проклинали беднягу, и моя дорогая Пегги проклинала себя вместе со своими видениями.
Архивы с записями хранятся в помещении Государственного судебного Архива СССР. Многие из них, наиболее удивительные, уничтожены. Семья Крошко сохранила рисунок Пегги: это красное поле по белому рваному изгибу с гнилыми пеструхами и с соболями по бокам.
Она долго умоляла следователя написать ложное заключение о том, что она психически здорова, чтобы попасть под статью расстрела. Пегги добилась своего. Ее расстреляли, и прах ее, как и прах всех умерших в заключении, развеяли над океаном.
1988