Бюрократ замер в нелепой позе, держа в руке один ботинок. Я прислушался к тихим голосам за дверью. Похоже, что эти ребята, кто бы они ни были, подошли к самому дому и сейчас просто болтали вполголоса. Собирались они попытаться войти или нет, было еще неясно. Натаха подхватила Бюрократа подмышки и одним движением поставила на ноги. Снова прижала палец к губам, потом показала на пальцах пешехода и еще раз ткнула в сторону темного коридора. Потом указала наверх. И еще раз прижала палец к губам. В общем-то, и идиот бы понял, что она хочет, чтобы Бюрократ тихонечко направился к лестнице и поднялся на второй этаж. А идиотом Бюрократ все-таки не был. Так что он, все еще прихрамывая, медленными шагами пошагал в ту сторону. Когда он скрылся в коридоре, я все еще стоял, прислушиваясь к голосам за дверью. Было неразборчиво. Натаха сделала круглые глаза, потом повторила для меня все те же жесты. Шагай, мол, Лебовский, наверх, фигли топчешься на месте?!
С одной стороны, мне ужасно хотелось подойти к двери и послушать, о чем там болтают, с другой — Натаха явно знает, что делает. Так что я, не особо раздумывая, направился следом за Бюрократом.
Лестница наверх оказалась каменной, поперек нее лежала деревянная балка и несколько обломков досок. На первый взгляд все выглядело так, будто путь давно и прочно перекрыт, а наверху нет ничего, кроме провалившегося потолка и гор хлама. Но если чуть присмотреться, то весь этот завал был не более, чем маскировкой. Пройти было очень даже можно. Нужно всего лишь пригнуться, а потом вдоль стеночки. Даже Бюрократ сообразил, судя по отсутствию шума и грохота. Плохо только, что и преследователей вся эта бутафория вряд ли обманет.
Наверху был такой же коридор, только напротив лестницы была еще одна комната, внизу в этом месте была глухая стена. Бюрократ неуверенно стоял на входе в конце коридора, все еще сжимая в руке ботинок. Я подошел к нему. Здесь голоса снизу звучали отчетливее. Комната была точно такой же формы, только окон было четыре, и ни одно из них не было заложено. Я приложил палец к губам и осторожно обошел комнату по периметру. Окно с противоположной от двери стене было прикрыто листвой высокого дерева, оно же маскировало приставленную к подоконнику деревянную лестницу. На вид весьма прочную и надежную.
За спиной у Бюрократа из темноты коридора бесшумно возникла фигура Натахи. Она легонько подтолкнула его в сторону лестницы, но я поднял ладонь вверх. Как раз подошел к окну над дверью, и мне стало слышно, о чем разговаривают внизу.
— …подожди, давай я перетяну, — сказал первый мужик и откашлялся. Хрипло так заперхал, как заядлый курильщик. Так я его мысленно и назвал. — Вот мерзкая шавка попалась. Ты видел, откуда она выскочила?
— Ее тот патлатый натравил, — сказал второй. — С серьгой в ухе. Он подошел, когда пацан начал ныть. Ай! — вскрикнул он и зашипел. Видимо от боли. — Что ты там творишь-то?
— Ненавижу, блять, цыган, — пробормотал Курильщик. — Тебе бы к врачу надо…
— Потом к врачу, нам сначала надо парня того найти, — вступил в разговор третий. Голос его был низким и трубным, почти как рык. Но нарекать его Львом мне чувство юмора не позволило, поэтому я мысленно решил называть его Шаляпин.
— Да нахрена он ей сдался, этот парень? — почти заорал второй, которого я пока никак не назвал.
— Шшш! — это Шаляпин. Похоже, он у них главный. Хотя с субординацией в их группе как-то так себе. Ко мне бесшумно подошла Натаха и встала рядом. — Сказал же уже. Те хмыри на станции ей в уши нассали. А пацан — одаренный. Они, дебилы, резюме заубер-детектора просто в мусорку выкинули. А она нашла.
— Да и хрен бы с ним… — прошептал второй. — Будь я одаренным, я бы тоже сбежал. Я слышал, что в Соловецкой Артели порядки хуже, чем в тюрьме. И колдунов там дрессируют как диких животных в цирке.
— А это не наше дело, Федор Палыч, — вкрадчиво проговорил Шаляпин. — Наше дело — приказ выполнять.
— Так невыполнимый приказ-то! — сказал Курильщик и снова заперхал. — Кто же знал, что на Базарке какие-то придурки собирались заваруху устроить. А в этих лабиринтах хрен мы его вчетвером найдем!
— Пацан сказал, что они в эту сторону пошли, — сказал Шаляпин. — Тот пацан в дурацкой фиолетовой кофте, здоровенная баба и хмыря еще какого-то тащили с собой. Сейчас еще Проныра вернется…
— Проныре верить нельзя, он не из наших, — это опять второй. — Слушай, Федор Палыч, меня псина покусала, Генка руку себе об гвоздь разодрал… Того и гляди, тебе на голову кирпич упадет.
— С чего это мне кирпич на голову должен падать? — спросил Шаляпин.
— С того это… — Курильщик замолчал, но судя по тому, что второй заржал, он что-то показал на пальцах. — Ну или фиг знает, в чем там еще этот пацан одаренный. Ей надо, пусть сама и ищет. Или ватажников нанимает, пусть выкуривают из этого гадюшника всю маргинальную рванину.
— Не по уставу это, — неуверенно пробормотал Шаляпин.
— Слушай, Федор Палыч, — снова заговорил второй. — Давай мы вот этот дом проверим, и если их там нет, то бросим это дело нахрен, а Кире скажем, что он бесов маскировочных выпустил.
— Ну… — Шаляпин сплюнул.
— Мне к врачу надо, может собака та бешеная была, — сказал второй.
— Ладно, считай уболтал, — сказал Шаляпин. — Давайте дверь ломать…
Внизу зашевелились, доски двери затрещали, будто по ним пнули. Потом треск стал громче, старое дерево явно поддавалось. Натаха отпрянула от меня и быстро подскочила к Бюрократу. Который уже сам сообразил, что надо переместиться к лестнице. И ботинок надел. Она что-то прошептала ему на ухо, он кивнул и полез на подоконник. Натаха мотнула головой, указывая мне в сторону лестницы тоже. А сама направилась к коридору. Хм, интересно…
Я подошел к окну и оглянулся. Судя по звукам, дверь уже пала в неравной борьбе, голоса глухо звучали с первого этажа. Натахи видно не было. Я сидел на подоконнике и ждал, что будет. Если она собирается их там всех положить, то ей может потребоваться помощь. Ну и вообще мне было любопытно, что у нее за план.
Через минуту раздался громкий треск, потом грохот и дикий вопль одного из троих. Которого именно, я не разобрал.
— Твою мать, тащи его, тащи! — заорал Курильщик и зашелся в приступе кашля.
— Да как тащить-то? Его же балкой придавило! — ответил второй. — И по башке прилетело…
— Живой еще, нога дергается, — сказал Курильщик. — Давай за эту балку тогда… Да не с той стороны!
Потом снова дикий вопль. Треск. И потом снова что-то обвалилось.
Курильщик длинно выматерился. В этот момент в комнату вернулась Натаха. Она сделала большие глаза, и я быстро спустился по лестнице вниз.
Путь отхода был устроен грамотно. Обойти дом с этой стороны было нельзя — с одной стороны к стене примыкала длинный ряд сараек, упиравшийся в непролазный кустарник на небольшом холмике, с другой были кучи строительного мусора. А между ними — проход, по которому мы и побежали, как только Натаха спустилась.
Через два поворота, не сговариваясь перешли на шаг. Вряд ли наши преследователи, кто бы там они ни были, сейчас за нами гонятся. Стараниями Натахи, обрушившей на их головы крышу, им теперь и так есть, чем заняться.
Некоторое время шли молча. Я был занят своими мыслями. С некой другой реальностью, в которой существует Российская Империя, а Сибирь — это такой отдельный совершенно регион с непонятным статусом я уже как-то даже свыкся. Но вот уже не в первый раз всякие разные люди всерьез упоминали магию. Причем это не экзальтированные тетеньки, свято убежденные в правильности советов, которые могут дать картонные квадратики с мечами-кубками-пентаклями, и не дремучие деревенские жители, все еще поклоняющиеся деревянным идолам. А вполне себе официальные лица, представители государственной машины. Я вспомнил искры, плясавшие вокруг пальцев Киры, когда она разозлилась. И ночной диалог Мелкого и Гиены. Теперь вот еще эти…
Мы вышли к невысокому обрывистому берегу маленькой речушки и остановились.
— Может ты все-таки хочешь нам что-то рассказать? — спросила Натаха, усаживаясь на ствол поваленного дерева.
Я молча смотрел на носки своих кроссовок. Похоже, что моя легенда, про разгильдяя, упрятанного в психушку строгими родителями, рассыпалась как карточный домик. И что мне теперь делать? Рассказать правду, чтобы теперь уже Бюрократ и Натаха натянули на меня импровизированную смирительную рубашку и проводили в какой-нибудь сибирский аналог Кащенко?
— Ну давай уже, Богдан, колись! — Натаха скривила губы в усмешке. — Теперь уже сама никуда не уйду, пока всю историю не узнаю. Бюрократ, скажи, а?
— Пожалуй, я соглашусь с Натахой, — Бюрократ уселся рядом с девушкой, и теперь они оба сверлили меня взглядами. — Одаренных выявляют в гораздо более юном возрасте, а если ваши родители врачи, то они тем более не должны были пропустить. Значит сбежали вы или из Соловецкой Артели или из Ростовской Пустыни…
Да блин… Что же делать? Опять что-нибудь врать? Снова топить за электрошок, и что я ничего не помню? А может, все-таки сказать уже правду? Теперь-то какая уже разница?
— Ладно, — решительно сказал я и поднял взгляд. — Только сразу предупреждаю, правда может показаться вам еще большим бредом, чем я наплел вам раньше.
— Да давай уже, не томи! — Натаха притопнула босой ногой. — Ты только не ври больше, а мы уж как-нибудь попробуем тебе поверить.
— Короче, я вернулся из армии… — начал я и рассказал им все честно. Про совсем другой мир, про поезд, на котором я должен был приехать в Новосибирск, а потом автобусом до Томска, где поступить в обычный томский университет на исторический факультет. И про то, что я ни хрена не понимаю в магии, заубердетекторах и прочих Соловецких Артелях, на которые мне тут уже не в первый раз прямым текстом говорят.
— Вот, — говорю. — Теперь вроде все…
Я посмотрел сначала на Натаху, потом на Бюрократа. Ждал увидеть в их глазах что-то вроде жалости к юродивому или презрения к очередному вранью. Но нет, ничего подобного.
— Обалдеть, — глаза Натахи заблестели. — А я думала, что брешут, что так бывает! Ну, в смысле, что это просто байка такая, про поезд-призрак!
— Ну почему же брешут? — Бюрократ вытянул ноги. — В реестре аномальных событий зафиксировано несколько случаев его появления. За последние десять лет трижды — в две тысячи двенадцатом и дважды в две тысячи пятнадцатом…
— Подождите… — я потряс головой. — Так вы что, мне верите?!
— Теперь да, — Натаха кивнула и встала. — Ты одет странно, никогда таких вещей не видела. И вид у тебя все время какой-то обалдевший. Хотя ты и неплохо вроде это скрываешь.
— Я еще на пароме заподозрил что-то неладное, — сказал Бюрократ. — Хотя и не мог понять, что именно.
— Хм… — Натаха снова принялась покусывать пушистый хвостик своей косы. — А ведь попасть в Томск может быть и не самой плохой идеей при таком раскладе… Туда кого попало не пускают, но если ты и правда одаренный, как эти, из Охранки, сказали, то у нас есть все шансы… Только билеты на цеппелин дорогущие, надо бы придумать, откуда денег взять.
— На цеппелин? — переспросил я. — В смысле, на дирижабль?
— Ну да, — Натаха кивнула. — Летающая махина такая.
— А пешком туда разве добраться нельзя? — спросил я. — Вроде тут всего километров двести…
— Да там такое дело… — Натаха скривилась. — Когда Вытновы с Гондатти воевали, там половину тракта разбомбили, а потом в Болотном засела ватага Шурехи. И теперь там хрен пройдешь, они те еще отморозки.
— Клара Гондатти год назад в Москве пыталась найти добровольцев, чтобы отбить Болотное обратно, — сказал Бюрократ. — Но никто не соглашался.
— У меня есть идея, — Натаха закинула косу за спину. — Деньги нам потребуются большие, конечно, но не запредельные. Мы можем их честно и быстро заработать.
— Украсть? — усмехнулся я.
— Да нет, вот еще! — фыркнула Натаха. — Сходим к Фролу-аптекарю. Мы когда в Новониколаевске работу искали, то всегда к нему обращались. Обычно с ним Звонарь общался, но меня Фрол тоже знает. Только вам надо сначала себя в порядок привести.
Я посмотрел на свою одежду. Да уж, фиолетовая когда-то толстовка вся была в пятнах грязи, джинсы на колене разодраны. Где это я так зацепился? Костюм Бюрократа тоже представлял собой довольно жалкое зрелище.
— Короче, вы пока почиститесь, а я пробегусь по окрестностям, может где каких шмоток смогу добыть, — сказала Натаха.
Через часа полтора наша бравая троица шагала по широкой улице. Для меня Натаха притащила черный шерстяной пиджак и слегка застиранную майку-алкоголичку. Для законченного образа не хватало только подтяжек и бабочки на голой шее. Выбрасывать толстовку я наотрез отказался, так что Натахе пришлось поджать губы и сунуть ее в полотняную сумку к остальным нашим вещам. В качестве головного убора мне досталась кепочка. По размеру была маловата, так что пришлось ее на затылок сдвинуть. Без головных уборов здесь, оказывается, разгуливать некомильфо. В приличный район все-таки идем. Бюрократу удалось свой костюм более или менее отчистить, так что натягивать крестьянскую серую рубаху ему не пришлось. Еще заботливая Натаха принесла ему трость. Сустав я ему вправил, конечно, но он все равно прихрамывал и явно морщился при каждом шаге.
— Ты эти шмотки с какой-то веревки что ли сдернула, пока хозяева куда-то в сторону смотрели? — спросил я, одергивая пиджачок. В нем было откровенно жарковато, если честно.
— У старьевщика купила, — ответила Натаха. — Все вместе за десятку. Так себе вещи, конечно, но лучше, чем ничего.
Улица носила гордое название «Петербургская», дома на ней стояли весьма приличные, никаких сараек, развалюх и халуп — двухэтажные, ухоженные, с цветущими палисадниками. Прямо-таки провинциальный шик. На некоторых домах были вывески. «Здесь пекут самые вкусные булочки!», «Много мелочей для жизни», «Вкусная колбаса для вашего стола!». Ну да, некоторые вещи никогда не меняются… И нигде.
Потом мы вышли на другую Базарную площадь. Здесь не было никаких помостов, да и торговые ряды стояли не так тесно, как на той. Это был респектабельный такой базар. Для «белых». Но задерживаться Натаха здесь не стала, быстро свернула в какой-то переулок без всяких указателей и остановилась рядом с калиткой в высоком заборе. Повернулась к нам.
— Вообще, конечно, тут не должно быть никаких неприятностей, — сказала она. — Даже если Матонин объявил за мою голову награду, то Фрол вроде не должен нас сдать, он с Матониным давно в контрах. Но на всякий случай держите ушки на макушке, ладно? Говорить буду я.
Бюрократ и я синхронно кивнули. Натаха взялась за тяжелое кольцо и три раза стукнула. С другой стороны калитки сначала раздался грозный собачий лай, потом зазвенела цепь, и из-под забора высунулся любопытный черный нос. Потом раздались шаркающие шаги и чье-то бормотание. Звякнула задвижка глазка. Некоторое время человек с той стороны забора изучал нашу троицу, потом раздался скрип отодвигаемого засова.
— Холера! Живая! — сказал седой тощий старик в длинной черной рубахе, похожей не то на платье, не то на сутану. Сколько ему было лет — хрен его знает. На вид так под сотню, не меньше. Кожа коричневая, сморщенная, волосенки тоненкие, череп сквозь них просвечивает. Зубов нет совсем. Только глаза не выцветшие, а яркие, как у молодого. — Ну заходите, дорогие гости!
— И тебе привет, Фрол Осипович, — сказала Натаха. — нам бы работенку какую…
— Суетливая ты девка, Холера! — старик хитро улыбнулся, отчего лицо его превратилось просто в узел из морщин. — Кто ж с порога о делах разговаривает?
Он посторонился, пропуская нас внутрь и удерживая за ошейник лохматую черную собаку. Натаха шагнула вперед, мимоходом прошептав мне на ухо:
— Ничего не ешь и не пей!