— Хотите пари, что он из благородных? — воскликнул Букар.
— Бьюсь об заклад, что швейцар, — заявил Годешаль. — Одни только отставные швейцары самой природой предназначены носить такие потрепанные, засаленные шинели с разодранными полами. Видели, какие у этого старика стоптанные, дырявые сапоги? А галстук? Галстук у него вместо рубашки. Да он наверняка под мостами ночует.
— Можно быть дворянином и отворять двери жильцам, — воскликнул Дерош. Случается ведь!
— Нет, — возразил Букар среди дружного смеха, — бьюсь об заклад, что в тысяча семьсот восемьдесят девятом году он был пивоваром, а при Республикеполковником.
— Что ж, если он когда-нибудь был военным, я проиграл пари и поведу вас всех на какое-нибудь представление.
— Ладно, — ответил Букар.
— Сударь, сударь! — закричал юный Симонен, распахивая окошко.
— Что ты там опять затеял, Симонен? — спросил Букар.
— Я позвал его, чтобы спросить, полковник он или привратник. Пускай сам скажет.
Писцы так и покатились со смеху. Тем временем старик уже поднимался по лестнице.
— А что мы ему скажем? — воскликнул Годешаль.
— Предоставьте это мне! — заявил Букар.
Несчастный старик робко вошел в комнату, не поднимая головы, чтобы при виде еды не выдать себя голодным блеском глаз.
— Сударь, — обратился к нему Букар, — не сообщите ли вы нам вашу фамилию на тот случай, если патрон пожелает узнать…
— Шабер.
— Шабер? Уж не тот ли полковник, что был убит при Эйлау? — осведомился Гюре, которому не терпелось тоже сострить.
— Он самый, сударь, — ответил старик с величавой простотой.
И он вышел из конторы.
— Выиграл!
— Ну и умора!
— Уфф!
— О!
— А!
— Бум!
— Ай да старик!
— Тру-ля-ля!
— Вот так штука!
— Господин Дерош, вы задаром пойдете в театр, — обратился Гюре к четвертому писцу, награждая его толчком, который свалил бы и носорога.
Засим последовала буря восклицаний, криков, смеха, для изображения коих пришлось бы исчерпать весь запас звукоподражаний.
— А в какой театр мы пойдем?
— В оперу, — объявил письмоводитель.
— Прежде всего, — сказал Годешаль, — театр вовсе не был оговорен. При желании я могу сводить вас поглядеть на мадам Саки.
— Мадам Саки не представление!
— А что такое представление вообще? — продолжал Годешаль. — Давайте выясним сначала фактическую сторону дела. На что я держал пари, господа? На представление! А что такое представление? То, что представляется взору…
— Но, исходя из этого, вы, чего доброго, покажете нам в качестве представления воду, бегущую под Новым мостом, — перебил его Симонен.
— …то, что представляется взору за деньги, — закончил Годешаль.
— Но за деньги можно видеть тысячу вещей, которые отнюдь не являются представлением. Определение грешит неточностью, — вставил Дерош.
— Да выслушайте вы меня наконец!
— Вы запутались, дружище, — сказал Букар.
— Курциус — представление или нет? — спросил Годешаль.
— Нет, — возразил письмоводитель, — это кабинет восковых фигур.
— Ставлю сто франков против одного су, — продолжал Годешаль, — что кабинет Курциуса есть собрание предметов, которое можно именовать представлением. Он содержит нечто, что можно обозреть за различную плату, в зависимости от занимаемого места.
— Вот уж чепуха! — воскликнул Симонен.
— Берегись, как бы я не влепил тебе затрещину, слышишь! — пригрозил Годешаль.
Писцы пожали плечами.
— Впрочем, вовсе еще не доказано, что эта старая обезьяна над нами не подшутила, — промолвил Годешаль под взрывы дружного хохота, заглушившего его рассуждения. — На самом деле полковник Шабер давно умер, супруга его вышла вторично замуж за графа Ферро, члена государственного совета. Госпожа Ферро — одна из наших клиенток.
— Прения сторон переносятся на завтра, — заявил Букар. — За работу, господа! Хватит бездельничать! Заканчивайте побыстрей прошение, оно должно быть подано до заседания Четвертой палаты. Дело будет разбираться сегодня. Итак, по коням!
— Если это полковник Шабер, почему же он не дал хорошего пинка негоднику Симонену, когда тот разыгрывал перед ним глухого? — спросил Дерош, полагая, очевидно, что это аргумент более веский, нежели речь Годешаля.
— Поскольку дело не выяснено, — заявил Букар, — условимся пойти во Французский театр, во второй ярус, смотреть Тальмa в роли Нерона. Симонен будет сидеть в партере.