Ночью горожане, имевшие свои ладьи или деньги, чтобы заплатить чужим кормчим, покинули Итиль. Как стало известно впоследствии, они искали спасения на пустынных берегах Хвалынского моря. Больше всего беглецов укрылось на Баб-ал-Абвебе и Сия-Сухе[18] Они надеялись отсидеться в безопасных местах, а потом завязать мирные переговоры с князем руссов, отдать дань, какую он потребует, и возвратиться в Итиль. Чем язычник Святослав хуже иудея Иосифа? Оба чужие! Для купцов родина там, где можно наживать богатство. А переход Хазарии под власть князя Святослава сулил торговым людям небывалые возможности. Открывались свободные пути в необъятную Русь и в города Византии. Не все ли равно, кому платить торговую десятину?..
На следующий день молчаливые дружины руссов, предостерегающе звеня оружием, вошли в Итиль. Они миновали глинобитные жилища западной части города, замкнутой в кольцо кирпичных стен на правом берегу Волги. Здесь зимой жили кочевые беки со своими людьми, а летом по пустым улицам, заросшим скудной пыльной травой, бродили овцы и верблюды. Не здесь было главное богатство Итиля, а на острове, где высился дворец Кагана, и на другом берегу реки, в Хазаре, который еще называли Сарашел — «Желтый город», месте обитания купцов и ремесленников, рынков и складов с товарами.
Возле наплавного моста уже не было сторожевых арсиев. Небольшой отряд наемников преградил дорогу руссам только на площади перед дворцом. Не рассудок, но отчаяние вывело их под мечи руссов; короткая свирепая схватка, и последние защитники Итиля полегли на каменные плиты. Руссы изрубили секирами двери дворца и ворвались внутрь.
Целый караван верблюдов, тяжело нагруженных золотом, серебром, драгоценными тканями, дорогим оружием и амфорами с греческим вином, привел в воинский стан князя Святослава воевода Свенельд, которому было доверено собрать лучшую добычу. А когда руссы покинули город, в Итиль ворвались буйные орды печенежских всадников. Печенеги рассыпались по улицам, вламывались в жилища, избивали горожан трехгранными кривыми мечами, тащили на волосяных арканах пленников, расхватывали имущество. Город окутался дымом бесчисленных пожаров. Князь Святослав расплачивался со своими печенежскими союзниками хазарским добром.
…Потом впереди русского войска полетит добрая молва о князе Святославе, который беспощаден только к врагам и не забирает последнее, и другие хазарские города предпочтут сдаваться руссам без боя, чтобы их не отдали на растерзание свирепым печенегам.
А поход продолжался. От разоренного печенегами Итиля войско князя Святослава двинулось на юг, к древней столице Хазарии — Семендеру. Здесь, в предгорьях Северного Кавказа, жили оседлые люди, разводили сады и виноградники, сеяли хлеб. В Семендере был свой царь из арабского рода Кахвана, по имени Салифан, исповедовавший мусульманскую веру. Царь подчинялся хазарам, но у него были свои вельможи, свое войско и свои крепости, и хазары не входили в его владения со своими кочевьями, довольствуясь данью и внешней покорностью.
Приближение русского войска застало царя Салифана врасплох. Семендерское войско потерпело поражение и рассеялось по укрепленным поселкам; таких поселков, окруженных каменными стенами, было здесь много. Беззащитный Семендер сдался на милость победителей.
Князю Святославу город не понравился. Беспорядочное скопление жалких построек в виде шатров из дерева, переплетенного камышом и обмазанного глиной… Хищные минареты мечетей… Приземистые караван-сараи… Пыльные вихри на торговых площадях… Душный зной и зловоние из переполненных нечистотами рвов… Бедно одетые, униженные люди…
Сам царь, его вельможи и богатые горожане бежали в горы, увозя во вьюках и на двухколесных повозках, запряженных волами, все ценности.
Разочарованный Святослав отдал Семендер печенегам…
Стремительно пролетали летние дни, но еще стремительнее было движение войска князя Святослава через земли аланов и косогов, жителей предгорий.
Егорлык, Сальские степи, Маныч…
Взята копьем сильная хозарская крепость Семикара, построенная для защиты сухопутной дороги к устью реки Дона…
Вперед! Только вперед!
Осколки разгромленных аланских и косожских ратей оставлены на съедение печенегам, которые шли следом за русским войском, как стая волков за караваном, и довольствовались отбросами.
Нечастые дневки на берегах рек и у степных колодцев почти не задерживали войско. Пока одни дружинники отдыхали, другие продолжали двигаться вперед, расчищая путь мечами и захватывая свежих коней для обоза. Близился край коренных хазарских владений. Ночные ветры с закатной стороны уже приносили соленый запах моря.
Когда от жителей прибрежных городов Тмутаракани и Корчева приехали тайные послы, князь Святослав объявил воеводам:
— Война окончена. Впереди земли, жители которых пе хотят быть нашими врагами. Пора вложить мечи в ножны и проявить к людям милость…
И это была правда. Разноязыкое и разноплеменное население прибрежных городов лишь вынужденно терпело власть хазарского царя. Хазарские гарнизоны сидели за стенами цитаделей, окруженные морем ненависти. В победоносном войске князя Святослава горожане видели избавителей от хазарского ярма и были готовы подняться с оружием в руках на своих угнетателей. Печенеги, следовавшие за русским войском, превратились в опасную обузу. Нужно было избавляться от временных союзников…
Однако печенеги рвались к богатым приморским городам, которые, как казалось вождям, были их законной добычей.
— Осталось всего два дня пути до моря, — настаивали печенежские вожди, приехавшие в шатер князя Святослава. — Зачем прогоняешь нас? Хочешь один забрать всю добычу? Мы пойдем за тобой, как раньше шли!
…Застыли в боевом строю русские дружины, повернувшись спиной к морю, а лицом и копьями — к печенежским станам, которые черными островами стояли среди выжженной солнцем бурой степи и угрожающе гудели, готовые силой поддержать требования своих вождей.
Князь Святослав убеждал вождей повернуть коней на север, где в степях еще остались стада и табуны хазарских кочевых беков, где уже не нужно будет сражаться, но только брать добычу.
— Вы степные люди, — говорил князь, — и ваше место в степях. Оставайтесь мне друзьями и союзниками. Только в степях не пересекутся наши дороги, и будет между нами мир, как прежде…
…А русские дружины продолжали стоять под палящим солнцем, и воеводы только ждали знака, чтобы силой оружия разметать станы печенегов и принудить их к отступлению…
Грозная картина готового к битве дружинного войска убеждала печенежских вождей лучше, чем самые изощренные речи. В княжеский шатер вползали на коленях слуги вождей, что-то шептали, опасливо поглядывая на предводителей русского войска. И вожди смиряли свой гнев, начинали говорить просительно, настаивая уже не на продолжении совместного похода, а на справедливом разделе прежней добычи. Такой оборот дела устраивал князя Святослава, и он после недолгого спора согласился отдать печенегам треть коней и пленников. Вожди посчитали это за удачу и разъехались по своим станам удовлетворенные.
Ночь после переговоров была неспокойной. Дружинники не расседлывали коней и не снимали кольчуг, готовые отразить вероломное нападение: от печенегов можно было ждать самого худого! Но когда над степью поднялось багровое солнце, на месте печенежских станов остались лишь черные пятна остывающих костров да вытоптанная конскими копытами трава. Печенеги ушли. Конные разъезды, поехавшие следом за ними, сообщили князю, что печенеги ушли невозвратным путем…
А в городе Тмутаракани уже разгоралось пламя мятежа, грозившего поглотить хазарский гарнизон. По темным улицам, прячась от стражи, перебегали закутанные в плащи люди. Из-за саманных заборов слышался скрежет стали о точильные камни. В храме Иоанна Предтечи собрались городские старейшины — не только христиане, но и мусульмане, и иудеи, и люди совсем непонятных и неизвестных религий, которые они привезли из дальних стран вместе с товарами, краснолицыми рабами и диковинными животными: ненависть к хазарам объединила всех. Приукрашенные щедрой людской молвой рассказы о непобедимости русского войска вселяли уверенность в конечной гибели Хазарии, а обнадеживающие слова тайных послов, возвратившихся от князя Святослава, порождали надежды на выгоды от свободной торговли. Алчным огнем загорелись глаза купцов, когда они узнали о намерении князя Святослава продать в Тмутаракани и Корчеве несметную добычу хазарского похода: степных скакунов, пленников, драгоценности Кагана и царя, меха из складов Итиля, шелка Семендера, аланское кованое серебро…
Тмутаракапский тадун, извещенный соглядатаями о недовольстве горожан и напуганный приближением русского войска, решил покинуть город. Из цитадели выехали всадники с факелами в руках. Хазары швыряли факелы на деревянные крыши домов, убивали жителей, пытавшихся тушить пожары, и, предав улицу огню, ехали на другие улицы. Сплошное дымное зарево поднялось над Тмутараканью. От нестерпимого жара трескались и осыпались городские стены.
Навстречу войску Святослава поскакали, загоняя насмерть коней, гонцы от старейшин гибнувшего города: «Спаси, княже! Поспеши в Тмутаракань!»
Но русское войско опоздало. Хазарский гарнизон успел погрузиться па суда и переправиться на другую сторону пролива, в Корчев, где тоже была цитадель и тоже сидел хазарский тадун. Князя Святослава встретили толпы рыдающих тмутараканцев — в прожженных одеждах, с набухшими от крови повязками на свежих ранах. Воздевая руки к равнодушно-красивому южному небу, они проклинали хазар и призывали несчастья на их головы. Многие изъявили желание тут же взяться за оружие и помогать руссам изгнать хазар из Корчева.
Через пролив переправилась только небольшая дружина воеводы Свенельда, но и ей не пришлось принять участие в битве за Корчев. Вооруженные горожане со всех сторон окружили корчевскую цитадель, привезли камнеметные орудия и множество лестниц. С отчаянной злостью горожане полезли на стены, задавили своим многолюдством защитников цитадели и убили тадунов. К вечеру ни одного живого хазарина не осталось в Корчеве. Не осталось и мертвых: тела убитых хазар сбросили в городской ров, на съедение бродячим псам. Отрубленные головы двух тадунов — тмутараканского и корчевского — привезли князю Святославу и швырнули в пыль к его ногам…
Русские дружины, не приближаясь к огнедышащим стенам Тмутаракани, разбили станы в окрестных селениях, в садах, которых было много в окрестностях города. Омывали усталые, растертые кольчугами до кровавых ссадин тела в ласковых водах Сурожского моря. В огромных количествах поглощали вареную баранину и фрукты, принесенные благодарными тмутараканцами. Как будто не в чужую землю, а к себе домой пришло войско. Как будто наступило время отдохновения от ратных трудов, время пиров и мирной торговли.
Тмутараканские и корчевские купцы, еще вчера с яростными воплями карабкавшиеся на стены цитадели, теперь звенели серебром в кожаных кошелях, раскидывали перед восхищенными глазами дружинников драгоценные греческие паволоки, щедро плескали в кубки темное вино из узкогорлых амфор.
Воина и торговля всегда идут рядом. Кончается война — начинается торговля, а за торговлей снова следует война. Война и торговля… Неразрывны они, как добро и зло в человеке, как чередующиеся времена года.
Но пока на берегу Сурожского моря царили мир и торговля, а что касается будущего — о том знает князь. Не дело воинов задумываться о будущем, когда вокруг все так радостно…
Пожалуй, только пленники, которых в гремучих цепях вели на суда работорговцев, несли в себе неизбывное горе. Впереди у них был бесконечный тяжкий путь по невольничьим рынкам Византии, Сирии, Египта и иных чужих стран, названия которых они даже не знали.
Из песни не выкинешь даже горького слова — рассыплется песня. Что было, то было! Пленники такая же добыча похода, как золотые кубки, серебряные монеты-диргемы, шелк и оружие, меха и скакуны, отары овец и караваны верблюдов. Святослав был сыном своего времени и не видел ничего зазорного в том, что пленников обменивали на необременительные в пути, но такие тяжеловесные золотые монеты…
Веселым и безмятежным казался людям князь Святослав, и навряд ли даже ближние мужи догадывались, что для предводителя войска наступило время тягостных раздумий и сомнений.
Хазарский поход закончился. Остатки хазарских кочевий в степях между Волгой и Доном развеют в прах печенеги — недаром печенежские вожди так жаждали новой добычи! Последняя хазарская крепость — Саркел, где, по слухам, укрылся царь Иосиф, в случае необходимости будет сметена с лица земли, как куча опавших листьев порывом свежего ветра. Куда дальше вести войско?..
Воины еще отдыхали на теплом морском берегу и залечивали раны прошлого похода, а могучие внешние силы уже закружились вокруг стана князя Святослава, подталкивая его войско в выгодную для себя сторону. Из этих внешних сил, торопившихся извлечь корыстную пользу из чужих побед, самой опасной и настойчивой была Византийская империя…
Архонт руссов Святослав вышел к Босфору-Киммерийскому!
Благоденствие херсонской фемы зависит лишь от его доброй воли! Железнобокая конница эмира северных народов Святослава в неделе пути от кавказских перевалов, и некому преградить дорогу коннице в пределы халифата!..
Конунг Святослав сбирает ладьи, и скоро море станет опасным для варяжских торговых караванов!..
Святослав выбирает, на кого обрушить меч!..
Святослав, Святослав, Святослав…
Грозное имя русского князя звучало осенью 965 года па многих языках, оно произносилось то с тревогой и ненавистью, то с восхищеньем и надеждой, но никогда — равнодушно. Князь Святослав казался живым воплощением могучей силы, которая разнесла вдребезги обветшавшее здание Хазарского каганата и теперь напружинивала мускулы для нового прыжка.
Вожди кочевых племен и наместники обширных областей, стратиги византийских фем и императорские сановники, мусульманские визири и прославленные полководцы арабского халифата ловили слухи о числе воинов князя Святослава, подсылали соглядатаев, составляли про запас хитроумные посольские речи, готовили караваны с богатыми дарами на случай мира и копья на случай войны. Но больше всего их интересовал сам русский князь, неожиданно вознесшийся из небытия на вершину воинской славы. Они расспрашивали очевидцев хазарского похода о словах и делах Святослава, прикидывали, как использовать его возможные слабости, чтобы повернуть дело на свою пользу. Даже за внешней простотой, которой, по слухам, отличался предводитель русского войска, подозревали какой-то особый, пугающий своей непонятностью скрытый смысл. Гадали, к какой религии склонится князь, ибо не может правитель огромной страны довольствоваться никому не ведомыми языческими идолами! Делали многозначительные выводы из милости князя к тмутараканским христианам, а потом недоумевали, почему купцы-мусульмане тоже хвалят Святослава. Все, казалось бы, взяли на заметку и разложили в удобном для себя порядке многоопытные вершители государственных дел, даже то, что князь Святослав был молод, очень молод — в лето хазарского похода ему исполнилось двадцать три года. Возраст, когда чувства еще властвуют над разумом, когда не хочется терпеливо распутывать жизненные узлы и рука сама тянется к мечу, чтобы одним взмахом разрубить их, когда горячая голова подсказывает дерзкие и опрометчивые решения…
Представлялось вероятным, что юный предводитель руссов шагнет через Босфор-Киммерийский, в сказочно богатую Таврику, где среди вечной зелени нежатся на берегу теплого моря белые города, где сады отяжелели от диковинных фруктов, а несчитанные отары овец сползают по горным склонам в долины. Разве можно удержаться при виде незащищенного богатства? А то, что богатство Таврики само просится в руки князя Святослава, было ясно каждому. Не херсонский же стратиг со своими обленившимися лучниками может остановить руссов! Вот когда император пришлет триеры с войском, тогда начнется настоящая война. Но произойдет это очень не скоро, вероятнее всего, после зимних штормов, и войско князя Святослава успеет насладиться благодатным покоем и щедрыми дарами Таврики. Способен ли юный правитель варварской страны заглянуть далеко вперед, чтобы уяснить грядущие опасности? Устоит ли перед опрометчивыми советами варягов, которых, по слухам, много в его войске и которые жаждут только добычи?..