Глава 9. Живая драма мёртвого храма
«Искусство древних поразительно. Пирийцы возводили настолько искусные дворцы и капища, что им нельзя не отдать дань восхищения. Но тем не менее, это были полуязыческие храмы, где правил балом дух злобный, а значит и суть этих храмов полна черноты»
— Гюнтер Фарис, Эндеральский исследователь.
Спустя три дня. На севере.
Холод и снег властители сих мест, промораживающие ветра сковали ледяным духом всё от далёкого севера и до самой Тёмной долины, неся бесконечные снежные бури, метели и ледяные ураганы. Им нет конца — ветер так и желает впиться в мою светлую кожу, которую я прикрыл тёплой накидкой и хорошей одеждой. Меня согреет утеплённая кожаная куртка с сетью наружных кольчужных колец, штаны из волчьей шкуры, поверх которых мехом пестрят меховые сапоги, пальцы рук прикрыты же толстыми перчатками. За спиной у меня покоится добрый друг для дальних походов, и для исследований подобных храмов древних — посеребрённый длинный меч, на клинке древняя надпись — «Мой меч разрежет тьму, мой свет развеет мрак», а навершие блестит ярким символом крыла. В последнее время усыпальницы древних ломятся от нежити и монстров, тварей и порождений мрака, а поэтому серебро на мече и молитвы Исаила над ним станут идеальным подспорьем в битве с монстрами.
«Что я здесь делаю?», — спросил я себя и тут же нашёл ответ — в воспоминаниях и в человеке, что стоит рядом. Это статный пожилой чародей, его лик обращён к древнему строению, что массивным монолитным каскадом высится к небу, внушает чувство собственной ничтожности от одного исполинского вида. Прямые линии, серый камень и грациозность, слитая с могуществом в потемневшем камне, а образ чудного исполина довершает массивная статуя чародея выше всего. На всё это обращён взгляд старого неримлянина — его бороду и седые волосы треплет ветер, вздымая вместе с тем и насыщенно-зелёные мантии. Тело защищено заклятьем теплоты, и он не чувствует хлада, я же в тоже время вынужден кутаться в свой плащ с капюшоном, чтобы не околеть. Он стоит у большого камня, подле которого высится на метра три чёрная руина, и его взгляд устремлён вперёд, туда, через далёкую пропасть, где внушительного роста врата хранят бесчисленные тайны Живого Храма.
«Фриджи, прошу тебя, отправляйся с ними, присмотри за Джеспаром, Пророком и особенно Константином», — навеяло мне в памяти звучный голос Лишари, перед лицом промелькнули воспоминания — на необычайно высоком Оке ветров, куда мы вышли прогуляться между её исследованиями и моими операциями, она долго рассказывала о своём пути в Нериме, как выживала, как познакомилась с Константином и как он ей помог, ещё сильнее раскрыл её чародейский потенциал, а потом и обучил таким высотам магии, которые не каждому аэтерна будут доступны. Тут же она мгновенно сменила тему и стала умалять, чтобы я отправился на север вместе с Джеспаром. Я просто не мог отказать… мне невыносимо было даже подумать, что Лишари будет в надрыве сердца мучиться от одной мысли, что Константин может быть убит. У меня был только один вопрос — почему она так трептно относится к пророку?
«Это трудно объяснить», — дала тяжкий для меня ответ она, — «Я чувствую… силу, эта личность не может не притягать, а способности… ты бы видел. Мы не можем потерять эту персону».
«Хорошо», — дал я тогда согласие. — «Я отпрошусь у Велисария. Всё будет хорошо, Лишари», — заверил я её в успехе похода и что никто не пострадает.
Что ж, теперь я здесь — в оковах холода, перед древним храмом, который явно встретит нас древней злобой, упокоенной в нём души, и адским парком защитных механизмов, и холодной ненавистью восставших мертвецов. За моей спиной клинок, а в сумке подарок от Велисария, который дал мне вольную — свиток телепортации в Златоброд, чтобы я смог быстро улизнуть из храма.
Я поворачиваюсь назад. Глаз болит от необычайной красоты — вниз уходит мощёная дорога, что рассекает кристальный лес, её ужимают чудесного вида деревья — листва сверкает брильянтово-розовым и лиловатым цветом, заполняя всё вокруг неестественно-чудесным сиянием. Белоснежные снежные покровы отражают блики света, устремляя их далеко в пространство и кажется, что лес парит в пурпурном ореоле, усиливаемой хаотично разбросанными кристаллами, которые усиливают общий тональный фон.
— Красиво, не правда ли!? — кричу я Константину, но он будто бы не слышит меня, его взор всё также прикован к Храму.
Именно оттуда должны прийти Джеспар и Пророк. Мы ждём их уже не меньше часа… я по крайней мере пришёл сюда ко времени, которое назвал Константин… нехотя и много раз послав меня, но всё же.
— Константин, как вы думаете, когда они придут?! — кричу я сквозь ветер, что всё же привлекло его внимание.
Не отвращая взгляда от храма он мне ответил:
— Ох, я так сожалею, что они не пришли раньше тебя. Я бы даже не ждал тебя, чтобы ты зад отморозил!
Его резкое осуждение нашло отклик возмущения в моём сердце. Откуда в нём столько злобы и язвы? Да, он ненавидит нас, не любит эндеральцев из-за нашей пристрастности к религии, но как же он не поймёт, что мы не враги ему, что не желаем зла. Мы приютили его, не надсмехаемся, но он постоянно нас поносит, называя далёкими мракобесами и шутами.
— И зачем ты попёрся с нами? — продолжает он язвить. — Сидел бы у себя, да и внимал бреду проповедников в Арке.
— Лишари волнуется за вас, — дал я твёрдый ответ. — Я не хочу дать ей повод выкурить мешок сон-травы от того, что она изведётся волнениями по вам, мессир Константин.
— Лушиши… она говорила, что за ней мотается какой-то эндералец, как собачонка эрофинская за своей хозяйкой, — усмехнулся Константин, не продолжая униматься. — Во истину, жалкое зрелище. Поверь мне, ей подошёл бы неримец, наша кровь, а не ты, — Константин провёл рукой и за ней оранжевым роем разлетелись искры. — Найди себе какую-нибудь крестьянскую девку, которая молиться каждый день, чтит идиотские заветы и готова каждый день провести в молитве, как только её мысль коснётся образ красивого мужчины.
Я не знал, что ответить на дерзость Константина, но он оказался страшно проницателен… настолько, что нечто колкое и странно жуткое поселилось у меня в сердце. Смотря в глаза Константина, я вижу в них усмешку, смешанную с жалостью. От этого мне стало ещё сильнее не по себе — гнев, жажда реваншизма разожглась во мне, но я её быстро подавил. Хотелось доказать обратное, но это не более чем эмоция, от которой нужно избавиться. Если с тьмой в душе войти в сумрачные склепы, то можно стать жертвой инфернальных тварей потустороннего мира и вернуться оттуда не совсем тем же человеком.
— Знаешь, не надейся на что-то с Лишари, — более спокойно стал говорить Константин, его напор ниспал. — Она девушка вольная, да и привлекают её не такие парни.
— Что ж, это уже радует.
Я было хотел потренироваться контроле мысли, как в лесу замерцали две фигуры, что стремительно приближаются к нам. Константин отстранился, снова забыв про остальной мир и внимая лишь красотам храма и не видит их. Моя рука соскальзывает на пояс, где покоится «огневица», а глаза внимательно смотрят на приближаются. Спустя минуту ладонь разжимается, ибо я вижу, что один из них — светловолосый в кожаном панцире поверх синей куртке, а второй — та личность, что возмутила спокойствие, стала надеждой в рядах Святого ордена.
Константин, как только те приблизились, словно «ожил». Он бодро отпрянул от камня и встал на их пути, энергично спрашивая:
— Вы вернулись быстрее, чем ожидалось, вы нашли самоцвет?
— Да, — дал кроткий ответ Прорицатель, вынимая из сумки большой круглый камень, ровной формы и истемнённый, отполированный до идеальной гладкости; только стоило Константину его увидеть, как его взгляд загорелся.
— Покажи мне, — потянулся к нему старик, — Хм… будь я проклят, это то, что нужно. Тогда, полагаю, самое время мне рассказать тебе некоторые вещи об этом храме. — Константин сделал шаг в сторону исполина и восхищённо заговорил. — Может, вы слышали эндеральскую легенду об этом месте: она гласит, что этот храм «живой», и что весь лес представляет собой нечто его «органов чувств», — речь Константина сменилась загорелась неприязнью. — «Слушающий его шёпоты, песни деревьев, боящийся его взгляда». Бла-бла-бла, ну тебе понятна суть. В отличие от большинства народных легенд, эта основана на правде: у храма действительно есть нечто вроде самосознания.
«Мда, старик на старости лет совсем стал с ума сходить», — не озвучивая сих мыслей, говорю я себе. — «Неужто действительно можно говорить о том, что душу живого существа можно поместить в целую крепость?». Я читал эти легенды, знаю взгляд учёных на эту проблему… и все они похожи на нелепость.
— Однако у него куда меньше со всякими суицидальными любовными трагедиями, чем рассказывают, и куда больше с пирийским защитным механизмом… «Каменным сердцем».
— Так значит благодаря этому «Каменному сердцу»… храм оживает, — даже «Пророк» смутился». — Как это работает?
— Он работает, потому как пирийцы нашли способ соединить материальные вещи с человеческой душой. В таких случаях необязательно строить подобное, предметом мог быть и амулет, и меч. Связанные, как называли тех, чьё сознание было перемещено, страдали невыносимыми болями…
Константин продолжил рассказывать о храме, и я надеялся уже не на то, что их разговор перетечёт в русло научным рассуждений, но нет, неримец гордо заключил:
— Верно, это ужасающая судьба. Но, если нести любую чушь и ахинею с достаточно серьёзным лицом, приправляя всё сказанное религиозными бреднями, то можно убедить людей и не в таком бреде.
— Ну да, — фыркнул я, — бреде. Ведь мы говорим о душах, переносе её в материальные вещи. Говорим о «высших», чья сила равна божественной. Во истину, как говорили древние аэтерна — «Delasia asiran delassi’i».
— Религия сменяет религию, — перевёл Константин и тут же «взорвался». — Да как ты смеешь говорить подобное? Пёс прихрамовый? Я тебя взял только потому, что навязала Лушиши, так что из полчтения к ней заткни свою пасть и не раскрывай её до конца похода!
— В этом строении покоиться душа пирийца. Его сознание? — спросил «Пророк», отвлекая от меня гнев Константина.
— Покоиться, думаю тут, неправильное слово, — отвлёкся старик от меня. — Он наблюдал за падением собственной цивилизации. Вряд ли, это как-то положительно сказалось на его рассудке, — зелёные мантии чародея встрепенулись, когда он резко дернулся в сторону, уступая дорогу. — Но посмотрим. Ну вперёд, помести самоцвет вон в то углубление.
«Пророк» быстро пошёл в сторону небольшого холмика, подле которого мы стояли. Я только заметил, как засверкали его пятки, он резко взлетел вверх и скрылся за краем камня, да редкой листвой широкого куста.
Одного мига понадобилось, чтобы всё сделать и вот уже пространство прорезали сияющие лучи неведомого света. Сначала один, а затем ещё пару ослепительных потоков и вот между массивными вратами и куском моста засветилась надёжная опора, сотканная из тонких материй. Магический мост перекинулся через пропасть.
— Прекрасно… идём, — без особого восхищения отнёсся к сему Константоин и двинулся вперёд, я же последовал за ним. — И держите оружие наготове. Подпоезд находится на нижнем уровне храма. По крайней мере если Лушиши верна в своих теориях.
— Мессир Огневспых, один вопрос — почему я? — спрашивает Джеспар, потирая рукояти кинжалов.
— Почему что?
— Вы уже в третий раз нанимаете меня, а ведь я стою недёшево. Почему?
— Что ты хочешь услышать, любовную серенаду? Ты — пьяница и попрошайка, но ты делаешь свою работу. И делаешь её хорошо.
Я оказался под сводами огромной арки, и быстро зашагал вперёд, мне присутствие под ней не приносило удовольствия, только подавленность от неразрешимого вопроса — как древние могли это построить? Быстро оставив её позади предо мной расстелился светозарный мост. Пару раз сталкиваясь с подобными чарами, я практически без робости делаю шаг вперёд. Внизу, сквозь свет ещё виднеется пропасть, но страха это не вызывает, только трепет, развеянный словом Константина:
— День, когда я уверую в одного из этих божьих ягнят, будет днём, когда я пропляшу голым по всему Верхнему кварталу, распевая гимны во славу Рождённых светом.
— Я бы на это посмотрел.
— Не сомневаюсь в этом. А теперь… закрой рот, наш вход нельзя назвать искусным, но по крайней мере не нужно кричать в лицо этому храму, где активатор следующей ловушки.
Я аккуратно касаюсь воротины. И она поддаётся, чему я удивился, а за мной последовали все остальные. И вот я миновал ворота вместе с Константином, они захлопнулись за нами без единого скрипа — таково мастерство ишийцев. Перед нами открылось просторное помещение, где встречается буйство природы — хрустящий снег под ногами разносит весть о нашем прибытии, скалы и камни органично сочетаются с далёкими стенами и монументальной архитектурой и рук творение — вдалеке, в самом конце укрепления, разбитые клети и лестница, да холодные жаровни. Всё озаряет тусклый свет остро-длинных кристаллов, пробривавшихся из-под снега.
Мы двинулись вперёд, ступили на ступени, ведущие вниз, с первого яруса храма, что подобен малому выступу, но едва ли что-то хорошее может случиться в подобном месте. Мёртвый храм, где давно нет жизни встретило нас подобающе — изо мрака древнего собора выступили монстры. Их кожа давно истлела, стала пергаментом, обтягивающим кости, защищённые ржавой бронёй. В тонких пальцах сжаты мечи и топоры, глаза сверкают неестественно-голубым светом мертвенности. Крича и кряхтя не менее дюжины мертвецов бросились на нас.
— Седьмое пекло! — вскрикнул Константин.
Сердце дрогнуло при виде мертвецов, но дух воспламенил гневом от зрения противного — мертвецы должны покоиться. Мой меч с лязгом оказался у меня в руках. Отступив, я делая восходящий удар, и мертвец с распоротой грудью хрустнул снегом, исторгнув жуткое зловоние. Джеспар штормом кинжалов, кружась и вертясь рассекает серую плоть. Ловко уходя от клинка, он рассекает руку выше локтя, второй же ладонью вгоняет в голову через подбородок кинжал. Труп умирает по второму разу. Константин же, разжав ладони выпускает концентрированный поток электрической энергии, осияя всё светом грозы и заливая врага током — кожа стала чернеть и сползать, три меча так и не настигли зелёной мантии, глухо упав в снег.
Мой меч снова встречается с мертвецом. Ловко отбив его неумелые выпады, я пинаю его в грудь, а затем обрушиваю лезвие на ключицу. Оно рассекает гнилую плоть и трухлявую кость. Враг пошатнулся и снова попытался ударить, но я быстро провожу дугу и вот его голова закуталось в снег, свет из глаз рассеялся, а тело как безвольная кукла — упало.
— Вот это — последний, — сказал Джеспар, пронзая клинком грудь мертвеца.
— Не думаю! — крикнул я, показывая на то, как снизу, где раскинулась малая снежная долина, упирающаяся в гору и монолитные серые стены с чёрными окнами, к нам подтягивается ещё дюжина мертвецов, ведомые трёхметровой тварью, похожей на человека; в руках существа покоится огромный молот, кожа шита-перешита, не имеет доспехов, но огрубела, лицо же представляет перекошенную гримасу ужаса.
— Ну, Фриджи, Лишари говорила, что ты — хороший воин, — усмехнулся Джеспар. — Покажи это.
Я вынимаю «огневицу» и целюсь вперёд. Подняв чуть выше трубку, чем нос рослого монстра, я прижимаю кусочек стали, и даю зачарованной игле проткнуть мешочек с порохом. Громовой выстрел эхом прокатился по пещерам и коридорам, а свинец угодил в лоб гиганта. Кость харкнула, металл прошёл внутрь и вскоре лицо рассекла струя крови. Радуясь, что изобретение Гаспара серьёзно облегчает жизнь, я убираю его и бодро сжимаю рукоять меча в предвкушении встречи с мертвецами.
Первый покойник не выдержал напора моего клинка, намоленность стали для нежити стала фатальной — лезвие оставляло чёрные обугленные раны. Джеспар с «пророком» вступили в жёсткую рукопашную, не ведая жалости к ним. Один за другим, храмовые трупы падали на снег, шум боя лихо разносился до самых дальних углов залы, говоря, что сюда пожаловали если не лучшие воины Эндерала, то и не самые слабые.
Вскоре, пробившись через необъятную залу храмового притвора, мы пронеслись через заснеженный покров, выйдя прямо к порогу ещё одного зала. Протиснувшись через два ряда колонн, под массивными сводами малого коридора, мы вышли в странное помещение. Имея полукруглые очертания, выложенное из камня, оно в центре имело высокую плиту, с вырезанными на ней символами. Над холлом за всем смотрит барельеф лика пирийского жреца, с внимаем наблюдающего — какой из трёх путей выберут путешественники.
— Хм…. узел, — нервно сказал Константин, став исследовать помещение глазами, приглядев плиту он немедленно двинулся к ней, став жадно изучать. — Похоже, что мы должны… ох погодите минуту. Здесь, что-то написано. «Чуйра нэм Хйореза нэм Ган’Дила байара». Хм-м… любопытно…
— Да? — спросил Джеспар и пока они рассуждают над ситуацией, я отстранился, чтобы зарядить «огневицу».
— Я перевожу.
— Лишари справилась бы лучше с этим… похоже годы берут своё. Но… хм. Думаю, вот это означает примерно следующее: «Воин, Мудрец и Тёмный вместе завладеют светом». О, и взгляните на таблички над дверьми. Чуйра, Хйореза, Ган’Дила — Воин, Мудрец и Тёмный.
— Сдаётся мне, в конце каждого из этих туннелей есть то, что нам нужно для того, чтобы пройти дальше…. к «свету» чем бы он ни был.
— Превосходная дедукция….
— Мессир Огневспых, — решил я вставить своё слово, убирая «огневицу», — я понимаю, к чему всё клонится. Я пойду с вами.
— Исключено! — вспылил Константин, само его лицо выразило злобу и указал на Джеспара. — Иди надоедай Джозефу! Меня даже не смей трогать, мне не нужны служки Ордена.
— Константин, — настаиваю я. — Мне сказала это Лишари сделать. Поверьте, я не отступлюсь. Можете меня хоть молниями гнать.
— Константин, — мягко заговорил Джеспар. — Может всё же уступите? Если его попросила аж Лишари, то и Фриджитдиэн по упрямству с вами поспорит.
— Быстрее, — теперь на мою сторону встал и «пророк». — Мы теряем время.
— Проклятье, вот девку угораздило! — плюнул Константин и воззрел на меня из подобья. — Только делай то, что я тебе скажу. Я не хочу принести Лишари твой пепел в коробочке со словами — «он не туда пальцы сунул и стал горсткой пыли».
Со скрипом согласившись, чародей пошёл влево, углубляясь в коридор. Я же двинулся за ним, и только стоило нам синхронно коснуться плит, как древние механизмы со скрежетом заработали. Решётки перед нами лениво поднялись, а позади стремительно впились в пол, выбив из него остриями щебень.
— Константин, дверь за мной закрылась! — слышится крик Джеспара.
— Надо было с тобой отправить Фриджидиэна, чтобы ты его развлекал этими вопросами!
Старый маг лихо отворил дверь — его морщинистая рука с силой молодого толкнула дерево и перед нами открылся далёкий проход, умащённый камнем и по которому стелется лиловый ковёр. Меч в моей руке сверкнул наполненным светом серебра, на пальцах Константина заиграли искры молний. Приготовившись, мы пошли вперёд, в объятия холодной голодной тьмы.
Первый кто встал на нашем пути, так это порождение инфернального мира. Дух, вызванный волю храма закрыл нам путь. Но светло-голубое существо, клубящееся ионово-синим дымом, не атакует… облако подплыло к нам и остановилось, в немом изучении. С трепетом в сердце, я сильнее сжал меч, готовясь к стремительной атаке, которой не последовало.
— Уйди! — крикнул маг, «заряжая руки».
— Вы на пути мудреца, меч вам не поможет, только знание спасёт от смерти, — раздались слова будто неоткуда, серый камень мгновенно стал светло-синим, клубов пара стало больше, а слова обрели более вдохновенный оттенок. — Я — Айтанар, мастер загадок. И не ответив, вы не пройдёте, — без единого шевеления «губ» говорило существо, меня поразило удивление — оно хоть и пирийского происхождения, но мы отлично понимаем его слова, будто бы оно с нами общается ментальным языком смыслов.
— И что же ты хочешь! — фыркнул Константин, опуская руки, чувствуя, что магия здесь бессильна.
— Ответьте! — призвал дух. — Ответьте на слово о тайном!
— И мы должны это делать?! — возмутился старик. — Да мне проще стереть тебя с лика земли! — но Константин тут же охоланился, я заметил, что он чуть потупился и почёсывая бороду пригнулся ко мне. — Хотя в этом нет смысла… один из защитных механизмов храма.
— Я уже мёртв, — проскрипел дух. — Ваши железки ничего не сделают.
— Хорошо, — быстро соглашаюсь я. — Говори свою загадку.
— Ты, опрометчивый идиот! — закричал маг, стянув мантию дор такой степени, что парчовая зелень едва с треском не разодралась. — Нельзя так просто играться с механизмами храма!
— И души, и жизни — живота я лишился, — заговорил дух, и никто не посмел его перебить, — сгубил меня убийца и в бучило бросил. Утопил меня, а после на солнцепёке положил сушиться, и шерсти не стало, совсем облысел я, усердно лезвие меня разрезало, грязь соскоблило, а пальцы — сгибали, а перья, птичья радость, каплями истекая, ткань мою рвали, как пахарь на поле — глотнёт на водопое, красильного соку и сеет снова, чёрным дорогу обозначая. Заключили меня в обложку, деревом одели, обделали кожей, золотом узорным, кузнец-создатель тонкой стугой, витой украсил. Да буду я славой науки, а не мукой для неуча, и станет смертный, меня постигший, душой совершенней. Сокровище не златным, я стал. Так же имя моё?
— Ну, думай теперь! — я ощутил, как Константин колко пихнул меня в плечо. — Вот нашла же Лишари мне помощника! Идиота!
Я остался наедине со своими мыслями, ибо Константин предпочёл мудрствованию, осторожное созерцание духа. По истине трудные строки, заключившие мудрость пирийского народа, но… «заключили меня в обложку, перья…. слава науки». Цепляясь за эти слова, я тут же даю ответ, лежавший на поверхности:
— Это книга! — предположил я. — Она самая!
— Верно, — согласился дух; сию секунду отплыл назад, иссиня-светлые клубы инфернальные клубы призрачного пара стали отходить, и вскоре их совсем не стало, только приятный запах прошедшего дождя.
— Ну, не совсем идиота, — усмехнулся Константин, — пошли дальше.
Маг зашагал вперёд, я же последовал за ним, не опуская меча. Что-то мне подсказывает, что он ещё понадобится, ибо каков не был бы изыскан путь мудреца, на нём могут встретиться мёртвые стражи этого места.
Быстро поднявшись по лестнице, мы оказались под серокаменными сводами широкого помещения. Там, вдалеке виднеется алтарь, сверкающие золотом, возле него горят жаровни с магическим неиссякаемым пламенем.
— Что это за место? — вставая на ветхий коврик, стеснённый линией колонн, до золотого монолита, я спросил.
— Место ритуалов, — ответил Константин и указал на алтарь. — Там пирийцы приносили жертвы, — из тёмных углов донёсся скрип и рычание, сверкнули голодные кроваво-алые и ледяно-синие пары глаз.
Без страха и сомнения я ринулся в бой, противопоставляя орде мертвецов напор и мастерство. Мой меч сверкнул в широкой дуге, рассекая грудь мертвеца, высвобождая колющий нос смрад. Константин высвободил из рук массив раскалённой энергии, отбросивший трёх мертвецов, испепеляя их золотистые стихари.
— Седьмое пекло! Да когда это закончится!
— Живой храм…, - усмехнулся я, парируя неловкий замах мертвеца, — да он мёртвый! — направив удар, я попытался рассечь его нагрудник, но тот оказался куда крепче.
Отступив я снова отбиваюсь, только на этот раз меня решили достать копьями — заточенные острия оцарапали грудь, тупая боль вспыхнула у груди, и я снова отошёл. Рука извернулась, выбивая меч из тонких пальцев нежити. Выпад и на острие вошла гнилая плоть. Перейдя в наступление, я атаковал нежить, встретившись с ней глаза в глаза. На близкой дистанции эти пыльные мешки с костями довольно неуклюжи и легко преодолев их защиту, лезвие меча рассекает шею первой твари. Второй удар пришёлся на незащищённое плечо жреца, выбив из него ложную жизнь.
Константин же борется силой чистой энергии из моря возможностей. На нежить обрушивается гроза, испепеляющая их тонкую плоть, затем огонь выжигает нечистый дух из мёртвых сосудов. Не без восхищения я наблюдал мельком, как он огнём и молнией косил волну мертвецов. Ловко уходя от ржавых мечей и топоров, он заставлял врага платить за эту опрометчивость, усеивая пол мертвецами.
Я бросился вперёд, в темноту. Над ухом просвистела стрела, затем ещё одна — лучники стали бить более метко, тело вспоминает навыки. Что мне остаётся? Руки потёрли шершавую поверхность на поясе, с силой я срываю цилиндр и провожу пальцами возле него, передавая частицу ментальной энергии фитилю. Огонь зашипел, а рука отправила бомбу в полёт. Лучники испарились в огне взрыва, осветившим всю залу ритуалов, раскидав трупы кусками мяса и железа
Я остановился, лихорадочно осматриваясь вокруг и тяжело дыша. Услышав, что вместо нежити теперь царствует пустота, я пошёл прочь из тьмы и смело зашагал вперёд, куда уже подходил Константин,
— Неплохо-неплохо. Не думал, что ты начнёшь колдовать.
— Всё, лишь бы вас не дать в обиду, — отшутился я.
— Мальчишка! — вспылил старик. — Я сам могу за себя постоять!
Я пропустил его вспышку гнева, стараясь ничего не говорить. Он сам по себе — я сам и моя задача сделать так, чтобы он вернулся живым в Арк, ибо так просила Лишари.
Дальше нас ждал маленький коридор, уходящий в витую лестницу, и быстро зашуршав обувью, мы углубились ещё сильнее внутрь Храма. Источники света — светло-лиловые кристаллы слепят глаза яркими точками в темноте, но благодаря ним мы видим дорогу без факелов, по которой следуем, аккуратно ступая по каменной плитке… я не хочу обрести вечный покой по глупости и здесь. Смешно будет — пошёл защищать старика, а он притащит моё тело Пегаст со словами — «он был так хорош в помощи, что ему самому пришлось помочь, но это его не спасло».
Прогулка нас привела к большой железной двери, дающей знать символикой ока на фоне книги, что там храниться нечто важное. Втянув спёртого воздуха и подавив волнение, я протянул руку к ручке.
— Нет! — ударил по ладони меня Константин и провёл пальцами у двери, она только отразила свет алого заклятья, никак не отреагировав на него. — Нет защитного заклятья. Дурак, тебе минимум могло бы руку оторвать, а как самое изумительное в этих местах — вывернуло бы как кабаэтскую варежку.
Я уже приготовился пройти за порог залы, как снова чародей меня останавливает, только мягче — не бьёт, а просто хватает за запястье.
— Подожди, — маг протянул руку и сжал её в кулак… чтобы моментально разжать и выпустить с неё шар света, приятно и чудесно всё осиявший лунно-голубым светом, — не думаю, что там есть факелы.
Ощутив холод металлической двери, я с силой толкаю кусок древнего железа, что со скрипом отворяется. Шаг вперёд и стопой я почувствовал нечто мягкое и приятное, а нос пленил сладкий аромат пирийских благовоний. Пройдя по выцветше-багряному ковру, мои глаза смогли различить массивные стеллажи, вырезанные из мрамора и дерева. На них пылятся бессчётные армии свитков и книг, на которые падает лунный свет магического светильника. Впереди из тьмы веков выступила большая плита, метром в высоту, выполненная из базальта и покрытая золотыми символами всевидящего ока. В его центре мне стало видно углубление, отделанное начищенным серебром.
— Алтарь чтения, — благоговейно обозначил находку Константин, — на нём читали самые важные тексты ишийцев в собрании высшего жречества.
Но его благоговение и моё временное спокойствие разлетелись на осколки прошлого, когда пространство прорезал яркий разрыв света, а по ушам ударил сверхчеловеческий вопль. Я схватился за меч, выставив лезвие перед собой, Константин же сверкнул огнями в кулаках… нам предстояло обратить сталь и магию против призрака, второго духа, явившегося у подножья алтаря.
— Я — Карахдон, повелитель пирийских библиотек, и хранитель истории моей Империи! — завил фантом, сквозь которого я видел проход, но узнаю и человеческие очертания — сузив взгляд мне открылся образ чёрных пластин латного доспеха, с широкими наплечниками и лентами на них… металл же поело время. — Почему вы нарушили мой покой?
— Мы и-идём сквозь Храм, — стал говорить я, сбиваемый бешенным ритмом сердца… ещё один дух, ещё одно препятствие. — Н-нам нужно спасти этот мир.
— Вы уже ничего не сделаете, — обрёк на поражение призрак и минорно продолжил. — Маховик гнева Его запущен. Он сотрёт всех нечестивых с лика земного, коли не будут остановлены князья злобы поднебесной.
— Дух просто спятил, — фыркнул Константин. — Как из-за ублюдков может страдать мир? Разве все достойны смерти из-за горстки тварей?
— Мир сам себя обрекает. Если не найдётся в нём народа, хоть горсти, смерти смертей противостоящего, ко греху склонного, то всё древо народа гниение подвержену. А потом и гибели, — мертвенно-пространно объясняет фантом, его мертвенное лицо не дрожит не единой мускулой и это вселяет тревогу в сердце, — Гибель всенародная есть кульминация греха. Ибо только до полной смерти души доведя народ, можно дать «высшим» такую силу над собой, чтобы они гибель материальную принесли.
— Опять этот религиозный бред! — стал плеваться Костин, сморщив лик в ярости и презрении, потрясывая руками. — Неужто и после смерти он не оставляет души!?
— Гибели? — встрепенулся я. — Ты говоришь об очищении?
— Да-а, я помню… очищение, — забвенно произнёс призрак. — Но я умер незадолго до того, как светоч был построен и попал в страну ссорой тьмы.
— Я…
— Ладно, нам нужно попасть дальше! — нагло перебил меня старик, суровый взгляд его выдавал жуткое нетерпение. — Что нужно сделать?
— Вы ответите о Пире, иначе вам хода нет! Так я определю достойных,
Призрак, на котором тёмным бугрятся чёрными пластинами доспехи, непреклонен. Не стоит и пытаться его уговорить, это заставляет мага согласиться:
— Задавай, — проскрипел Константин.
— Скажи, мудрец, к какой касте ты принадлежишь?
— Маг пустоты, — ответил Константин. — Ведь именно они могли общаться с мертвецами.
— Верно. Скажите, кто защищает народы Пиры?
— Воины, — отвечаю я, и даю понять старику, что культура Пиры мне тоже знакома, что дало мне увидеть тень удивления.
— За кем последнее слово при имперском совете?
— Жрецы, — быстро он ответил.
— Без кого невозможна мудрость?
Это поставило в ступор Константина, он сжал конец бороды и стал икать ответы в памяти и пирийских легендах. Он бы мог так ещё долго думать, если бы мне на память не пришла утрення служба в пристанище изгнания, где клирик вселял в нас новую идею жизни?
— Без Единого, — я вспомнил строки древнего пирийского манускрипта, найденного в северном храме и прочтённого Исаилом.
— Проходите, — чуть поклонилась душа, и отступила в иной мир, уступая нам дорогу, чем мы непременно воспользовались.
Оказавшись за пределами библиотеки, мы вышли в каменный коридор, который часто имел свойство поворчать из стороны в сторону и углубляться ещё сильнее вглубь. Здесь, в окружении холодного камня и магического пучка света, Константин обратился ко мне без презрения, впервые я услышал в нём что-то отдалённо
— Значит, религия?
— Да. Вера, — просто я ответил. — Но не в Рождённых светом. В Единого Бога.
— Не пойму я вас, — маг посмотрел вперёд.
— Зато мы тебя поймём, — я стал аккуратнее подбирать слова, чтобы не породить обиды. — Вы увидели то, что делают люди и аэтерна, прикрывающиеся религией. Они убивают, насилуют, и оправдывают это благорасположением своим «божественных» повелителей. Но таков ли истинный Бог, — стал я уверять Константина в том, о чём нам глаголил Исаил. — Разве Вышнему нужны блага этой земли? Разве он похож на нас в наших страстях? Мы верим в Единого, который невообразимо выше и бесконечно совершенней этого.
— Знаешь, если бы я в молодости услышал эти слова, а не фанатичные призывы убивать, увидел, как храмовые жрецы дают милостыню и помогают нуждающимся, а не ряды трупов на брёвнах, то может и взгляд у меня был бы иной. А так, — Константин на меня печально посмотрел, — я не отступлюсь от своего.
— Лишари даже не против моих взглядов.
— Если и дальше будешь придерживаться веры, то не сможешь завоевать сердце Лишари, — дал совет Константин и словно по-отечески хлопнул моё плечо. — У неё тяжёлая история, касательно этого.
Наш путь вскоре вывел нас в небольшое предвратное помещение, которое тонким тоннелем выводит в ещё более царственное помещение, откуда тайной манят образы странной статуи. Тут ещё три выхода и осмотревшись, я кроме тусклого камня, нахожу излишнюю скудность сего места, если не считать порослей кустарников в углах.
— Пошли, — махнул Константин, уходя в тоннель.
— Подождите, мы должны ждать остальных.
— Нет времени! Если промедлим, — я же упёрся, на меня из темноты уставилась злобная ухмылка. — А-а-а! Плевать на тебя, если хочешь, оставайся!
Я буквально ринулся за зелёной мантией, не поспевая за быстрым дедом. Меня не заинтересовали ни массивные колонны, ни роскошный ковёр, расстеленный над толстыми прутьями решётки, ни закутки Храма, только внезапный порыв Константина. Но вот он остановился у ступеней, которые метрами тридцати тянутся к подножью исполинского изваяния.
— Это! Это! — задыхаясь от восхищения и показывая на златокаменный образ твердит Константин. — Это либо их верховный жрец, либо изображение божества, — маг быстро оказался у скрещенных ног статуи, обтирая рукой каменные глыбы и марая широкий рукав мантии о пыль; сближался с массивной бронзовой чашей, внутри которой горел неугасимый огонь. — Именно тут мог быть принесён в жертву пириец, ставший душой храма.
В золотистой статуи, метров десять высотой, скрестившей ноги в позе лотоса и грозно простёршей левой рукой факел, а правой сжимая массивную табличку я не нашёл ничего примечательного. Меня не покидает чувство тревоги, что-то тут не так… не может быть всё так радужно.
— Мы в сердце Храма! — торжественно воскликнул поклонник пирийской культуры, за долгое время я не видел на его лице улыбки, а в глазах столько радости — Фриджидиэн, разве я мог наедятся на то, что увижу святая святых пирийцев? Эх, даже засранца Арантеаля после этого хочется расцеловать!
Константин только сделал шаг ко мне, но злой рок спустился на слепящих крыльях разрыва на теле реальности, выпуская между нами странное существо. Нечто похожее на человеческую женщину, окутанное в мешковатые мантии цвета индиго, переливающиеся блеском тысячи сапфиров, скрытая капюшоном шагнула к нам навстречу из неведомого мира. Её мягкая поступь совершенно бесшумна, походка мягка и ловка, будто бы она плывёт над землёй, а всё тело заключает аура еле приметного света.
— Огневспых! — крикнул я и бросился к магу, памятуя о Лишари; меч сверкнул в блеске фиолетовых огней, занесённый для филигранного удара.
— Какая храбрость, — тихо прошептала женщина и одним движением руки остановила меня — колени в безвольности подкосились, а тело скрутила слабость — плоть просто рухнула, паника накрыла меня с головой, сердце едва ли не выламывает рёбра от чувства беспомощности. — Понимаю, но с тобой позже.
— Уйди! — крикнул маг и швырнул в неё раскалённый прут энергии, который она игривым взмахом отразила. — Что тебе нужно!?
— Увидь и узри, что вас ждёт, — неимоверным усилием воли, сквозь боль в шее, подняв голову я увидел, как старик пятиться от неё, как пытается спастись, но она плавно сблизилась с ним и осенила ладонью.
— А-а-а! — закричал Константин и ужас его агонии такой болью отразился в груди, что дух едва не покинул моё тело. — Не-е-ет! Хватит! Прошу!
— Ты увидишь, что вас ждёт, — мерно продолжает она. — Узри высших, узри свою беспомощность.
— Не-е-е-т! — в слезах полухрипом вопит Константин, по-видимому вбитая в его сознание картина жути и апокалипсиса настолько катастрофична, что здравомыслие не выдерживает такого удара, оно ломается, уступая место безумию.
Только на секунду я увидел взгляд Константина… это глаза сломленного человека, поломанной души — его разум подобен слабо трепещемся огоньку во тьме… за секунду могущественный чародей стал ничем, бьющимся о пол подобием буйного ребёнка. Он развернулся в сторону статуи и протянул к ней руки, но не смог ничего сделать. Забившись в клубок, он только истошно рыдал и хныкал, что-то лепеча.
Женщина же плавно идёт ко мне и чем ближе её адская фигура, тем больше страх сковывает меня. Неужто она и из меня сделает полоумного безумца? И мне предстоит узнать касание безумия? Нет!
— А теперь я избавлю этот мир от тех, кто может помешать нам, — с этими словами она приблизилась ко мне, и простёрла руки, будто бы в материнских объятиях, но всем телом я почувствовал странную, скрючивающую боль, каждая мышца заревела саднею.
— Что… ты… сделаешь? — сквозь зубы выдавил я.
— Я всего лишь хочу, чтобы человечество однажды получило смысл, преодолело барьер собственной бессмысленности. Вы — люди и аэтерна слишком предсказуемы и способны построить мир застоя. Я же… не желаю этого, — женщина опустилась передо мной на колено, я же ощутил странный аромат фиалки и розы, вместе с горечью на языке и пыхнувшим от неё жаром. — А вы не вписываетесь в мои планы, а значит ты — умрёшь.
Ощущение, что моё тело разрывают на десятки кусков слишком мягкое, чтобы описать жуткие ощущения, подаренные инфернальным существом. Она будто смаковала мою злобу и предсмертный конец. О да, в то, что меня сейчас настигнет гибель, я уверен… это конец и хуже судороги во всём теле, полного оцепенения то, что я не смог помочь ни Лишари, ни родине. Несчастная девушка во мановение ока лишилась близкого человека, едва ли не заменившего отца, я же надежды с ней быть. Это конец…
Но явилось спасение — всем телом и всей душой я ощутил неведомое торжество жизни, словно тысячи праздничных труб возгласили о прибытии нечто сильного, и некто славного. Все болезненные ощущения исчезли, я даже не смог заметить, как и оцепенение ниспало, за пару секунд не осталось и тени прошлых чувств, только бесконечный праздник духа, ликование неведомое, заставившее меня подняться. Позади женщины врата света, изливающего поток тепла, откуда я учуял приятный сладкий аромат, явился воин, латник, чей доспех точно сияет небесным совершенством. Пылая золотом, поверх небесно-голубого стихаря, внушая священный трепет, гордо и крепко, шагает подобие мужчины. Волос, вторящий прекрасному цвету брони, ниспускается до плеч, обрамляя лицо неведомого совершенства. В правой руке его пылает посеребрённый меч, распевающий вихрям о будущих сражениях за души, в левой слабо колышется кадильница, возвещающая о самом достойном служении, а на груди сверкающий символ Грааля. Один образ его, один вид даёт такое количество сил, что я с лёгкостью отмахиваюсь от жалких попыток женщины снова поставить меня на колени.
— Да не будет так, — властно приказало светозарное существо, — на нём произволение Господина господ, и ты его не тронешь.
— Я не та, против кого они воюют, — фыркнула женщина. — Я всего лишь помогаю мир сделать чище.
— Ты исполняешь прихоти первого мятежника. Ибо он и духи поднебесного зла желают только разрушения, страданий и гибели. Ты же помогаешь им в этом деле.
— Я не несу людям смысл, — словно оправдываясь, твердит дама.
— Ложь стала твоей сутью. То, что произошло в Ишмартепе, обличает тебя. Плоды дел твоих, говорят, что ты от начала начал присягнула делу погибели. И ты не тронешь их, ибо так говорит Господин.
— Я буду преследовать его! — женщина попыталась сделать шаг,
— Он одолеет тебя символом слова Великого, и ты более не посмеешь приблизиться к нему! — светлосияющий латник приблизился ко мне, его пальцы коснулись меча, надпись на нём просияла словно обрела истинный смысл; он голосом полным могущества и славы жизни призвал меня. — Победи её! Покажи, что достоит остаться без её внимания.
Мои лёгкие наполнил прохладный воздух подземелий, в руках крепко жмётся рукоять, а сталь готова петь. Делая шаг вперёд, становясь на ступени, я почувствовал свежесть, как будто в лицо задул северный горный ветер, а в груди всё распевало гимны вечной победе. Я готов сразиться с неведомым существом, одарившим безумием Константина.
Клинок восходящим ударом рванул к подбородку Женщины, но та ловко и легко смеясь отпрыгнула. В её тонких и аккуратных пальцах сверкнуло что-то плоское и длинное, пылающая магическим алым пламенем и говорящем о нематериальном происхождении клинка. На этот раз мне пришлось блокировать удары, посыпавшиеся градом. Лезвие тонкого меча тут и здесь, оно летает, не имея веса, и только на грани неестественной реакции я его отбиваю.
— Тебе меня не победить!
В полном молчании я атаковал, противопоставляя её скорости и жестокости, благословение и веру. Меч рассёк воздух, я крутанулся со скоростью молнии, но сталь столкнулась о призрачный меч. Яростный укол рассёк край её одежды, а потом мне резко пришло отсечь её выпад. А затем ещё один и ещё один. Неистовый напор отогнал меня к колоннам, а затем женщина прыгнула в пустоту.
«— Сзади», — услышал я слово благое и развернулся настолько быстро, насколько это возможно.
Лезвие выбило сноп искр, поцеловавшись с призрачным слегка изогнутым мечом, я надавил на него, вкладывая всю силу, и враг легко отскочила, давая мне рухнуть. Сила толкнула меня вперёд, нога неудачно нашла камень и вот я лечу на землю. Перчатки погрузились в песок, клинок улетел едва-едва вперёд.
Сию секунду Женщина вылетела из пустоты словно бешенная и разрубила воздух, оставляя рваную линию, подобную ране. Я потянул болезненное тело и в сантиметре меч ударил, песок зашипел и оплавился.
Тяжело поднявшись и найдя меч, я снова наношу удары, вкладываю в них всю свою и не свою силу и скорость, но нахожу только края её одежды. Она, закружившись и заплясав, решила биться не только оружием, но и магией. Искры молний засверкали повсюду, а затем разряды электричества потянулись ко мне — их я отразил мечом и принялся отступать.
Спрятавшись за колонной, я ушёл от магического разрядного кулака и сжав ладонь на рукояти «огневицы» выпрыгнул из-за неё. Гром выстрела сотряс главную залу — пуля за секунду подлетела к Женщине, но та успела скрыться в пустоте, чтобы потом вынырнуть у меня за спиной.
Она не стала кромсать мечом, вместо этого выставила руку пред собой и выпустила волну рокочущего пламени. Инстинктивно я выкидываю заклятье перед собой и огонь рассеивается, в сантиметрах от меня, опалив брови и волосы. Она играючи вкладывает толику ментального усилия и огонь превращается в ветер — порывистый ураган, нагоняя на меня стену песка, кулаков воздушного потока сносит прочь моё тело. Я приземляюсь на ступенях, хруст позвонка и страшная пульсирующая боль в нём отвлекли от боя.
Я не сумел резко встать… всё поплыло перед глазами, на губах и языке заиграл железный привкус крови, а мышцы так и тянуло скручивающей болью.
— Мой меч разрежет тьму! — с рыком я заставил себя встать. — Мой свет развеет мрак! — обратив взгляд на горящую вечным фиолетовым пламенем жаровню, у меня родился план.
Отступив выше, оказавшись у подножья величественного изваяния, я стал ждать Женщины, и она не оставляет меня без него. Желая, как можно быстрее покончить со мной, её тело пропадает в пустоте и сейчас вынырнет из неё, чтобы нанести решающий удар, но этого не будет!
Прежде чем она явила бы своё великолепие из подпространства, я, вобрав остатки магических сил, высвобождаю их ударом ветра в жаровню. Огонь, разожжённый мистическими искусствами, и исстари пожирающий вечные угли, разлетелся светло-лиловым салютом, осветив всё удивительным раскрасим света. Фигура женщины материализовалась в тот самый момент, когда пламя вихрем кружилось повсюду и оказалась в плену стихии. Её нежно-тонкое одеяние приняло не менее десятка углей, а лицо «поцеловало» пламя — прожжённая ткань осела рассечёнными кусками, сапфиры посыпались в песок. Моя же толстая одежда выдержала этот удар стихии, и потушив загоревшиеся куски меха всплеском магической воды, я наконец-то атаковал.
Хлёсткий удар моего меча положил бою конец — лезвие впилось в её ключицу, пока она металась взглядом, я надавил и вложил всю праведную ярость в удар, пытаясь рассечь и дальше её нереальную плоть. Крови не хлынуло, только странное облако в месте удара, словно сдули огромное количество пыли.
Противница опустила руки и клинок во вспышке света пропал из её рук. Она отступила в сторону хнычущего старика и возложила руку на его голову, нежно поглаживая.
— Что ж, ты показал, что способен биться со злом и по произволению Врага, я отступлюсь, — в кристально чёрных глазах противницы я нашёл огонь неутолимого зла, дыры на одежде стали самозавязываться, восстанавливая прежнее великолепие мантии.
— Не своими силами я одержал победу.
— Мы всё равно свершим наш великий план. Овцы, что верны пути погибели скоро сюда явятся, — она склонилась над Константином и провела по его щеке, прочесав бороду. — Один уже в наших руках.
После этих слов, она растаяла, больше не желая задерживаться. Вместо неё снова сияет пустота, но теперь она не будет больше поднимать руки против меня. Успокоившись и выдохнув, дав волне боли прокатиться по телу, я, не имея сил вложить меч в ножны, опираюсь на него, как на трость.
Скоро сюда явятся Джеспар, и «пророк» и что же мне им сказать? Смотря на щеняче-потерянный, полный безумия и сломленности взгляд Константина, я задаю себе страшный вопрос — что она ему показала? Что сломило его волю настолько, что он в кровь разбивает колени и лоб, поклоняясь образу пирийского божества.
Я потянулся к Константину, чтобы ему помочь, но раздались столь знакомые слова власти:
— В Арк! Оставь их, тебе предначертан путь иной!