Глава 19. Цена предательства
«Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера».
— Оккул Дисперса — Эндеральский философ.
Спустя три дня. Храм солнца. Ночь.
Вот уже как несколько часов наступили сумерки, а я до сих пор сижу в тёплых личных комнатах и продолжаю писать. Под моей рукой пергамент, где вырисовываются аккуратные буквы, переходящие в предложения, а те в свою очередь в статьи нового документа, который скрыт под общим художественным смыслом. Вот уже два дня я безвылазно выполняю задуманное Велисарием — создаю проект Генерального уложения, которое вплетено в книгу, чтобы в случае очередной облавы со стороны Арантеаля не дать повода для себя отправиться на эшафот. Велисарий, услышавший о заседании трибунала, только ухмыльнулся и решил, что будет вести дела более тихо, а мне сказал, чтобы я так же был осторожен.
Для меня это хороший способ отвлечься от всего происходящего, да и поближе быть к Лишари, которая так и не пришла в себя до сих пор. О’Брайенн всё ещё занят приготовлением лекарства, а это чудо из ордена, которое сильно общается с Калией и Джеспаром, всё ещё носится как оголтелые, желая предотвратить то самое «очищение». Говорили, что они даже на воздушном корабле звёздника летали в небесный город это расы, но ничего там не нашли. А ведь им нужен некий «нуминос», вещица, которая запустит светоч и отчистит мир от угрозы очищения, что бы это ни было.
Черкнув ещё пару раз на пергаменте я завершил статью, одну из финальных, вплетённую в последнюю главу повести. Прочитав, узрел, что она посвящена праву каждого из членов Союза или Альянса иметь собственную валюту. Хм, интересно, что задумал мой командир и магистр, дороги с которым у нас практически разошлись?
Я не знаю, что замыслил Велисарий, не понимаю его идеи насчёт Союза Эндеральского. Он только и делал всё это время, что занимался обсуждением планов нападения и обороны, а потом выясняется, что он запланировал смену формы государства и возведение к власти тех, кто раньше от неё был отстранён. Что ж, в условиях, когда неримцы грабят территории родины, когда Святой орден практически полностью потерял контроль над страной… если это необходимо для Эндерала, как и союз с дикими магами, как и объединение с разбойниками и беззаконниками, то я согласен.
Но сейчас больше всего Велисарий занят обороной Арка. Он приказал своим пушкарям беречь боеприпасы, и отвёл их в квартал знати и у Храма солнца, сформировав два огневых рубежа. В старой башне, которая раньше принадлежала магистру Йеро, он обустроил огневую точку… а когда там нашли ещё и пещеры подземные, то сотни человек своей Единой армии смог там разместить, оставив стражу Арка в одиночестве блюсти порядок в городе. Конечно, он предлагал стражникам через командующую Эрен последовать его идеям и начать отводить людей из Арка в сторону Речного, но мало кто его послушал. Кто-то ушёл, а кто-то остался, часть стражников стала чаще проситься в патрули у Храма.
В это же время Велисарий подготовил смешанные отряды из ралаимов и бедноты, которые с помощью свитков телепортации раскидал по всему южному Сердцеземью и Западным горам, и устроил ночной террор в лагерях неримцев. Этих сводные команды в сумраке нападали на патрули, колонные и ночные стоянки, вырезая всех с кровавой жестокостью и так же неожиданно скрываясь. Во славу своего «Отца» и во получения будущих благ эти люди были готовы пойти на всё, даже если им придётся воевать с несметными полчищами еретиков и фанатиков. Что касается ещё ралаимов, я часто вспоминаю, что Велисарий как смог подготовил пять сотен пикенеров, чьи острые пики станут непреодолимой стеной в узких проходах, и сотню лучников из бедноты Подгорода вместе с двумя сотнями ралаимов, оставив их там для охранения этого места и ожидания сигнала.
Удивительно, но мы сидим и… ждём пока Нерим не войдёт в город, чтобы его схватить в клещи. В самом Арке остался только Велисарий со своим личным отрядом храмовников в полсотни душ, натренированным и набранным из лучших воинов, которых он смог найти среди бандитов и кочевников. Со стороны запада в тайных укрытиях своего часа ждут пять тысяч солдат Солнечного берега, Речного и полка, вместе с батареей пушек и тремя кавалерийскими отрядами по полсотни человек в каждом, сообща с наёмниками. На севере своего часа ожидают орды кочевников-мародёров из пустынь, а также всадников Дюнного из саванн востоке, в числе четырёх тысяч, вооружённые луками и мечами, копьями и ударными пиками.
Я, пересчитав всю мощь орды Коарека, задумался, а хватит ли нам всей нашей армии, чтобы уничтожить армию Нерима или хотя бы отогнать её? Нас двенадцать тысяч, а противника чуть больше двадцати, к тому же все разбитые части прошлого корпуса осели у него, но у нас пушки и часть солдат вооружена ручницами, однако мы воюем против профессиональной, фанатично настроенной армии, сколоченной из бывших солдат и крестьянских мужиков, вперемешку с профессионалами. Я уповаю только на милость Божию в грядущей схватке… эх, как бы снова хотелось увидеть в живых после этого боя всех своих друзей, Исаила, Гаспара, и особенно Лишари. Меня иногда посещают воспоминания о том вопросе, что задал мне психопат… почему меня это так тревожит? В голову лезут грёзы, а воображение рисует удивительные картины прекрасного будущего, где у меня есть всё, чего так хотелось бы, но в Святом ордене это невозможно было получить — свой дом, семья, мирная тихая работа.
Мои размышления прерываются — дверь со скрипом резко распахнулась и ко мне влетел послушник, как ошпаренный он оказался возле меня и запыхаясь закричал:
— Тручесса! Она собрала несколько хранителей, захватила сигил и направилась к воротам!
— Что!? — крикнул я, мне показалось, что я сошёл с ума, что мои мозг решил сыграть шутку и выдать галлюцинацию, но человек передо мной совсем не морок и его голос разносится по моей комнате:
— Тручесса, говорю! — продолжает вопить послушник. — Она взяла сигил, собрала тридцать хранителей и пошла вниз!
Меня… я словно пьяный — в голове разлилась тяжесть, все мысли спутались, мир стал острее — яркость красок усилилась. Моя говорильня словно распухла — я попытался сказать, хоть что-то, но слова не шли, язык вяз. Собрав все силы, вобрав всё сосредоточение, я всё же произношу вопрос:
— Когда это было?
— Часа два назад! — вопит послушник, едва ли не топая ногами.
— Значит они уже почти у ворот, — мою голову объяло такое головокружение, что я вцепился в стол, скребя его ногтями. — Свиток телепортации есть?
— Да! Не уж то вы хотите…
— Да, — я встаю как пьяный, мои ватные ноги еле как меня держат; по столу пронеслась моя рука, снеся всё подряд; я водил по гладкой крышке, пока, не зацепляя за стекляшку и опустошил её содержимое.
Силы снова стали наполнять меня, чёткость звуков и напряжение тела вернулись. Зелье О’Брайенна отлично снимало не только боль, но и волнение, тревогу и шок. Я нашёл в кармане один свиток и обхватил его взмокшей ладонью.
— Мы пойдём одни? — испугался послушник.
— Да, у нас нет времени собирать народ, — я направил тело вперёд, автоматически хватаясь за клинок… спата осталась в стороне, вместо него полуторный меч, с древней надписью. — Пошли!
Мы вылетели из здания и не обращая никакогь внимания на хранителей, что-то нервно обсуждавших. Предавшись на волю Единого, я вверил себя в руки магических потоков и перенесся сквозь пространство. Картинка внутреннего двора Храма растворилась, а перед ней южный квартал, с его скромными зданиями, узкими улицами и понурыми дворами. Мы очутились практически у врат и тут же со всех ног ринулись туда. В ночной тьме не видно стражи на крепостных башнях и стенах, и она не видит нас… также как видимо не узрела и Натару.
Мы миновали массивные ворота и вбежали в крепостной мешок — часть южного квартала, представленная обнесёнными массивными стенами конюшнями, парой кузен и сторожек, где ворота за град. В тени огромных стен мы неслись по брусчатке подобно ветру. Я не жалел ног, в них же уже вспыхнула боль и усталость, хотелось кашлять и просто упасть на холодную брусчатку. Но я нёс себя, изо всех сил превозмогал боль, лишь бы спасти мир от глупости Натары и её наивности. Как бы сильно я не любил эту женщину, должен признать, что сейчас она пошла на этот поступок по любви к людям Арка, желая их спасти от осады, гнева Коарека и возможного голода.
Мы практически добежали до поворота, как перед нами возникла стена тёмных фигур в плащах и капюшонах с луками наперевес. Я не стал вынимать клинка, ибо подозреваю, кто это может быть.
— Командор! — приглушённо кричит вперёд вышедший парень.
— Здравствуй, следопыт, — отвечаю я ему.
— Натара Даль’Верам. Она и ещё сорок хранителей ведут переговоры у ворот с Коареком. Городская стража не смеет влезать.
— Ах, уже сорок! — рассерчал я и стал показывать на зубчатые укрепления подле нас. — Следопыт, бери своих и рассей их на стенах. Пусть по команде или опасности обстреляют неримлян.
— Есть.
Следопыты севера, призванные Велисарием не так давно, станут отличным подспорьем в этой войне. Оторвавшиеся от мирной жизни северяне поняли, что Коарек несёт лишь гибель и встали под знамёна Совета, составив особый контингент лучников.
Мы пробежали по длинной дороге, стесняемой массивной стеной с одной стороны и грядой строений с другой, за поворотом, где нас при движении налево ждал выход к воротам и картина немого предательства:
Хранители, чьи доспехи тускло сияли в огне, образовали тонюсенькую стену у врат, не достовавшую от одного края превратной башни до другой. Держа факелы и мечи на изготовке, они ждали исхода переговоров, которыми должна завершиться война. Там, за зелёной полупрозрачной пеленой магической печати, скрепившей решётку врат, виднеется знакомая фигура. Всё так же являвший образец гордой стати, в прекрасной шёлковой накидке поверх латного доспеха и с красивым лицом, отточенным чертами вольности.
Тут же как назло стал капать мелкий дождичек и подул лёгкий холодный ветерок. Я посмотрел на стены и подметил, что следопыты уже на местах, и положили стрелы на тетиву, в ожидании приказа. Мы, скрытые тьмой и дождём подобрались ещё ближе, и никем не замеченные, прильнув к кучам дров, стали внимать ходу переговоров:
— Ты не тронешь город, не единого его жителя, леорана, кошку или собаку, я ясно выразилась!? — грозно заявила Натара и это выглядит смешно — у неё за спиной сорок хранителей, против тысяч солдат за Коареком.
— Само собой разумеется! — Коарек ударил себя в бока. — За кого ты меня принимаешь? За варвара? Я — цивилизованный человек и несу свет науки и просвещения от мракобесия! Как только мы займём город и разрушим светоч, нашим мечом станет проповедь, а щитом та правда, что мы несём.
— Пойми Коарек, — уже более сокрушённо заговорила Натара. — Здесь живут добрые люди, у которых есть семьи, дети… есть кого любить и во имя чего жить. Они ничем не хуже вас. Если хочешь победить, то побеждай словом!
— Конечно, Натара! — хлопнул в ладоши Коарек. — Я тебе больше скажу, каждый Аркчанин и эндералец получит от меня компенсацию в два золотых. Один за то, что я посетил с огнём вашу страну, а другой за то, что они натерпелись от Арантеаля и его безумства! — Натара ничего не отвечает, только смотрит на Коарека, её душу прогрызли сомнения, она чувствует сладкий яд в его словах, но даже мне понятно, что всем сердцем и душой желая прекратить эту бессмысленную войну, она хочет дать пройти Коареку победным маршем по городу, дать скинуть светоч с «ока богов» и надсмеяться над Арантеалем; а Таранор, учуяв колебания в её душе, стал убеждать. — Если ты мне не веришь, то вот моё слово. Слово Протектора Вольного народа! Разве может ничего не стоить правителя Нерима!?
— Хорошо, — едва ли не прошептала Натара. — Только прошу тебя, не лей крови.
— Да будет так.
Натара повернула голову сначала вправо, а затем влево и получив одобрение взаимными краткими кивками, Тручесса отдала приказ:
— Снимите печати, откройте ворота! — и на эти слова откликнулся чародей среди хранителей, облачённый в алые мантии.
Она сейчас откроет ворота и впустит сюда не менее десяти тысяч солдат, готовых во имя их «пророка» не только идти до края мира, но и творить такие зверства, которым бы позавидовал сам маршалл Ханферек. Чародей уже начинает ткать заклинание из тонких нитей инопространственной энергии, как у меня сгорает терпение и возникает острая необходимость действовать:
— Нет! — не выдержав кричу я, чем привлекаю всеобщее внимание. — Натара не думай этого делать! Он дурит тебя!
Меня вынесло бегом практически к линии хранителей и моё появление возымело эффект — маг отвлёкся от своих заклятий. Все обратили внимание на меня. Я же увидел лицо Натары — оно, покрытое парой морщин, всё ещё сохраняет красоту и являет черты заточенности и подтянутости. Её волос — длинный и пышный убран в шишку на затылке, с заколкой в виде клинка. Небесно-голубые лазурные очи взглянули на меня оценивающе посматривая.
— Фриджидиэн, — узнаёт она меня, но голос её больше не пестрит обвинениями или злобой, он мирен и спокоен, поучителен, подобно тому, как старшая сестра учит младшего брата. — Зачем ты пришёл? Это не твоя война теперь. Иди лучше к Лишари и позаботься о ней. Иди к Велисарию и убеди его в том, что бессмысленная война окончена.
— Нет, постой, Натара! — я изо всех пытаюсь подобрать слово, способное её остановить. — Коарек не будет держать обещание. Он уже приказал распять и убить многих эндеральцев, так почему же ему стоит изменять своим принципам? Если хочешь спасти Эндерал от кровопролития, то послушала бы Велисария.
— Ты и твой командир много сделали для страны. Я не спорю — вы возродили множество селений, смогли привести к миру тех, кто ещё вчера готов был убить друг друга. Но война… её нужно закончить сейчас, — настаивает она на своём, но и не приказывает распечатать врата.
— Ещё вчера ты говорила о нас, как о предателях… что изменилось? — мне стало интересно, почему вдруг она переменила своё мнение, да и это ещё немного потянет время.
— Да, я считала вас предателями, думала, что для вас главное это либо личная нажива и слава, либо служба Коареку, — в голосе Натары пробежали нотки вины. — Но вы доказали обратное. Прости меня, что так считала вас такими. И прости меня за то, что я сделаю, ибо иного выхода нет.
— Не ты ли говорила раньше, что сотрудничество с Коареком это предательство? Я рад, что ты подумала о нас иначе, но…
— Так и ты подумай обо мне иначе, — просит она, едва ли не протягивая руки, перебивая. — Я хочу, чтобы все мы жили теперь мирно. Чтобы жёны и мужья воспитывали детей, а не видели их предсмертные агонии, чтобы не лилась кровь по улицам Арка.
— Если ты так хочешь помочь стране, то почему не сделала это раньше? — мой вопрос звучит уже не с прошлым обвинением её правления, а скорее из интереса. — Ты могла это сделать, когда не было Арантеаля.
— Я и сейчас пыталась помочь Эндералу! — оправдательно крикнула женщина. — Представь себе — Великий магистр, безраздельно правивший страной, внезапно пропадает и всё бремя власти, всей массой, ложится на тебя. Да я до этого занималась лишь войной и обучением, и знала о делах государства только на бумагах. Я просто не знала, как править страной, набитой теми, кто готов её разорвать! Не знала иных методов, — такое ощущение, что раскаивается в своём правлении и её ошибками, но вот вопрос — что её так изменило? — Знаешь, мне порой кажется, что Арантеаль умер там, в Нериме, а оттуда вернулась его не самая лучшая копия.
— Я тебя понимаю, — тихо говорю Натаре и замечаю, что все смотрят на нас и следят за диалогом. — Ты говоришь, что желаешь мира для народа, но правильно оценит ли он твой порыв? Не предаст ли он слово? К тому же одобрил ли Мальфас такой поступок?
— И сказано в вашем Предании — «прежде ищи мира, посоветуйся перед войной», — неожиданно выпалила цитату Натара. — Я его и ищу, ибо
— Ты читала его?
— Да.
— Ты тогда должна помнить и иное — «устами своими притворяется враг, а в сердце своём замышляет коварство», — я продолжаю убеждать… если она читала Предание и слова его легли ей на сердце, она должна им внять. — И сказано ещё — «Вот шесть, что ненавидит Создатель, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями».
— Фриджидиэн, я больше не могу говорить с тобой. Чем дольше мы с тобой общаемся, тем дольше всё это продолжается. Арантеаль всё это начал, так позволь же мне закончить.
— Натара…
— Чародей! — кричит она, отвернувшись от меня.
Я бы хотел дать команду — следопыты на стенах могут положить всех одним залпом — и чародея, и хранителей, и Натару, но что-то сковало меня. Один вид столь причудливого поступка, той, кто была вернее сильнее всего Святому ордену и его идеалам, открывает врата его губителям. В разгорячённом духе рождается крик души, но тело как будто кем-то сжато и стянуто хваткой безволия и немоты. Я только и могу смотреть за тем, как маг заклятье за заклятьем рушит барьеры, наложенные Юсланом.
Спустя пару секунд, магические печати развеялись со звуком метели и зелень, окутывавшая воротную решётку растворилась подобно утреннему туману. Теперь за ней отлично проглядывается неримский строй.
— Поднимай! — кричит Натара и не сразу, стража тоже потонула в сомнениях, решётка поднялась; спустя только минуту раздался пронзительный скрип и врата «распахнулись» перед армией врага.
Вот так вот… две операции, широкий театр боевых действий, реки крови и мобилизованные ранее неведомые, поистине колоссальные для Эндерала ресурсы. И всё ради того, чтобы это пустить по ветру и так просто впустить вражескую армию. Неримляне двинулись вперёд, так легко и вольно, словно не было «Фермерского берега», бойни на «Золотом берегу», окружения и уничтожения их группировок на севере и у Дюнного. Они заходят как те, кто одержал верх в этой войне… и меня это коробит, от чего даже щёки объял огонь.
Армия Нерима вошла в город, словно как на победный парад. Впереди шагают тридцать арбалетчиков, обвешанных полным латным доспехом, а впереди них сам Таранор, со свитой в виде двух лучников. Только вот в него руках вместо цветов перемирия — бритвенноострый клинок. А за ним протянутые в глубину отряды мечников и копейщиков, составляющих костяк неримской армии.
Тручесса взяла мешок от одной из хранительниц и широким движением швырнула его Коареку, а тот ловко поймал.
— Держи! — крикнула Натара. — Сигил!
Коарек опустил руку в мешок и зацепился за что-то… а потом вынул светящийся внутренним светом тёмно-фиолетовый шар. Отблеск магического артефакта отразился огоньками безумия… которым он впринципе и заражён.
— Вот незадача, — Коарек взхглянул на Тручессу, его рука ослабла и с ладони слетел хрусталь… прямо на брусчатку. Стекольный звон разнёсся шоковой волной среди хранителей. Теперь город беззащитен перед Красным безумием.
Таранор вышел вперёд и вздел длань и сию секунду арбалеты были подняты, а пехота стала рассеивается у ворот, занимая позиции перед боем.
— Молодец, девочка, — с демоническим блеском в очах, произнёс Коарек. — Ты всё сделала правильно. А теперь, я вынужден избавить город от бремени религии. Ты понимаешь… все люди здесь заражены религиозным типом мышления и всем им нужно… очищение через сталь и огонь.
— Ты обещал…, - опешила Натара, в её руках засиял меч, а сама она отмашкой дала команду готовиться к бою… сорока хранителям против десятков тысяч.
— Я верен «высшим». И они призывают к этому.
— Ты — мерзкий выблядок! — выругалась Натара, что вызвало лишь хищный оскал у Коарека; протектор Вольного народа рассмеялся, показывая, что ему плевать и на данное слово и на горожан вообще.
— Я знаю. А теперь, отправляйся к своим ложным богам в небытие.
— Не-е-ет! — кричу я, понимая всё своё бессилие, всю свою обреченность и безысходность.
Коарек даёт отмашку, и арбалеты дрогнули. Тридцать болтов в одну секунду устремились в одно место, в сердце той женщины, которая подумала, будто сможет спасти город и его жителей, передав его в руки зверю. В последние часы своей жизни она подумала о людях Арка, о его благополучии и, сжалившись над тысячами жизней, решилась пойти на столь опрометчивый ход.
Тручесса выставляет перед собой магический щит чистой ментальной энергии. Я же… страх и ужас накрыли меня при одной мысли использовать магию, но всё-таки я поднимаю руку. Меня едва не вывернула, брюхо скрутило, как тряпку на выжимке, но я тоже создаю барьер и тридцать болтов в ослепительной вспышке выбитых искр, разлетаются.
— А-а-а-а! — с диким воплем от боли я упал на колено, став лёгкой мишенью для лучников, которые не замедлили напасть на беспомощного человека… то есть меня.
Конец близок. Две стелы отправились в полёт и с хищным свистом сейчас вопьются в горло. Что ж, такова смерть — пал жертвой за Арк.
— Фриджидиэн! — крикнула Тручесса и выдавила остаток магических сил.
— Уходи! — отмахнулся я, когда в сантиметре стрелы превратились в пыль… и сам не верю этому — я спасён Натарой.
— Всё приходится делать самому!
В руки всё взял сам Таранор. Выдернув заряженный арбалет, он сорвал с пояса особый болт и возложил его на ложе… засветившееся мерзко-зелёной дымкой. Резким движением, подняв оружие, он точно прицелился и выпустил смертоносный заряд.
Натара взмахнула руками, но больше ментальных сил колдовать не было и вместо щита перед ней только пустота. Болт ударил в броню, взвился истошный скрип и звон, смешанный с её пронзительным криком. Если бы это был обычный снаряд — панцирь удержал, но вот зачарованный… сталь пробила доспех и пробралась под одеяния, впиваясь в плоть. Она покачнулась, жизнь вмиг стала покидать её тело, рука с клинком опустилась, пальцы разжались, и оружие с трезвоном упало на брусчатку.
Я не успел… подбежав к ней мне только и осталось, что выставить руки и подхватить падающую Тручессу. По моим ладоням скользнуло её мокрое от дождя и крови тело, но я зацепил его и подтащил к груди. Хранительница в предсмертной агонии схватила меня, но тут же разжала цепкие пальцы, понимая всю тщетность своего положения. На её губах сверкнула кровь, струйкой побежавшая изо рта по горлу, смертные сипения зазвучали вместо слов, в её живых лазурных глазах я узрел истинную печаль и сожаление, и увидел, как горячие слёзы расчертили щёки.
— Фрид-дж-диэн, — прохрипела она, прижав свою ладонь к моей груди и проводя по ней, оставляя багровый след. — Ты, кхам… ты пр-прости мен-я-я-я-я, — её грудь стала высоко вздыматься, она стала жадно поглощать воздух. — Я-я-я х-о-тела как л-лучше.
— Не говори ничего! — я пытаюсь её исцелить и хоть на немного отодвинуть смертный час, водя правой осветлённой лечащим заклятьем рукой у багряного пятна на груди, но рана… она не затягивается и, посмотрев на трещины в наконечнике болта из которого сочится зеленый свет, понял, что он заражен заклинаниями энтропии.
— Т-ты н-настоящий з-з-защитник Э-э-эндерала, — выдавила она и натужно улыбнулась, показав тёмные от крови зубы. — Я… я подвела всех.
— Ты тоже хотела его спасти.
— Я — дура. П-прости меня, — она дотянулась пальцами до щеки… и провела по ней, я ощутил тёплую кровь и её нежное прикосновение, и как жизнь покинула её взгляд, оставив остекленевшие глаза.
Тручесса… её мертвое тело легло у моих ног, кровь брызнула на сапоги. Я… я опешил от этой картины. Натара Даль’Верам, женщина, сгубившая страну, убившая надежду многих… сейчас её бездыханное тело лежит у моих ног. Но в последний миг своей жизни она подумала об осаждённом городе, однако наивность стоила ей жизни.
Я склонил голову над ней. Проведя ладонью по слегка шершавому лицу, закрыл ей глаза. Чуть приподнявшись, я потянул за руку её тело и смог поставить его на ноги, а затем подвёл ладонь под колени и взял её на руки. Неримляне, словно чувствуя важность момента, лишь смотрели за этим, оставаясь безучастными. Я стал отходить от ворот, приближаясь к линии своих, как услышал голос, отразившийся в душе гроздями гнева:
— О! — вперёд сделал шаг Коарек. — Какая милая сцена. Я не посмел её прервать. А теперь, позволь, я захвачу город и положу конец существованию религии! Ведь мне выпала эта тяжёлая роль спасти мир от его мракобесия.
Я не обратил внимания на него. Этот ублюдок может скулить, что вздумает, мнить, кем хочет, но он не более чем разбойник, с такой же лёгкостью отнимающий жизни и с такими чёрными мыслями. И печальней всего, что на его россказни о благородстве повелись хранители — те, кто должен был распознать яд в его речах, узнать ложь, слетающую с его раздвоенного языка.
Натара, сейчас отягощает мои напряжённые руки, согревая их остаточным теплом. Плачь с небес смысл с неё кровь, очистив лунно-белый лик. Пронеся её метров десять, я встал у строя солдат, готовых к битве.
— Отнесите её к Арантеалю, — передаю я тело крупному воину. — Скажите, что в последний миг своей жизни она не хотела зла.
— Есть, — кивнул он и взял мертвую девушку.
— Я спасу этот город от его невежества! — визжит Таранор и его противный голос, переполненный надменностью, вызывает у меня приступ злобы и крика:
— Ты — обычный террорист, а никакой не спаситель! — ладонь обхватила рукоять оружия, и с лязгом оно вышло из ножен, надпись на клинке — «Мой меч разрежет тьму, мой свет развеет мрак» засияла светом солнца. — И ты сейчас умрёшь!
— Ты не убьёшь меня! — напыщенно кричит Коарек, поднимая меч и сверкая кольцом — золотое украшение заключает основу его пальца, усиленное печатью с волчьей головой. — Меня защищает сила моего рода и Высшие!
— Я вижу, что ты нацепил на себя древнюю кабаэтскую реликвию, — замечаю я кольцо королей севера Нерима. — Сегодня оно тебя не спасёт.
Выпрыгнув вперёд, мой клинок вырисовывает сверкавшую дугу, и высекает ослепительный сноп искр, встретив палаш Таранора. Тот контратакует, но моя злоба сильнее — я пинаю его в живот и отталкиваю и в ниспускающем ударе пытаюсь его достать. Лезвие моего меча рассекло бы его шею, но он отбивает удар резким блоком и подсекает под меня рукоять неожиданным ударом в живот. Брюхо объяла боль, я скрючился и Коарек уже занёс меч для пронзительного удара. Я же, вспоминая всё подлость его и обращая память в огонь ярости резко выкручиваюсь и секущим движением бью в запястье. Наруч врага резко скрежетнул, а затем Таранору пришлось отпрыгнуть назад, и он неудачно приземляется. Его пятка пришлась на камень, который прокрутился и выбил землю из-под ног. Коарек шлёпнулся на брусчатке, и я кинулся к нему, выставив перед собой клинок. Остриё уже неслось к шее, хищно сияя и вот-вот я вонжу его в шею, пробью её и напою клинок его кровью.
Коарек стал кататься как червь, мараясь в грязи и впитывая все лужи своим табардом и даже куча конского навоза его не остановила. Он обмазался в дерьме, лишь бы не быть заколотым, а затем резко поднимает себя и пнув по кучке зловонного, скрывается за солдатами, вставшими между мной и им подобно щиту.
— Трус! — рассвирепел я от невозможности прибить засранца.
— В атаку! — ответил он мне своим гневом, и его солдаты пошли в бой… последний бой этой войны. — Никого не щадить!
В бессильной злобе, в порыве гнева и отчаяния я бросаюсь во вражеский строй, но сзади меня хватают за шиворот и оттягивают. Это оказался крупный хранитель, лица которого я не видел, но вот глубокий резкий голос запомню навсегда:
— Не нужно! Тебя просто убьют!
Неримляне волной хлынули вперёд, но встретились с ожесточённым сопротивлением, по ним ударили мечи и топоры хранителей, не желавших просто так умирать!
— Отдадим свои жизни подороже! — крикнул кто-то, врубаясь в неримский ряд и просекая его кровавыми брызгами — каждый взмах его фламберга отнимал по жизни.
Завязалось сражение у ворот. Вторая битва за Арк началась и в ней сошлось несколько тысяч неримлян с горсткой храбрецов из Святого ордена. Следопыты поддержали хранителей залповым огнём — дождь острозаточенных стрел обрушился на неримлян, а через пару секунд ещё один. Непревзойдённые мастера лука обдали чудовищным ливнем смерти людей запада, осыпая их сталью и вскоре весь их фронт оказался истыкан стрелами.
Я тоже принял участие в битве, невзирая на отсутствие доспеха. Мечом я отсёк удар и пронзил грудь у сердца неримлянина и опустил рукоять, заставив его сползти с оружия. Вторым ударом я сумел достать шлем норманна и оглушить его, развернувшись чуть в сторону своим лезвием распарываю табард на алеманнине и погружаю быстрым швейным ударом клинок в его брюхо. Тот взвизгнул и осел, держась за кровоточащий живот… через секунду раздавленный своими же соратниками.
— За Святой орден! — кричат хранители. — Солнце вас сожжёт!
— За Высших! — вопят неримляне, стягивающие ряды под неудержимым напором лучников и хранителей. — За новый мир без религии!
Хранители воевали с таким неистовством, с каким только можно — их могучие мечи и секиры повергали неримлян, те же отвечали напором и опрокидывали на землю святоорденцев, разили их. Десяток норманн и алеманн погибло в стремлении убить хоть одного хранителя и через минуты десять кровопролитной битвы под моими ногами накопилось столько мёртвой солдатни, что стало трудно даже их перешагивать.
— Уходи! — отшвырнул меня один из хранителей. — Подними оборону!
И я побежал, зазывая со стен следопытов и стражников. Над головой пронеслись объятые огнём шары и булыжники, озарившие улицы и рассеивая тьму. Они приземлились среди домов, на крыши и площади, с резким взрывом обозначив печальную новость — вторжение в город началось.
Южные ворота захлебнулись в крови и волне неримцев, которые потекли в город бурным потоком. Геральдический орёл вскоре взвился на надвратном помещении, сигнализируя о первом успехе наступления. А затем ещё одна волна камня, объятого огнём, призванная подавить сопротивление в глубинах града.
Величественная столица, обнимающая гору и возносящаяся по ней к небесам, медленно начинает гореть, алое зарево пожарищ вспыхнуло тут и там. Дым и багровые пламени стали подобием сигнальных огней для смерти. Несколько тысяч лет росла она и развивалась — из маленькой деревни до колоссального мегаполиса и теперь она в когтях неримского орла. Если план Велисария сегодня не сработает, то эндеральский лев будет истерзан и сожжён, а его град столичный сравнён с землёй.
Я вбегаю за ворота и за мной опускается решётка, с грохотом впившаяся в брусчатку. На стенах и башнях рассредоточились аркские стрелки, приготовившиеся дать последний бой на улицах в эту ночь. Я приготовился бежать дальше, чтобы глубже в городе сформировать оборонительный рубеж, но меня остановил высокий мужчина, на котором как символ власти красно-белый плащ, на плечах золотые символы короны, а через грудь проходит серебряный аксельбант. Его окружает свита из двадцати воинов, отличных от обычных стражников ламеллярным доспехами.
— Рапри Даль’Гераль, — представился он. — Полковник Стражи и командир территориального аркского гарнизона. Я пришёл на звуки битвы.
— Командор ордена Храмовников и Центрос Единой Эндеральской армии, — в ответ представляюсь я. — Что у вас с армией? Кто может дать отпор?
— Всё очень печально, — он посмотрел влево, словно сквозь стены и дома увидев то, чего не могу я и тут же изрёк это. — Как сообщают, на левом побережье начинают строиться не менее десяти тысяч. Они обойдут вас и ворвутся с западных ворот… заодно отрезая Арк от подкреплений из Речного. Ваши планы не сработали.
— Полковник, что с армией? Сколько в Арке!?
— Вы покинули нас… Велисарий покинул нас, — продолжает осуждать нас полковник. — Нерим займёт Арк, и всех перебьёт.
— Полковник!?
— Под моим началом не больше трёх тысяч душ, — всё же говорит он. — Две тысячи из городского полка, а вместе с ними пять сотен наёмников-арбалетчиков и пять сотен солдат ополчения.
— Что мы можем сделать?
— Броситься на мечи. Это будет красиво и эффективно.
— Полковник! — в очередном приступе злобы я хватаю его за аксельбант, что заставляет его воинов уставить вужи мне в сердце. — Нам нужна помощь! Организуйте выход всех оставшихся жителей, закрепитесь!
— Ладно, — Рапри аккуратно взял мою руку за запястье и отодвинул её. — Удерживай неримлян столько, сколько можно.
— Хорошо, — киваю я приступаю к исполнению плана.
Следопыты заняли позиции на стенах, отрезающим северные просторы южного квартала от его дальнего отростка. Под тканными навесами, защищающими от холода и дождя, они выставили пол сотни луков и стянули тетиву, уставив стрелы в сердца противников. Я тоже встал рядом с ними. Клинок упокоился в ножнах до поры до времени и его место занял лук. Колчан я повесил на бедро и вытащив оттуда стрелу возложил её на дерево и с треском натянул его.
— Стреляй! — отдал команду главный следопыт и на врага обрушилось сто пятьдесят стрел — вместе с нами и солдаты Арка ведут обстрел.
Враг, двигаясь густой толпой по дороге прикрыл себя щитами и большинство стрел увязло в дереве и железе, но малая часть из них сразила наступающие орды. Я снова кладу перистую деревяшку… но делаю это настолько медленно для союзников, что они не ждут не меня, ни аркчан и уже снова стреляют. Я присоединяюсь к ним позже. Чувствуя усталость и боль в руках, я целюсь и нахожу траекторию стрелы. С облегчением спускаю тетиву и выпускаю снаряд в свистящий полёт — с заворожением я гляжу как за миг она падает в строй неримлян и находит щёлочку между щитами и заставляет упасть какого-то норманна. Следопыты с из ряда вон выходящей ловкостью опять кладут стрелы и синхронно засыпают ими врагов, столпившихся у решётки, но эффекта мало — враг создал плотную стену щитов.
— Чтоб тебя! — раздался крик одного из стражников, отправивший в полёт две стрелы, всё равно попавшие в щит какого-то солдата.
— И зачем им подбираться так близко… они всё равно не протащат таран.
Теперь я вижу, зачем им это нужно было и что стена щитов стала главным прикрытием не для них. Среди строя внезапно появились боевые чародеи, выныривая из моря эгид, выставляя руки и облили стены и башни магией. Струи ментального огня и холода захлестнули помещения башни справа, постепенно умножая всё живое на нуль. Оттуда вылетели крики боли и агонии, а затем снеся дверь вынеслись люди — кто-то в объятиях огня, подобно факелу, а кто-то выполз с огромными наростами льда. Они далеко не ушли — бедолаги упали на пороге, умерев от болевого шока.
Направив злобу в оружие, я стягиваю лук до треска, лихорадочно водя им и ища цель и как только я нахожу мага, разжимаю два пальца. Стрела отправляется в путь и через секунду уже хищно впивается в плечо мага.
— Если меч — это продолжение руки, то стрела — это продолжение души! — кричит командир лучников и сам стреляет — спустя миг наконечник высовывается уже из горла чародея.
Ещё один групповой залп выкосил часть наступающих, оставив их лежать у врат. Но и враг находит что сделать — обступив щитами ещё одного колдуна, они закрыли его от дождя стали. Я пытался попасть в него, целясь в щёлки, но всё тщетно — стрела за стрелой отскакивали от «укрытий».
Щиты распахнулись, и он смог выпустить заклятье. Огненный болид с рёвом пронёсся до решётки и коснувшись её, высвободил всю заложенную энергию. Металл воротины не выдержал такого напора и прогнулся, оссияв раскалённо-алым. Затем три мага ударили по нему шарами, оставлявшими шлейф морозного дыма, которые прикоснулись до железа с гулом, вбивающим головную боль. Взрыв заставил клеть скрипнуть, а затем треснуть и обрушиться.
Неримляне хлынули в разбитую решётку с криками и торжественными воплями. Лучники всё ещё засыпают их ливнем стрел, и я вторю им и натягивая тетиву, отпускаю её, загоняя стал под лопатку врага.
И всё-таки мы проиграли этот бой. Сколько бы стрел не было выпущено, но враг потерял не более сотни, а Нерим прорвался на север. Он пройдёт огнём и мечом по южному кварталу, ничего от него не оставляя.
— Нужно отступать, — дёрнул меня командир следопытов и скользнув дланью, схватился за лук и выдернул его, пихнув в грудь свиток.
— Отходим на третий рубеж обороны! — приказываю я.
— Уходи, — рука мужчины ладонью прижалась к груди и ощутил, как меня отталкивают с такой силой, что я едва не слетел со стены. — Мы же задержим их до поры до времени!
— Хорошо, — киваю я и отступаю.
Следопыты и стража Арка возможно ещё час продержаться и как бы сильно я хотел вместе с ними стоять здесь, но это чистое самоубийство. Но у Велисария иные планы и мне ещё нужно воевать, пока не будет сражён Коарек. Мы ещё отобьём город и поквитаемся с врагом.
Взмахнув руками, и растворив бумагу в выпростанной магии, я открываю магический портал, который меня и захватывает. И нет передо мной образов южного квартала, знаменитого своими широкими дорогами и просторными кварталами. Вместо этого рыночные дали — невообразимая площадь, возле которой всё сжимают двухэтажные дома, и палатки. Десятки разноцветных навесов с прилавками, у которых некогда кипела жизнь. Тут же у крытого колодца, я вижу полковника, активно раздающего приказы и направляющего подразделения солдат.
— Мессир Рапри! — кричу я. — Враг прорвался. Скоро он будет здесь.
— Что ж… цена предательства оказалась слишком высока, — бесстрастно отметил командир гарнизона. — За свою выходку Натара расплатилась целой столицей. Как же всё это иронично — та, кто должна быть вернее всех, предала всё, во что верила и что защищала.
— Потом поговорим о мотивах подобных поступков, уважаемый мессир. Сейчас же… что у нас с войсками.
— Четвёртый полк «Гвардия Арка» занял положение в центре, ополченская баталия защищает нас с севера. Арбалетчики встали в Квартале знати и прикроют нас.
— Что с гражданскими?
— Да, мы переправили всех, кого удалось найти в Подгород. Теперь в городе только военные … я надеюсь.
Что ж, это уже хоть что-то. Три тысячи уже можно противопоставить врагу, который идёт по городским кварталам, уничтожая всё живое, что попадётся ему на пути. Натара… её поступок привёл к падению столицы, к тому, что Коарек как никогда раньше близок к победе. Велисарий этого не планировал, это не в его распорядке, он думал, что такой исход будет позже, но теперь ему придётся подстроится под ситуацию, которая с каждым часом становится всё катастрофичнее. Цена поступка Натары… она слишком высока — на кон поставлен весь континент, если не весь мир. Что будет если Коарек победит? Что ждёт мир, когда предпоследний оплот старого порядка падёт, а затем в огне сгорит и Кира? Мир в когтях безумца, который служит силам, желающим смерти всему живому… и всё из-за одного поступка, который подобно мелкому камешку, потянувшему за собой целый камнепад.
— Натара, что же ты сделала…, - горестно шепчу я. — Не могла потерпеть пару дней? Всего какие-то два-три дня.
— Приготовиться! — командно кричит Рапри. — Строимся по подразделениям! прикажите ополчению прижаться к нам!
Командиры стали передавать приказы и вскоре весь рынок до верха наполнился криками команд. Мы растянулись от края до края, оставив север ополченцам, а юг как зону обстрела арбалетчиков. Я не знаю, сколько мы продержим врага и сколько будут идти доности до Храма солнца о том, что враг в городе. И катапульты смолкли.
— Коня, — нисколько предложил, сколько приказал Рапри. — Вы войдёте в конный отряд.
Только спустя через полчаса часа моих размышлений неримляне показались на поле боя. Всё такие же — чёрно-жёлтые, знаменосцы тащат массивные стяги с орлами и полковыми штандартами, а впереди идут команды прорыва — рыцари народного гнева. Он расплываются медленно, проступая из всех улиц и стекаясь на краю рынка, где собираются в единые линии. Второй этап битвы вот-вот начнётся — Нерим уже получил в лапы южный квартал и часть рынка, а также всё, что лежит на восточном побережье.
К Рапри прильнул воин, отдавший скоротечный доклад:
— Как передаёт разведка, они подвели двадцать катапульт к стенам.
— Полк! — кивнув, приказал командир гарнизона. — К бою!
Отряды стали немного перестраиваться — вперёд вышли наиболее экипированные солдаты, способные хоть на немного задержать рыцарей народного гнева. Но и неримляне, желая, как можно скорее выиграть эту битву, выставляют вперёд чародеев. Не менее полусотни магов встали вперёд, перед подразделениями, принимая командование группами. На эту выходку нам нечего противопоставить — чародеи впереди это слишком мощное усиление, которое итак делает без того катастрофическое положение ещё хуже.
Нет никаких переговоров. Полковник махнул мечом, затрубил рог и пять сотен арбалетчиков спустили с лож лавину болтов, покосив фланг неримского строя. Неримляне же не стали отсиживаться, и лучники среди них обрушили на нас град стрел. С их стороны прозвучали боевые трубы, и воины двинулись вперёд. В эту же секунду заработала и артиллерия — огненные глыбы показались устрашительным заревом за стенами, а потом осветили город и свалились на наши головы. В рядах вспыхнули взрывы, завыли люди, и строй расселся.
Чародеи и рыцари гнева направили удары в прорези наших войск, которые отчаянно пытаются сомкнуться. Арбалетчики, недосягаемые для лучников, стали бить по ним. Болты завизжали у домов, у улиц, втыкались в стены и углы домов, но находили цели. Один за другим отряды стрелков оказывались под перекрёстным дождём стали, изматывая их, и заставляя искать укрытия, не давая поддерживать наступление.
Я вижу, как маги стали поливать эндеральцев огнём, молнией, морозом и энтропийными сгустками энергии, озаряя рынок цветами багровыми, насыщенно-фиолетовыми, синими и противно-зелёными. Свет заплясал всюду — на брусчатке, палатках и домах, суля смерть. Первые солдаты и сержанты были буквально сметены приливом чар, превращаясь в вихри пыли, куски жаренной плоти или промороженное мясо.
Маги и рыцари гнева врубились в эндеральский полк, подобно тому, как это делает зверь, настигающий жертву. Их широкие двуручные мечи быстро пустили кровь бронированным сержантам впереди строя. Те же безуспешно кололи копьями и лязгали мечами о латы, полагаюсь на свои кольчужные доспехи, но те плохо помогали. Массивные клинки разбивали щиты, разметая щепки, чары выплёскивались в реальность жуткими заклятьями, окружая магов арурой погибели. И вновь швырнули массивные камни катапульты, превращая красивые здания в руины, только пара глыб упали на головы неримлян, прямо в гущу строя, сметая народ. Рыцари усилили давление и прорвали центр нашего полка — они идут и косят людей направо и лево, разрывая кольчуги, словно это ткань и орудуют столь массивными мечами, что кажется, будто это ангелы войны.
— Нас скоро опрокинут! — я схватил Рапри за запястье. — Нужно что-то сделать!
— Я вижу, — всё также безэмоционально говорит полковник, только на этот раз поднимая длинный меч, с широкой гардой. — Кавалерия, в атаку!
Пятьдесят всадников, с копьями и мечами наперевес отправились в атаку, прямо в центр. Я рядом с полковником на коне, поднимаю меч для хлёсткого удара, который вскоре наношу — лезвие оставило глубокую рану, оголяя кость в разрезе. Маг зацепился за плечо и ключицу, его рука засияла заклятьем исцеления, но ему не суждено было залатать себя. Копьё, что длиннее его самого пробило его будто мясо для шампура и тот успел только крикнуть и оставить свой отряд.
Наёмные «арбалеты» переместили прицел ближе к нам и закидали гущу врагов метательными снарядами, остановив продвижение. В это время мне и всадникам удалось не только закрыть прорыв, но и удачно контратаковать. Копья всадников умело вбивали в шеи, глазницы, локти и прочие слабые места латного доспеха, опрокидывая рыцарей народного гнева. Обычные солдаты попятились, но их сержанты потянули в бой под угрозой смерти, удерживая бойцов. Мы схлестнулись в жестокой рукопашной, где тяжёлому оружия врага мы поставили нашу ярость и напор.
Я уколол с коня мечника и молниеносно пронзил спину копейщика, так опрометчиво повернувшегося. Проведя коня вперёд, я хлестал мечом направо и влево, рассекая море врагов. Всадники из личного окружения полковника рядом окружили себя ореолом кровавой дымки, их копья и топоры ввергли в ужас солдат Нерима, особенно когда с жадностью впивались в тела или пронзали их.
Чародеи потянули свои отряды к нам, в отчаянной попытке нас остановить. Я даю себе один лишь миг, чтобы взглянуть на положение и рыдаю от того, что полка практически нет. Он пропал в чёрно-жёлтых ордах, которые рассекли его в десятках мест, окружают и топят в крови. Неримляне всюду — их армия разлилась по всему рынку, тесня нас, и обхватывая фронт, заходя за фланги. На брусчатке мерцает алое, всё устлал покров тел, прикрытых красно-белой тканью. Это поражение.
Завидев рыцаря, я решаюсь его прикончить и направляю лошадь прямо на него, но тот резко нагибается и мясницким ударом рубит по ногам коню. Ухо резануло жалобное ржание, меня выкинуло вперёд, и я бы сломал себе шею, если бы приземлился в кучу изрубленных тел эндеральцев.
Рыцарь народа, с пляшущим гребнем, побежал ко мне и вознёс двуручник для нисходящего удара. И вновь я на грани смерти и снова случай спасает меня. Всадник направился к нему и вогнал широкий меч в шею, искупав его в крови больше чем наполовину. Латник плюхнулся на камень, а конник широким взмахом отсёк другому воину кисть, третьему на груди высек глубокий порез. В нём я узнаю полковника, который подъезжает ко мне, в его руках сверкнула бумага, которая через бросок оказывается возле меня.
— Отходи к Храму! — полковник с лихого удара опрокидывает наземь ещё одного рыцаря. — Сообщи, что город — пал!
Я поднимаю свиток и прежде чем ускользнуть с поля боя взираю на истинность слов полковника — вся площадь торговая залита кровью… эндеральцев, которых практически не осталось. Немногие способные бегут выше, в Квартал знати, а остальные зажаты на позициях и ждут скорой смерти. Поднимаясь, я открываю портал, чтобы в Храме солнца сказать — наступило время хода Велисария.